Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Царевич некоторое время недоумённо смотрел на неё, но собрался с мыслями и ответил:

— Я всегда думал, что больница в Гондишапуре — это легенда.

— Больница? — хмыкнула Евдокия. — Нет, там не просто больница была, а центр медицины! Лекари лечили и изучали болезни, описывая их. Они создавали лекарства и готовили преемников. И эти труды находятся у Папы! А я тебе напомню, что Авиценна, Абу Бакр ар-Рази, ибн ан-Нафис — выходцы из тех краёв. Им достались крохи древних трудов, но даже так они превзошли европейских лекарей.

— Про Авиценну слышал, а остальные… — Иван Иваныч нетерпеливо оглянулся на князя, надеясь, что тот выскажешься по делу, а не как Дунька, но девушка торопливо продолжила:

— Они дали описание происходящих внутри человека процессов, разработали новые лекарства, придумали удобные инструменты для операций и оставили немало записей для потомков. В наших монастырях сохранились кое-какие книги, и их не просто хранили, а переписывали и пытались размножить. Игуменья Анастасия мне прямо сказала, что когда на востоке были разрушены города, то дошедшие до нас беженцы отдавали книги монахам, чтобы те спасли их и сохранили в веках.

— Дунь, ты…

— Подожди. Ты спросил, откуда папский посланник знает то, чего мы не знаем. Я тебе отвечаю и считаю важным это понять. Рыцари в крестовых походах выгребали не только золото, каменья и шёлк, они увозили книги. Но смотри, что получается: ни они, ни их правители не удосужились их прочитать. Это сделали единицы, и из истории мы знаем, что все они вызвали недовольство церкви своей учёностью.

— Ну ты вспомнила! Когда это было? Сейчас во всех европейских монастырях выращивают лечебные травы и ценят тех, кто умеет лечить.

Евдокия открыла рот, чтобы закончить свою мысль, но царевич сам все сказал:

— Ты преувеличиваешь разорение от рыцарских походов. Процветание азиатских государств было прервано Чингизом, это его воины оставили в руинах Бухару, Самарканд, Мерв и другие города. Его руки дотянулись до Персии и до страны Чудес, ввергая жителей в рабство и нищету.

Евдокия открыла рот, чтобы настоять на своих мыслях, но царевич опередил её:

— Я не спорю, что рыцари привозили из своих походов книги, которые отдавали папскому престолу. Об этом говорил сам Игнасио.

Иван Иваныч тяжело вздохнул, кивнул сам себе и признал, что все же в словах подруги есть рациональное зерно, а он своими уточнениями только все путает:

— Теперь мне даже удивительно, что никто раньше не задавался вопросом, зачем шла охота за знаниями, если их не открыли даже для знати.

— Вот! — Евдокия обличительно вздела палец кверху. — Знания исключительно для избранных, для преданных лично Папе! А учёных жестко контролируют и придавливают, если они выдают передовые мысли.

Царевич уныло смотрел на Евдокию, не зная, что делать с открывшимися обстоятельствами. Можно было бы сказать, что пусть Папа делает у себя что хочет, но он лезет на Русь: заговоры, покушения, смущение умов… всё это дело рук его посланцев.

Но подруга не разделила его мрачных мыслей:

— Не печалься, царевич! На каждого мудреца довольно простоты. Мы по наитию все последние года в пику Папе передавали знания людям. Конечно, кто-то берёт немножко, но достаточно тех, кто вдохновлён узнанным и идёт дальше.

Евдокия посмотрела на князя, намекая на его дельтаплан.

— А теперь важно донести до наших священников, каков замысел Папы или тех людей, что прячутся за ним — и дорога на Русь будет закрыта! Только замечу, что нам необходимо беречь своих розмыслов и таких людей, как Катерина.

— Это мы потом обсудим, — закрыл Иван Иваныч поднятую тему. — Кстати, отец давно хотел просить тебя взяться за собрание трудов по разбору железных руд, по плавке и прочему. Розмыслы записывают все свои достижения, но некому собрать всё воедино, чтобы начать учить молодых.

Евдокия разочарованно посмотрела на царевича, но согласно кивнула. Кошкинские металлурги добились значительных успехов, и давно пора было систематизировать записанные ими наставления, но кроме неё этого пока некому сделать.

