Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— И впрямь, — заорал он, сердито выдергивая длинный рукав, за который его кто-то продолжал удерживать. — Чего ждать? Я давно готов! И невестка моя весь дом Дунькиным приданым заполонила, а ключница угощения впрок заготовила, девать некуда.

— Да ты-то понятно, что готов, — засмеялись бояре. — Да токмо пир князю надобно устраивать, а не тебе!

— И у князя все готово! — отмахнулся Еремей Профыч. — Я ж только что вернулся из его владений, и там все ждут не дождутся хозяйку!

— Деда! — воскликнула Дуня, стесняясь его пройдошливости.

— Что «деда»?! Сколько мне внуков от тебя ждать? — накинулся он неё. — Машка вон уже о третьем думает, подружки твои давно уж мамками стали, а ты всё в девках сидишь!

— Деда, не здесь же об этом! — кусая губы, взмолилась Евдокия, но Еремея было уже не остановить. Он увидел, что царь не сердится, а бояре смеются, поэтому при всех подошёл к держащимся за руки князю с внучкой и положил свою ладонь сверху.

— Моё благословение, как у главного в нашей семье у вас есть, — важно сообщил он. — А батька твой в отъезде. Он с Ванюшкой на службу поехал, но моё решение отдать тебя за князя одобряет.

Бояре зашумели на Еремея, высказываясь, что ждало бы Славку, не одобри он царского брата в качестве жениха. Еремей Профыч на это лишь хитро прищурился, а Репешок подмигнул ему.

— Ну что ж, — обратил на себя внимание Иван Васильевич, — до масленицы так до масленицы, — улыбнулся он и неожиданно для всех гаркнул:

— Вся Москва гулять будет, мой брат женится!

Бояре в шоке распахнули глаза, поняв, что царь особо выделил Юрия среди других братьев: Иван Васильевич прилюдно вычеркивал из своей жизни двух других женатых братьев, и все понимали, что ничем хорошим для них это не кончится.

Уже дома Евдокия пыталась вспомнить, что было потом, но тщетно — всё вылетело из головы. Она помнила, что бояре пытались познакомиться с господарынькой или хотя бы попасться ей на глаза. Из-за этого поднялась суета.

Дуне с князем тоже досталось внимания. Все чего-то спрашивали и советовали. А потом ей пришлось расстаться с Юрием Васильевичем, и это показалось таким неправильным, странным и нежеланным.

Сейчас всё произошедшее напоминало сон, а привычные будни вернули себе власть. Князь вновь у себя, Евдокия в своей светёлке со своими мыслями о предстоящих хлопотах. В дороге она расписала, что ей нужно делать по приезду и пришла пора браться за работу, но… душа рвалась к нему.

— Ляг, поспи, — предложила мама, заметив состояние дочери. — Наверное, в бане сомлела. Я говорила, чтобы жарко не топили, чай, ты девица, а не молодец. Жаль, что Лада уехала, а то размяла бы тебя. Я всё думаю: а не поторопились ли мы дать вольную Гришке? Без банщицы-то худо! Не представляю, как мы раньше без неё обходились…

Милослава всё говорила и говорила, а Дуня уплывала в сон. Ей снились все её люди, только словно бы спустя годы.

Лада, о которой мама сетовала, передавала свой опыт в училище. Выглядела она важно и степенно. Сами училища, а их теперь было много, по всему царству открыл её приёмный сын Олежка. Он многого добился и седовласым старцем сел в Думу. Невиданная карьера для бывшего холопа, но за ним было развитие самых доходных краев царства, так что Олег Григорьевич заслужил свой чин честь по чести.

Евдокия во сне хотела спросить его, а как там её Гришаня, долгую ли прожил жизнь, но её унесло на какую-то площадь, где на постаменте стояла небольшая фигурка буериста.

— Какая забавная! — воскликнула она, вглядываясь в неё. — Похоже, что ваятель хотел подшутить над любителем скорости!

Прохожие, как и она, с улыбкой поглядывали на напряженную фигурку скоростного гонца и шли дальше по своим делам. Евдокия хотела осмотреться, но к постаменту подъехали двое конных и один из них произнес:

— Это работа Елисея Мстиславовича! К нему ты едешь учиться.

