Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Брат Оливер кивнул.

– Да, согласен. Если она сбежала, то вряд ли желает вспоминать о произошедшем.

– Но если я сам отправлюсь к ней, – продолжил я, – если встречусь с ней лицом к лицу, если мы разберемся с нашей эмоциональной увлеченностью и преодолеем ее, тогда, возможно, она захочет помочь.

– А если она не захочет тебя видеть? – спросил брат Оливер. – Что, если она откажется говорить с тобой и вообще иметь что-либо общее?

– Тогда все будет напрасно, – ответил я.

Мы с аббатом посмотрели друг на друга и, вероятно, на моем лице было написано такое же беспокойство, как у него. Мне нечего было сказать, а он еще не решил, что сказать, поэтому мы просидели молча две-три минуты, погруженные в свои мысли. Брат Оливер, наверное, раздумывал о моей просьбе, а я о том, что буду делать, если он придет к выводу, что по той или иной причине мне не следует никуда ехать. Я знал ответ на этот вопрос; знал его еще до того, как пришел сюда. Я все равно уйду.

Мне придется. Монастырь и мой душевный покой были слишком важны для меня. Понятия не имею, как доберусь до Пуэрто-Рико без денег. Мало того, что это чересчур далеко для пешей прогулки, Пуэрто-Рико – остров, окруженный водой. Но я как-нибудь справлюсь.

– Хорошо, – произнес брат Оливер.

– Что?

Аббат выглядел опечаленным.

– Я согласен, – сказал он, – но без всякой охоты.

С моих плеч и спины словно внезапно свалился тяжкий гнет, хотя я даже не осознавал, что несу его. Не в силах сдержать улыбку, я сказал:

– Спасибо, брат Оливер.

– Я скажу тебе о причине моего решения, – сказал он.

– Да?

– Если бы я ответил «нет», ты бы все равно поехал.

– Да, брат, – смутившись, ответил я.

– Поэтому, чтобы ты не нарушал свой обет послушания, брат Бенедикт, я даю тебе разрешение.

Мы улыбнулись друг другу.

– Еще раз спасибо, брат Оливер, – сказал я.

Не все обитатели монастыря понимали, почему я отправляюсь в это Странствие, но каждый желал чем-то помочь. Очевидно, сама концепция Странствия имела глубокое значение; даже в нашем сообществе людей, отказавшихся от путешествий, за исключением крайних случаев, моя предстоящая поездка вызывала волнение, блеск глаз и туманный, но несомненный призрак всеобщей зависти. Отец Банцолини завтра вечером услышит не одно и не два признания в этом грехе.

Однако, вскоре зависть превратилась в ту или иную форму вовлеченности. Брат Лео отправился искать туристическое агентство, чтобы купить мне билет, брат Валериан поднялся на чердак подобрать мне более-менее приличную дорожную кладь, а брат Квилан, несмотря на простуду, восстал с постели и предложил помочь упаковать вещи. Брат Мэллори, в былые времена выступавший на ринге в Сан-Хуане, и брат Сайлас, в какой-то момент своей криминальной карьеры полгода скрывавшийся в Маягуэсе, [64] стали для меня бездонным кладезем полезных советов и сведений. В Пуэрто-Рико в основном говорят на испанском, и оказалось, что братья Тадеуш и Иларий владеют испанским, или, по крайней мере, они так утверждали. Они составили для меня краткий разговорник, а затем принялись спорить друг с другом о нюансах в значении и произношении слов.

Брат Лео вернулся из своего короткого похода раскрасневшийся и взъерошенный, но торжествующий. Оказывается, сезон рождественских и новогодних праздников очень популярен у путешественников – не могу понять почему – и все места на все рейсы из Нью-Йорка в Пуэрто-Рико забронированы на несколько недель вперед. Какое-то нашествие любителей Странствий! Но брат Лео воспользовался сочетанием своей принадлежности к религиозному сообществу, бульдожьей настойчивости и дурного от природы характера, чтобы выбить для меня чей-то билет, от которого отказались в последний момент. Таким образом, мне предстояло занять место в самолете «Америкэн Эрлайнс», вылетающем этой ночью, в пятницу. Почти в полночь; по часам Роджера Дворфмана самолет вылетал в 23:55.

