Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Брат Оливер задумался.

– А как насчет… твоих собственных затруднений, брат?

– В этих обстоятельствах, – сказал я, – я уверен, что смогу их преодолеть.

Аббат вновь потрепал меня по плечу.

– Благословляю тебя, брат Бенедикт, – сказал он. – Получай мое разрешение и мою благодарность.

К этому времени я уже поднаторел в Странствиях и мог считаться практически опытным путешественником. Хотя я впервые вышел за пределы стен монастыря сам по себе, я уверенно шагал по 51-й улице, почти не испытывая тревоги. Я без происшествий добрался до Пенсильванского вокзала, нашел платформу железнодорожной ветки Лонг-Айленда и почти сразу сел на поезд до Сейвилла.

Первый этап пути в двухуровневом поезде с крошечными купе я проделал в компании Санта-Клауса, который то и дело прикладывался к пинтовой бутылке с чем-то сладко пахнущим, спрятанной в кармане его красного костюма. Седая борода, красный нос и огромный живот выглядели довольно правдоподобно, но вместо глубокого баса, которым обычно восклицают «хо-хо-хо!», он говорил хрипловатым, похожим на треск керамики голосом, словно слишком долго пробыл на улице в сырую погоду. Он хлебнул из бутылки, вытер губы красным рукавом, предложил выпить мне – я покачал головой, поблагодарив его легкой улыбкой – и сказал:

– Тяжеловата работенка.

– Согласен, – ответил я.

Санта-Клаус снова отхлебнул и предложил мне бутылку.

– Передумал?

– Нет, но все равно спасибо, – сказал я.

Попутчик пожал плечами, закрутил крышку бутылки и убрал ее в карман.

– Гребаные мелкие паршивцы, – проворчал он.

– Понимаю вас, – согласился я.

Санта-Клаус кивнул, задумчиво уставившись на свое отражение в стекле. Мы все еще ехали в туннеле, за окнами царила беспросветная тьма. Затем он снова повернулся ко мне и спросил:

– А чем ты промышляешь не в сезон?

– Прошу прощения?

Он взмахнул рукой с пальцами-сосисками.

– Ну, знаешь, после Рождества.

Поняв его заблуждение, я улыбнулся и ответил:

– Я продолжаю быть монахом.

Санта-Клаус заинтересовался.

– Да иди ты?

– Я настоящий монах, – подтвердил я.

До собеседника дошло, и он широко улыбнулся, показав полустертые коричневые зубы в просвете белоснежной бороды.

– Не гонишь? – сказал он. – Настоящий монах?

– Воистину так, – сказал я.

Он рассмеялся, упершись руками в колени. Это был не смех Санта-Клауса, но все же смех.

– Настоящий монах, – повторил он.

Я кивнул, улыбаясь в ответ.

Он наклонился вперед, похлопав меня по колену.

– А вот прикинь, – начал он, – Мож, я настоящий Санта-Клаус.

– Может быть, – согласился я.

Он подергал себя за бороду.

– Это не липа, знаешь ли.

– Я вижу.

– Чертовски верно. – Санта-Клаус откинулся на спинку сиденья, рассматривая меня с довольным видом, и вдруг спросил: – Что ты хош на Рождество?

– Что?

– Ага, – сказал он. – Так что ты хош на Рождество? – Он расплылся в широкой ухмылке.

Я опять улыбнулся в ответ.

– Хочу сохранить свой монастырь, – сказал я.

Санта-Клаус кивнул, посмеиваясь про себя. Приложив палец к носу, он произнес:

– Пусть так и будет. – И подмигнул мне.

Мне сообщили, что Эйлин нет. Сперва я поговорил с ее матерью, и она сказала:

– О, Эйлин уехала на праздники. Вы ведь тот монах, что приходил на прошлой неделе? С тем, другим, старым и потолще.

– Это был брат Оливер, – подтвердил я.

– Он очень расстроил Дэна, – сказала миссис Флэттери. Она не пригласила меня войти и, судя по всему, не собиралась. – Думаю, Дэн будет очень недоволен, увидев вас здесь, – добавила она.

– Сожалею, что мы расстроили его, – сказал я. – Не могли бы вы сказать, когда вернется Эйлин?