— Всё это вы можете обсудить по дороге домой, — вступил в разговор князь. — Сейчас надо идти к Стефану и говорить о нашем отъезде. Тянуть больше нельзя.

— Ты прав, — согласился Иван Иваныч и решительно поднялся: — Идём.

Евдокия неохотно вышла, давая возможность собраться с мыслями царевичу и князю. Им предстоял непростой разговор. Стефан одной рукой выталкивал дочь в безопасное место и радовался перспективному жениху, а другой держал, зная, что больше не увидит её. Боярышне было жаль его.

Она прошла к себе, но сидеть в ожидании результата было невмоготу. Бабушка ещё не вернулась, а записывать сказки или тренировать пальцы в игре на лютне ей больше не хотелось. Вот дали бы ей расписать стены, она бы превратила замок в сказку, но увы!.. Тут не на один месяц работы, да и не хотелось ей вкладывать душу в роспись ради местных вельмож.

Не найдя себе дела, Евдокия оделась и взяв себе в сопровождающие Арину, вышла во двор. Там к ней присоединился Илья, а после подошел Балашёв с двумя внуками.

— Вот, Гордейка и Елисейка, — немного волнуясь, представил их Кузьма.

— Хм, надо же — Гордей и Елисей. А как батюшку их звали?

— Дак, поди знай, — растерянно ответил воин, но старший внук произнес:

— Мстишей батьку звали.

— Значит, с возрастом будут Гордей Мстиславовичем и Елисеем Мстистлавовичем. Прямо по-княжески звучит!

— До этого ещё дорасти надо и заслужить, — буркнул Балашёв, и Евдокия поняла, что не всё гладко у него с обретенными внуками.

Она отметила, что младший жмётся к нему, а старший вроде как сам по себе. Ей показалось, что Гордей ревнует братишку. Это можно было понять. До сего момента именно он был для Елисейки самым важным человеком, а теперь это дед. А ещё он совершенно точно хотел так же по-детски прижаться к Кузьме и выплакать всё пережитое, но гордость мешала. Похоже, что не зря пацана мать с отцом назвали его Гордеем.

Евдокия ободряюще улыбнулась мальчикам, а Балашеву наставительно произнесла:

— Коли поможешь внукам, то заслужат именование с отчеством. Они настоящие воины. Ведь выжили, не пропали, держась друг за дружку, а с тобой-то крепко на ноги встанут.

Кузьма поклонился, благодаря за добрые слова, а главное за то, что боярышня послужила путеводной звездой и привела его к семье. Пусть не к дочерям, но род Балашёвых не пропал и возродится во внуках. Мальчишки не отставали от деда, кланялись.

— Евдокия Вячеславна, можно ли Гордейку к тебе в новики взять? — спросил воин, кося глазом на Илью. — Хотя бы во время пути?

— А почему только за старшего просишь?

— Да я, — Балашев смутился, — Елисейка-то мал ещё и…

— Не мал, и ты сам это знаешь, — заметила ему боярышня. — Коли младший выберет воинскую стезю, то уже сейчас руку к сабельке и луку приучать надо.

— Внучок, покажи боярышне свои поделки, — обратился он к мальчику и тот вытащил из-за пазухи связанные между собою фигурки.

— Что это? Похоже на гипс? — удивилась Евдокия.

— Елисейка придумал лепить из глины основы, — заторопился объяснить Кузьма, — эту основу он вдавливает в мокрый песок, а потом белую пасту заливает. В замке этого добра после постройки много осталось, вот он и…

— Хм, ясно.

Евдокия рассматривала фигурки, отмечая их тщательную проработку. В основном это были святые, но спутать их между собою было нельзя.

— Тебе нравится слушать жития святых? — спросила она у мальчика.

Он кивнул, но чуть подумав, робко мотнул головой, отрицая своё согласие и пока никто не успел его наново спросить, достал ещё одну фигурку.

— Да это же я, — ахнула Евдокия, увидев в созданной руками мальчика Снегурочке себя. Несмотря на то, что фигурка была не раскрашена и местами обкрошилась, боярышня вспомнила день своего приезда. Именно такой она была, и Елисей воссоздал её.