– Мне пришлось взять обратный билет с открытой датой, – сказал брат Лео, вручая мне билет, что обошелся нашему братству почти в двести долларов. – Пока будешь в Пуэрто-Рико, ты сам решишь, когда возвращаться.

– Спасибо, брат Лео, – сказал я.

– Это семьсот седьмой, – добавил он. – Я пытался достать билет на семьсот сорок седьмой, [65] но не получилось.

– Уверен, я не замечу разницу. И еще раз спасибо.

Брат Эли взялся за решение моего другого транспортного вопроса – как добраться до международного аэропорта Кеннеди, где я сяду на самолет. Своим тихим мягким голосом, словно партизан, продумывающий налет, он поведал мне план действий:

– Есть вход в метро на пересечении Лексингтон-авеню и 53-й улицы.

– Верно, – согласился я. – Я видел его.

– Спускаешься туда. Идешь на платформу, помеченную «Центр города».

– «Центр города», – кивнул я.

– Садишься в поезд Е, – продолжал брат Эли. – Не на F.

– Поезд Е, – повторил я.

– Едешь до Западной 4-й улицы.

– Западная 4-я.

– Там пересядешь на поезд А, на той же платформе.

– На той же платформе.

– Поезд А, та же платформа.

– Поезд А, та же платформа, – кивнул я.

– Убедись, что поезд следует до Леффертс-авеню.

Я нахмурился.

– Мне что, спросить его?

– Там есть таблички, – сказал брат Эли. – Маленькие таблички по бокам каждого вагона.

– О, тогда хорошо.

– Тебе нужен поезд, идущий до Леффертс-авеню.

– Леффертс-авеню. Это то же самое, что поезд Е?

– Ты перед этим сойдешь с поезда Е. Это поезд А.

– А, понял, – сказал я. – Сойду с поезда Е, сяду на поезд А, на той же платформе.

– Все верно.

– Леффертс-авеню, – напомнил я, на чем мы остановились.

– Точно, – сказал брат Эли. – Теперь ты едешь на этом поезде до конечной остановки.

– До какой?

Брат Эли странно взглянул на меня.

– Леффертс-авеню, – сказал он.

– О! Ну конечно, это же поезд, идущий до Леффертс-авеню.

– Да, – сказал брат Эли. – Поезд А.

– Есть такая песня Билли Стрейхорна, – сказал я. – Бла-бла-бла, о, садись на поезд А, он в Гарлем привезет тебя. [66] Я еду в Гарлем?

– Нет, брат Бенедикт, – сказал брат Эли. – В Гарлеме нет аэропорта. Ты едешь в другую сторону.

– Понятно. До конечной остановки. Как-ее-там-авеню.

– Леффертс-авеню.

– Я знал, что название начинается на «Л», – сказал я. – Леффертс-авеню, теперь я запомню.

– Прекрасно, – сказал брат Эли. – Когда выйдешь на конечной, то окажешься на пересечении Леффертс и Либерти. Тебе нужно повернуть направо.

– Направо.

– Да, направо. Идешь по Леффертс на юг.

– На юг.

Брат Эли прикрыл глаза и кивнул.

– Да, – сказал он. – Идешь, пока не доберешься до бульвара Рокавей.

– Бульвар Рокавей.

– Поворачиваешь налево, на бульвар Рокавей.

– Налево, на бульвар Рокавей, – кивнул я.

– Теперь идешь до 130-й улицы.

– 130-я улица.

– Это одиннадцать коротких кварталов.

– Одиннадцать коротких кварталов.

Брат Эли пристально посмотрел на меня.

– Не обязательно все повторять, – сказал он.

– О, – сказал я. – Понимаю. Тебя раздражает, что я повторяю?

– Немного, – признался брат Эли.

– Ладно, – сказал я. – Так просто легче запомнить, вот и все. Я буду повторять только основные пункты.

– Основные пункты, – сказал брат Эли.

– Да.

Он кивнул.

– Хорошо. Ты на пересечении 130-й улицы и бульвара Рокавей.

– Да, я там, – сказал я, избегая повторять его слова.

– Поворачиваешь направо.

– Хорошо.

– Проходишь по мосту над Белт-Паркуэй.

– Ладно, – сказал я.

Брат Эли снова бросил на меня быстрый взгляд, словно заподозрив, что я тайком повторил за ним, но ничего не сказал.