"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

– Хочешь – бери. Только не мешай, мне ещё главу дочитать.

Будничность её интонации звучала так естественно, будто речь шла о чашке чая. Михаил-Шурик застыл в абсолютной растерянности: очки сползли на кончик носа, рот приоткрылся, а пальцы сжали учебник так крепко, что страницы задрожали. Он осторожно сделал шаг вперёд, стараясь не выдать себя дыханием. Камера зафиксировала этот момент – Шурик выглядел так, словно его позвали на комсомольское собрание, а вместо повестки дня предложили нечто немыслимое.

Следя за монитором, Алексей чувствовал, как сцена набирает обороты, балансируя между комедией и абсурдом. Его тихий, но уверенный голос зазвучал в наушниках оператора:

– Крупно Светлану – держи её рассеянность. Теперь Шурика – лови панику с огоньком азарта. Держи комедию!

Оператор кивнул. Камера плавно переместилась к Светлане: слегка нахмуренные брови, словно она думала о формулах, и едва заметная улыбка, пробивающаяся сквозь сосредоточенность. Затем кадр перешёл на Михаила: его глаза широко распахнулись, в них сверкнула хитрая искра, выдающая намерение героя.

Михаил, изображая Шурика, словно получив тайный знак, осторожно приблизился к кровати. Его движения походили на повадки кота, крадущегося за добычей. Он неуверенно взял мастурбатор, повертел его в руках, изображая крайнее любопытство, а его лицо, наполненное притворной растерянностью, снова вызвало тихий смех команды.

Светлана повернулась набок, слегка приподняв бедро, открывая ему доступ. Учебник всё ещё был в её руках, взгляд блуждал по строчкам, но формулы уже не доходили до сознания. Михаил присел на край кровати, преувеличенно осторожно приспустил её трусики, открывая мягкую кожу бёдер. Камера уловила этот жест: кружево, соскользнув вниз, контрастировало с невинностью её майки, создавая образ, полный советской простоты и запретного шарма. Затем, с комичной неуклюжестью, он приблизил мастурбатор, и его пальцы, слегка дрожа, аккуратно ввели устройство. Тело Лиды отозвалось лёгким напряжением мышц и едва заметным вздохом, замаскированным под шелест страниц.

Свет мягких софитов падал на их кожу, подчёркивая интимность, но сохраняя атмосферу комедийности. Светлана мастерски держала образ: лицо расслаблено, дыхание чуть участилось, грудь вздымалась под тонкой майкой, пальцы напряжённо сжимали учебник. Камера перешла к крупному плану её лица – лёгкий румянец, прикушенная губа, глаза, полные смеси удивления и удовольствия. Затем кадр переместился к рукам Михаила-Шурика: его пальцы, неуклюже сжимая устройство, двигались с уморительной неловкостью, выдавая искреннюю растерянность и дерзость героя.

Лида подвинула бедро, позволяя мастурбатору двигаться свободнее, и её тело невольно откликнулось: влага стала заметнее, мышцы напряглись, дыхание сбилось, выдавая растущее возбуждение. Она всё ещё пыталась читать, но шёпот формул был уже едва различимым. Михаил усиливал ритм: его движения обрели уверенность, но комичная растерянность никуда не исчезла – он то поправлял очки, то притворялся, будто читает свой учебник, взглядом не отрываясь от Лиды.

Павильон затих. Даже обычно разговорчивый Жак-Женька молчал, зачарованный происходящим. Эта сцена стала одной из тех, которые делали фильм Михаила особенным: комичной, дерзкой и пронизанной абсурдом советской эпохи, где невинность смешивалась с самым откровенным желанием.

Техники, осветители и гримёры зачарованно следили за сценой, балансирующей между двумя крайностями. Алексей смотрел в монитор, осознавая, насколько важен этот момент. Тихо и уверенно он подсказал оператору:

– Держи лицо Светланы: переход от расслабленности к возбуждению. Затем общий план на обоих – сохраняй комедию, избегай серьёзности.

Камера мягко переместилась к Светлане. Её бёдра чуть заметно дрожали, дыхание усилилось, а пальцы так сильно сжали учебник, что страницы почти разорвались.

Почувствовав слишком уверенные движения «подруги», Светлана вдруг подняла глаза и посмотрела на Шурика:

– Ты чего, Наташка, так стараешься?

