Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

– Да, я жил там некоторое время. Поверьте, оно никуда не годится. По сравнению с нашим монастырем – это дыра.

– Расскажи о нем подробней, брат, – попросил брат Квилан.

– Конечно.

Брат Сайлас встал и повернулся, чтобы все могли его видеть. Его рост был чуть ниже среднего – вероятно, в самый раз для вора-домушника – а лицо являло собой набор мелких заостренных черт, собранных воедино. Такую внешность я всегда представлял у букмекеров на ипподроме.

– Ланкастерское аббатство, – начал рассказ брат Сайлас, – было частью Ордена Дисмаситов. Ну, вы знаете, посвященного святому Дисмасу, Раскаявшемуся Разбойнику, что был распят справа от Христа.

Все мы склонили головы при упоминании Имени.

– Я присоединился к ним, – продолжил брат Сайлас, – когда впервые встал на верный путь. Мне показалось, что мы – одного поля ягоды. Большинство из них раньше тоже промышляли воровством и грабежами. Но, как оказалось, все, чем занимались эти парни – день-деньской сидели и рассказывали друг другу, какими талантливыми ворами они были, рассказывали о делишках, что они проворачивали, о том, как влипали и выкручивались из всякого-разного. Я уж начал думать, что эти парни не столько исправились, сколько ушли на покой, понимаете? Поэтому я ушел от них сюда.

Брат Оливер откашлялся:

– Думаю, наш главный интерес, брат Сайлас – это само здание.

– Верно, брат. – Брат Сайлас покачал головой: – Оно вам не придется по вкусу. Видите ли, эти парни провели бо́льшую часть своей взрослой жизни, мотая срок, понимаете, о чем я? Обитель в их представлении – это нечто с рядами запирающихся камер и внутренним двором для прогулок. Поэтому то, что они выстроили там, в Пенсильвании, напоминает детский Синг-Синг. [36] Выкрашенные в серый цвет стены, металлические двери, утоптанная земля во дворе. Вам такое совсем не понравится.

– Большое спасибо, брат, – сказал брат Оливер. Полученные сведения, похоже, огорчили его, но аббат бодро обратился к остальным: – Конечно, ДИМП обещал продолжать поиски, пока не подберет что-то, заслуживающее нашего одобрения.

Брат Квилан, чей голос звучал довольно визгливо, вскричал:

– Как мы можем одобрить что-то другое? Взамен этого... Взамен нашего дома!

– Мы все так считаем, – заверил его брат Оливер.

– Простите, – сказал брат Клеменс. – Позвольте мне еще раз затронуть вопрос о договоре аренды. Никто его не видел и не имеет представления, где он может быть?

Настала тишина, пока мы смотрели друг на друга в ожидании, что кто-то другой заговорит.

Брат Клеменс развел руками.

– Ну, тогда все, – сказал он.

И тут вдруг маленький брат Зебулон подал голос:

– А почему бы не посмотреть копию?

Этой фразой он привлек к себе больше внимания, чем удостаивался за последние сорок пять лет. Брат Клеменс вышел в проход и сделал шаг к брату Зебулону.

– Копия? – спросил он. – Какая копия?

– Копия брата Урбана, конечно, – ответил брат Зебулон. – Какая же еще?

– Копия брата Урбана? – брат Клеменс огляделся вокруг, его растерянное выражение лица говорило яснее слов, что среди нас нет брата Урбана.

Заговорил брат Иларий:

– Бывший аббат, – пояснил он. – Кажется, тот, что был до Уэсли.

– Воистину! – воскликнул брат Валериан. – Теперь я вспомнил. Он увлекался иллюминированными рукописями. [37] Одна из них висит в рамке на кухне, возле раковины – иллюминированная версия Первого послания коринфянам, глава 7: «Каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе».

Брат Клеменс выглядел потрясенным.

– Иллюминированные рукописи? [38]

– Он делал иллюминированные рукописи из чего угодно, – объявил брат Зебулон, внезапно разразившись смехом. – Вы бы видели его иллюминированную версию первой страницы «Дейли Ньюс» в тот день, когда Счастливчик Линди приземлился в Париже! [39]

Брат Клеменс помотал головой.

– Уж не хочешь ли ты сказать, – произнес он, – что брат Урбан сделал иллюминированную версию нашего договора аренды?

