Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна
Дельтаплан* — форма паруса схожа с греческой буквой дельта, а «планом» обозначалась плоскость.
…мочу привозили даже из Карфагена* — город сравняли с землей до нашей эры, но образованные дамы не заметили этого.
Афонсу собрался вести войну с мужем Изабеллы Фердинандом* — В Европе короли так же, как Иван Васильевич, собирали земли под свою руку. Португалец Афонсу хотел добавить в своё королевство Кастилию. Изабелла с Фердинандом занимались тем же (сбором земель под свою руку) и были в шоке, что кто-то позарился на их территорию. Так образовывалась Испания, которую мы знаем 😊)
Глава 18.
— А ты любишь князя? — шёпотом спросила Елена у Евдокии, когда та уложила её спать.
— Не знаю, — боярышня устало пожала плечами и присела на край кровати. День выдался сумбурным.
— Как так? Я вот сильно-сильно люблю Ванечку! — восторженно призналась девочка. — Он такой красивый и добрый.
— Красивого и доброго приятно любить, — легко согласилась боярышня и словно наяву увидела своего прихрамывающего князя. Его полёт мог окончиться увечьем. — А если царевичу поранят лицо и он станет уродцем, ты будешь любить его? — спросила девочку Евдокия и скорчила жуткую гримасу.
— Э-э, думаю, что буду, — растерялась Елена, смотря на подругу, и попросила: — Фу, не делай так!
— А если он, превратившись из красавца в изувеченного человека, станет переживать, злиться на всех, говорить гадости и отталкивать тебя? Будешь ли любить такого? — вновь удивила своим вопросом девочку Евдокия.
Елена недоумевающе смотрела на Дуню, и на её глазах заблестели слёзы. А боярышня, словно не видя, какое воздействие производят её слова, продолжала:
— Ты к нему с лаской, а он тебе «отстань». Ты преисполнена благородством, ведь готова нести тяжкий крест и жить с таким уродцем, а он не ценит и гонит тебя?
— Дунечка, зачем ты так? — взмолилась девочка, смаргивая слезинку.
— Господарынька, ты не печалься, — обняла её Евдокия. — Я не пугаю тебя, а хочу, чтобы ты смотрела глубже. Иван Иваныч хорош собою и с возрастом будет только краше. У нас на его отца многие боярышни заглядываются и хотят, чтобы их мужья хоть немного походили на него. Но я хочу обратить твое внимание на то, что будь Иван Иваныч неказистым и нелепым, он всё равно оставался бы особенным и очень привлекательным.
— Ты что же, его любишь? — вытаращив глаза, возмущённо воскликнула Елена.
— Конечно, уважаю и люблю, — улыбнулась Евдокия. — А ещё горжусь им. В нём удивительным образом сочетаются острый ум, начитанность, смелость, великодушие и многое другое.
— Дунечка, кажется, я понимаю, о чём ты говоришь! Мой отец… он такой же. Женщины считают его красивым, но они глупы и не видят… — маленькая господарынька замялась.
— … что он умен, основателен, прозорлив, убедителен, смел, силён, и ещё много чего, чем можно восхищаться, — подхватила Евдокия. — А ещё он твой отец и ты его любишь любым!
— И мужа надо так же любить?
— Обязательно.
— И ты не знаешь, любишь ли князя?
Евдокия задумчиво уставилась на свечу, не спеша отвечать.
— Дунечка, я думаю, что ты любишь его. Я видела, как ты на него смотрела, а он на тебя. Ты ни на кого больше так не смотришь, даже на моего Ванечку.
Боярышня благодарно улыбнулась будущей правительнице, но о своих чувствах к князю ей говорить не хотелось. Очень уж это было личным и казалось, что облачи она всё это в слова, то словно бы отщипнет кусочек сокровенного и бестолку рассеет в эфире. Зато романтические мысли Елены следовало направить в благотворное русло.
— Иван Иваныч — наследник, и ему отвечать перед богом за всех нас. Это тяжкая ноша, и если мне удастся хоть немного помочь ему, то я буду счастлива.
— Я тоже ему помогу! — живо откликнулась девочка.
— Молодец, — похвалила её Евдокия. — Если каждый понемногу поможет ему, то у всех нас всё будет замечательно. А теперь закрывай глазки и отдохни.