– О, не раньше начала следующего года, – ответила она. – Но я обязательно передам ей, что вы заходили. Брат… как вас?

– Бенедикт, – сказал я.

Наш крайний срок – первое января. Через пятнадцать дней. После этого будет слишком поздно.

– Брат Бенедикт, – повторила мать Эйлин. – Я обязательно ей передам. – И она начала закрывать дверь.

– Э-э, миссис Флэттери. Подождите.

– Да? – заметно было, что она не хочет показаться невежливой, но в то же время не желает продолжать разговор.

– Где она сейчас? Куда она уехала? – спросил я, думая, что если Эйлин где-то неподалеку, то я, возможно, смогу ее разыскать.

– На Карибы, – ответила миссис Флэттери. – Она любит ездить туда два-три раза за зиму. Я обязательно передам ей, что вы заходили. – И она все-таки закрыла дверь.

Карибы. С тем же успехом она могла улететь на Луну. Еще одно бесплодное Странствие. Я напрасно потратил время. Помрачнев, я отвернулся от двери.

И увидел небольшой темно-зеленый автомобиль, едущий по подъездной дорожке. За рулем сидела женщина. Неужели миссис Флэттери солгала мне? Я ждал с надеждой, трепещущей в горле, но, когда автомобиль остановился, из него появилась невестка Эйлин. Ее звали, кажется, Пэгги – жена Хью, брата Эйлин. Не того брата, что сжег наши документы, то был неженатый Фрэнк.

Пэгги оказалась довольно приятной в общении девушкой, и она сразу узнала меня.

– Ну надо же – брат Бенедикт, – сказала она с широкой открытой улыбкой. – Что привело вас так далеко от дома?

– Хотел увидеться с Эйлин, – сказал я. – Но, как я понимаю, она уехала.

– В Пуэрто-Рико, на праздники, – подтвердила Пэгги.

Она была так откровенна и дружелюбна со мной, что я не мог представить, что она причастна к заговору против нас или хоть что-то о нем знает.

– Пуэрто-Рико, значит? – У меня возникла смутная идея написать ей письмо, и я спросил: – Вы знаете ее адрес? Я хочу… эээ… отправить ей рождественскую открытку.

– Как мило, – сказала Пэгги. – Да, сейчас дам, минутку…

Она порылась в сумочке, достала огрызок карандаша и конверт с надписью заглавными буквами LILCO [62] на месте обратного адреса. Воспользовавшись крышей своего автомобиля вместо письменного стола, Пэгги аккуратно записала на обратной стороне конверта адрес Эйлин на Карибах.

– Вот, пожалуйста, – сказала она.

– Большое спасибо.

– Рада была снова вас увидеть, – сказала она.

– Взаимно, – ответил я, одарив ее улыбкой и поклоном.

Похоже, я становлюсь настоящим дамским угодником.

 Глава 10

 Мое бесполезное путешествие не помогло разрядить атмосферу в монастыре, но сомневаюсь, что сейчас хоть что-то было на это способно. Я вернулся без происшествий, отчитался перед братом Оливером и вновь погрузился в безмолвное болото, по-прежнему затягивающее остальных. Казалось, что ничего нельзя поделать, чтобы вытащить нас из этой ямы, в которой мы оказались.

У братьев Флавиана и Сайласа поначалу родилась мысль о проведении расследования, и на какое-то время они даже увлекли этой идеей брата Клеменса, но когда все уже сказано и сделано – что еще расследовать? В нашей жизни не было секретов; мы знали друг друга так же хорошо, как самих себя. Был ли смысл допрашивать кого-то? «Где ты был в ночь на первое декабря?» Какой бы день вы не выбрали, ответ последует один и тот же: «Здесь, и ты прекрасно это знаешь, потому что видел меня. Ты бы заметил мое отсутствие». Мы не могли составить график передвижений людей, потому что мы не занимались передвижениями. Мы не могли отследить связи подозреваемых, потому что не общались ни с кем, кроме друг друга. Что еще можно было сделать, если виновный не признается?

Ничего.

Но как без этого признания, без окончательного и точного понимания – кто виновен, мы могли продолжать жить вместе? Никак не могли, и точка. Мы могли лишь сидеть, хандрить и надеяться, что вмешательство некой внешней силы изменит ситуацию.