— Но он же зодчий, — воскликнул незнакомый юноша.

— Великий зодчий, — поправил его седой мужчина. — А фигуры он ваял для души. Я думал, ты знаешь, раз книжки читаешь. Самое известное его творение стоит в кремлевском саду.

— «Княгиня Евдокия»?

— Ну вот, слышал же, а говоришь «зо-о-одчий», — насмешливо протянул мужчина.

— Говорят, что княгиня там как живая! Словно время остановили, когда она смеялась.

Дуня хотела спросить не о ней ли идёт речь, но её переместило в галерею с портретами. Она так отвыкла от подобного зрелища, что растерялась. Но многих висящих там князей и бояр она знала. Первым увидела своего жениха. Он смотрел строго и был таким неприступным, что ей вспомнилось его лицо, когда он пробовал кофе с десертом. Он точно так же был сосредоточен!

Потом она увидела князя Сицкого, что по всему царству занимается устроительством почтовых ямов. Рядом с ним расположили Холмского, и Евдокия увидела на его груди награды. Старого Протасьича разместили рядом, и почти всю Думу вслед за ним. У многих были награды или высокие боярские шапки.

— Ну-у, наверное, заслужили, раз всех изобразили и сюда повесили, — пробормотала Дуня и с любопытством вытянула шею в сторону наполненной солнечным светом оранжереи. А там ещё одна галерея оказалась.

— Это кто ж так рисовал? — ахнула она, увидев ряд женских портретов.

Во главе висел портрет Марии Борисовны, а по бокам возглавили ряды Евпраксия Елизаровна и Наталья. Все жёнки улыбались и держали в руках цветы, котов, книги, сладости или крошечных поросят. А одна из жёнок с видом безмерного удивления держала в руках светящуюся лампочку.

— Что за чудо? — удивилась Евдокия и сразу же приметила ленту с вышивкой, небрежно лежащую на коленях женки, а на ленте хорошо читалось «Маришка Златова».

— Батюшки святы! Никак Гаврила всё-таки сделал рабочую лампу! Или то его сестра? Нет, не похожа. Скорее всего, это его жена, и она явно принимала деятельное участие в его делах. Дождался он всё-таки свою ладу!

Дуня немного постояла возле этого портрета, теряясь в догадках, но ей интересно стало, что дальше. Она рассматривала портреты и невольно улыбалась. Все они были немного озорные по композиции и наполнены душевной теплотой. И все-таки она отметила, что художник не был профессионалом. Она остановилась у портрета взрослой Мотьки, облепленный котами, и подошла поближе, чтобы посмотреть подпись художника. Там красовалось размашистое «княгиня Евдокия».

— Ну точно, только я могла до такого додуматься, — всплеснула она руками. — И как все согласились позировать-то?

Дуня хотела подольше задержаться в этом уютном месте, но её перекинуло куда-то далеко в будущее. Она торопливо начала осматриваться, желая побольше разглядеть.

Её окружали монументальные здания с панорамными окнами. Ничего не понимая, Дуня подошла к указателю, где было написано: «Университет Кошкина», «Кошкинские экспериментальные цеха», «Заводы механических изделий Ивана Молодого», «Институт металлургии имени Кошкина», «Музей розмыслов», «Жилые сектора для абитуриентов»…

— А я говорила, что Пётр Яковлевич создаст центр научной мысли! — обрадованно воскликнула Евдокия, но порывом ветра её понесло в небольшой уютный квартал.

— Это же моя слободка! — узнала она изрядно постаревшие домики. Слободка была вся застроена и утопала в зелени. Но её квартал больше не был жилым — повсюду гуляли туристы, а в домах расположились магазины и офисы.

— Ну во-о-от, — расстроилась Дуня и захотела вернуться домой.

— А где твой дом, дитя? — спросил кто-то её.

— Как где? Там! — махнула рукой она, вертя головой. — Меня Юрий Васильевич ждёт и куча дел.

— А про родных и друзей узнать ничего не желаешь?

— Непростой вопрос, — задумалась Евдокия и неуверенно отрицательно мотнула головой.

— Вот и молодец. Всё может быть так, как ты видела, а может измениться, коли потомки подведут. Будущее не определено.

— А я? Я вернусь в будущее?

— Только когда закончишь все свои дела.