Её голос звучал с комичным удивлением, но она тут же вернулась к учебнику, словно не заметив подвоха. Сдержанный смех команды прозвучал за кадром – наивность героини была сыграна безупречно. Михаил в роли Шурика ответил едва заметным пожатием плеч, выражая смесь паники и азарта, удивляясь, что его до сих пор не разоблачили.

Напряжение росло. Светлана-Лида всё больше поддавалась ощущениям: её тело заметно дрожало, дыхание стало прерывистым, а бёдра двигались в унисон с движениями Михаила. Пальцы Шурика теперь уже уверенно и ритмично управляли мастурбатором, чувствуя ответную реакцию её тела: влага обратилась каплями, мышцы сжимались, а приглушённые вздохи, замаскированные под шелест страниц, становились отчётливее. Камера крупно показала её лицо: глаза, полуприкрытые от удовольствия, прикушенные губы и румянец, медленно расползающийся по щекам. Затем в кадре появился Шурик – его рука по-прежнему неловко сжимала устройство, а учебник в другой руке выглядел последним оплотом его комичной растерянности.

Сцена достигла кульминации. Светлана-Лида уже не могла скрыть возбуждения: её тело содрогнулось в мощной волне оргазма, дыхание перешло в громкий, почти нескрываемый стон, который она в последнюю секунду заглушила, прижавшись лицом к учебнику. Бёдра задрожали, майка задралась выше, обнажив грудь, а трусики, спущенные до середины бёдер, довершали картину. Камера поймала момент максимального наслаждения: лицо, полное блаженства, и расслабленное тело, всё ещё содрогающееся от удовольствия.

Шурик сохранял серьёзность, доводя сцену до абсурда. Не выпуская учебник, он демонстративно дочитал последнюю страницу, словно именно это было его главной целью, а затем осторожно поднялся, поправил очки, бросил на Лиду невинный взгляд и вышел из комнаты, будто ничего не случилось.

Оставшись одна, Светлана-Лида откинулась на подушку с выражением ошеломлённого счастья. Её дыхание постепенно приходило в норму. Наступила тишина, нарушаемая только шуршанием страниц учебника, который она машинально переворачивала. Камера задержалась на ней чуть дольше: майка, задравшаяся до груди, трусики на коленях и учебник, лежащий рядом, создали образ, полный комического абсурда. Михаил наконец поднял руку и с облегчением объявил:

– Стоп!

Площадка взорвалась аплодисментами. Осветители свистели, техники хлопали, Жак-Женька, сияя восторгом, вскочил со своего места:

– Мсье Конотопов, это гениально! Столько юмора и такой искренности!

Светлана рассмеялась и начала поправлять майку с трусиками, а Михаил, выйдя из образа Шурика, развёл руками с комичным смущением:

– Браво, Света! Ты была великолепна. Кажется, и я не подвёл. Снято! Такую искренность сыграть невозможно!

Продолжая аплодировать, команда смотрела, как Михаил подошёл к монитору, чтобы оценить отснятое. Всё было идеально: погружённая в учебник, но поддавшаяся страсти Лида, комично неловкий Шурик и баланс между искренностью и абсурдом, ради которого всё затевалось. Михаил знал – эта сцена станет ещё одной жемчужиной его фильма, смешного, откровенного и насквозь пропитанного советской ностальгией.

На следующий день павильон ожил заново, как завод времён СССР, где каждый знал своё место и создавал ощущение слаженности. Михаил прошёл по площадке, проверяя новые декорации: вчерашнюю квартиру заменили уже знакомые декорации из «Операции Скекс». У забора появилась табличка «Осторожно, злая собака!», а рядом бутафорская псина, готовая наброситься на Шурика. Михаил усмехнулся: декораторы превзошли себя – двор казался настоящим.

Светлана, снова ставшая Лидой, стояла у подъезда, поправляя голубое платье с белым воротничком и строгий шарфик. Её лицо выражало лёгкую задумчивость, словно она мысленно повторяла физические формулы. Актёр, игравший приятеля Шурика, нервно листал сценарий, готовясь к своей реплике с преувеличенной серьёзностью. Михаил, надел мятые брюки и слегка расстёгнутую рубашку, подчёркивая рассеянность героя. Алексей, проверив последние детали (газету «Комсомольская правда» и пустую бутылку из-под кефира), удовлетворённо кивнул и занял место за пультом.