— Расскажи что-нибудь, а то сна ни в одном глазу…
— Расскажу тебе, как Василисе Микулишне пришлось мужа выручать. А в беду он попал потому, что болтал, не думая о том, что говорит, где и кому.
Евдокия неспешно рассказала сказку о Василисе, Ставре Годиновиче и князя киевском. На их примере она показала, как при помощи слов можно накликать беду или завести друзей. Оставляя замечтавшуюся Елену, боярышня сама предалась мечтам. У неё из головы не шел князь Юрий, и прогнать его не удалось даже во сне.
Следующий день запомнился только скукой. Первую половину дамы занимались собою, вторую блистали на пиру. Вновь были танцы, пение и игры. Евдокия успешно избегала музыкальный зал, чтобы её вновь не просили петь. Маленькая господарынька отсиживала уроки, и боярышня по возможности присутствовала, слушая, чему учат Елену.
Вечером перед сном Евдокия вышла во двор и наткнулась на Балашёва, наблюдавшего за тем пацаном, на которого она обратила его внимание. Кузьма никак не мог решиться подойти к нему и расспросить о родственниках. Дуня же была уверена, что у них общие корни. Удивленная нерешительностью много пережившего воина, она хотела сама подойти и расспросить отрока о семье, но в последний момент решила не вмешиваться и отправилась почивать.
На следующее утро Евдокия велела Илье послать гонца в монастырь, чтобы узнать, как идут дела у бабушки. Сама же прогулялась по городу… и на том её дела закончились. У Елены сегодня до полудня была латынь, и Евдокии туда не было хода из-за возражений по поводу слов учителя, что родной Елене (молдавский) язык только для быдла, а знать должна говорить на латыни. Слова Евдокии, что господарь Стефан ведёт деловую переписку и учёт на славянском языке, для учителя оказались несущественны. Он ещё и нажаловался на злую московитку. Евдокия временно отступила, раз отца Елены устраивало, что дочь учат пренебрегать собственным языком, но царевичу наябедничала.
Вечером вернулся гонец от бабушки и передал, что у неё всё хорошо.
— Люди идут к ней за лечением и наставлениями, — передал Илья. — Матушка Аграфена велела спросить, не придумала ли ты для монастыря дело, которое помогло бы им выжить.
Евдокия потерла лоб и призналась:
— Забыла.
Илья хмыкнул, вслух же осудил увиденное им во время поездки, и протянул:
— Нищета там.
Воин всем своим видом выразил негативное отношение к местным боярам, не сумевшим обустроить свои земли, и жителям, провожающих жадными взглядами добротно одетых русичей. Илья чуть было не потерял гонца из-за охочих до чужого добра людей, но хорошо откормленный конь унёс его от беды.
— Надо знакомиться с бытом, чтобы что-то придумать, а я здесь сижу, — пожаловалась боярышня.
Она попыталась вспомнить чем знамениты в будущем венгры, румыны и молдаване. Вроде бы их фишкой было вино, паприка и… лечо. Евдокия скуксилась, понимая, что с вином без неё разберутся, а сладкий (болгарский) перец появится после открытия Америки. Но раз обещала что-то придумать, то надо исполнять. Она поднялась и скомандовала:
— Идем на кухню, посмотрим, что там есть. Потом по чёрному двору пройдёмся, поглядим, что за голубей там выращивают.
— Дрянь птица, — поморщился Илья. — Есть нечего, а считается, что целую штуку съел. У меня от такой кормежки живот ворчит!
— Без подробностей, — замахала на него руками боярышня.
— Да я чего, — смутился воин и остановил пробегающего мимо слугу. — Проводи нас до кухни, — велел он.
Слуга озабоченно огляделся, засуетился.
— Сокальца, ням-ням, — повторил Илья на старославянском, сообразив, что его не понимают.
Слуга переспросил:
— Ества?
— Да, есмы зрить варити, — морща лоб, выдал Илья.
Слуга понятливо закивал и жестами показал, что надо спуститься вниз.
Евдокия с интересом посмотрела на воина. Сама она через пень-колоду понимала старославянский, хотя многие слова были ещё в ходу неизмененными или сменили только окончание. Но вообще-то в Москве давно сложился свой говор, который приезжие называли московским, а когда Евдокия начала выпускать новостные листы, то отличий стало больше.