– Именно! – воскликнул брат Зебулон. Он хлопал себя по коленям и хохотал, словно находился в каком-нибудь кабаке, а не часовне. Полагаю, от волнения он просто забыл о таких мелочах. – Этот брат Урбан, – кричал он, – был самым двинутым из всех, а они все были не в своем уме! Стоило ему увидеть лист бумаги с текстом, он хватал его и делал копию, украшал ее рисуночками, большими витиеватыми заглавными буквами, золотой каймой по краям и всяким в таком роде!

Никто больше не смотрел на брата Оливера. Я тоже на него не смотрел, так что не могу сказать, как он воспринял эту новость. Но брат Клеменс воспринял ее с восторженной радостью скупца, которому на голову упал золотой слиток.

– Где же эта копия? – потребовал он от брата Зебулона. – Копия договора аренды, где она?

Брат Зебулон развел костлявыми руками и пожал костлявыми плечами.

– Откуда мне знать? Где-то с остальными его работами, полагаю.

– Хорошо, а они где?

– Этого я тоже не знаю.

Но брат Иларий догадался.

– Брат Клеменс, – позвал он, а когда брат Клеменс повернулся к нему, добавил: – Ты знаешь, где они.

Клеменс задумался. Мы все задумались. Затем с лица Клеменса исчезло озабоченное выражение.

– А, – произнес он. – Чердак!

– Где же еще, – сказал брат Иларий.

Чердак. Единственное место под двускатной крышей, где можно было встать во весь рост, находилось точно по центру, под коньком. И то, если ваш рост не превышает пять футов шесть дюймов. И вы босиком.

Эта относительно высокая центральная зона оставалась свободной для прохода, но треугольные пространства по обеим сторонам были заполнены невероятным количеством разнообразных артефактов. Рождественские ясли из спичек аббата Ардварда и его же три полуразвалившихся спичечных собора образовывали что-то вроде раскинувшегося поселения лилипутов, окруженного старинными потрескавшимися кожаными чемоданами, рощами потускневших канделябров, стоящими под углом образцами витражного искусства аббата Джейкоба, фотоальбомами аббата Делфаста, на помятых страницах которых он запечатлел смену времен года в нашем монастырском дворе, грудами одежды и обувными коробками, небольшими холмиками разбитых кофейников и треснувшей посуды, и никому не ведомо чем еще. Там же покоился четырнадцатитомный роман аббата Уэсли – жизнеописание святого Иуды Безвестного – который теперь служил пристанищем для мышей. Старые стулья, маленькие столики, бревенчатая скамья и что-то, что я принял за коновязь. Керосиновые лампы, свисающие с гвоздей, вбитых в старые балки, повсюду втиснутые барельефы на библейские темы, и свернутый ковер без Клеопатры внутри. [40] Скитания евреев по пустыне в виде мозаики из крошечных плиток, приклеенных к широким доскам; клей высох и часть плиток отвалились, неприятно похрустывая под ногами. Старые газеты, старинные гравюры с парусными кораблями, старые фетровые шляпы, старые стереоскопические наборы и старые школьные галстуки.

Все, чем только можно забить чердак за сто девяносто восемь лет.

И теперь мы, все шестнадцать человек, ворвались на чердак, словно сбежавшие военнопленные. Мы разделились и, согнувшись в три погибели, приступили к поискам. Плитки, нафталиновые шарики и мышиный помет противно шуршали под ногами. Головы то и дело стукались о балки, после чего слышались болезненные вскрики или невнятное бормотание. Единственным источником света служила сорокаваттная лампочка возле лестницы; от нее и так было немного толку, а наши мечущиеся по всему чердаку тени еще больше усугубляли ситуацию. Брат Лео нечаянно раздавил коленом собор из спичек, брат Тадеуш поцарапал висок о торчащий гвоздь, брат Джером уронил с полки роман аббата Уэсли, а брат Квилан споткнулся о Джерома, пытаясь поставить книги обратно. Брат Валериан нашел огарок свечи, воткнул его в канделябр зажег, а свеча выпала и, продолжая гореть, покатилась в лилипутский пригород из газет и старых рубашек. Возник переполох, но пожар потушили, прежде чем он успел нанести значительный урон.