Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Все безропотно подчинились. Даже брат Флавиан, пусть и после колебаний, решил держать рот на замке и присоединился к наблюдателям. Пока наши запасные игроки столпились в коридоре за дверью, брат Перегрин завершил свою постановку:

– А сейчас, – сказал он, – мы четверо возьмем по стопке рукописей и просмотрим их по одной. Если найдете что-то заслуживающее внимание – несите брату Клеменсу для уточнения. Все ясно?

Я отметил, что он не спрашивал нашего согласия, он спросил – поняли ли мы задачу? Нельзя ответить на вопрос, который вам не задали, поэтому мы кивнули и пробормотали: «Да». Брат Перегрин ловко спрыгнул со стола, и поиски начались.

Мы с братом Иларием обрабатывали кипы бумаг бок-о-бок, и вскоре я заметил, что брат Иларий совершенно утратил направление поисков. В нем проснулся историк, и он решил повосхищаться рукописями.

– Какая красота, – сказал он, рассматривая изображение с лицевой стороны коробки от кукурузных хлопьев «Келлог». – Необычная комбинация каролингских и византийских деталей. – Или по поводу рекламной листовки супермаркета, предлагающей стейки по сорок девять центов за фунт: – Прекрасный образец османского ренессанса.

Это мешало мне сосредоточиться на собственной стопке, но я прикладывал все усилия. И каким же поразительным трудолюбием обладал аббат Урбан со своим пером! Все, что было напечатано на бумаге и попалось на глаза этому человеку, буквально все, копировалось в том или ином стиле иллюминации. Лист за листом просматривал я, не находя того, что нужно, задерживая взгляд на меню, где заглавные буквы изображались в виде животных, из мяса которых состояло блюдо: рыбы, коровы, овцы.

– Ты только взгляни, – сказал брат Иларий. – Посмотри на эти презанятные картины.

Мне они не показались такими уж занятными. Сцены повешения, распятия, казни на электрическом стуле и другие формы насильственной смерти украшали собой поля объявления о розыске.

– Занятные? – переспросил я.

– Презанятные, – поправил меня брат Иларий. – Так называются эти изображения, характерные для готического стиля начала шестнадцатого века.

– О, – ответил я, возвращаясь к моему набору не менее презанятных картинок.

– Этот аббат Урбан, – продолжал брат Иларий, – был не только талантливым художником, но и ученым. Он разбирался в различных стилях и направлениях иллюминации и довольно остроумно сочетал их в своих работах.

– Чудненько, – ответил я, откладывая в сторону список белья для прачечной, выполненный в красно-золотых тонах.

– Это он? – воскликнул брат Перегрин, вскакивая и рассыпая листы с колен.

Он бросился к брату Клеменсу со своей находкой. Мы все застыли в ожидании, не сводя глаз с лица брата Клеменса. Он изучил текст, который, как и на множестве других этих рукописей с трудом поддавался чтению, и покачал головой.

– Скидка семь центов на кулинарный жир «Криско», – объявил он.

Сокрушенный тем, что его звездная роль свелась к комическому эпизоду, брат Перегрин молча вернулся на место. И почти сразу же последовало мое собственное унижение.

Я был уверен, что нашел договор, полностью уверен! Но брат Клеменс, едва взглянув на документ, отверг его.

– Свидетельство о рождении кого-то по имени Джозеф, – сказал он.

Мы продолжили, теперь уже более осмотрительно; никто не хотел стать третьим в этом конкурсе неудачников. И тут я наткнулся на что-то, что вовсе не смог прочитать. Буквы были – это я видел – но я не мог разобрать ни слова. Это Л? Лозы обвивали ажурный шрифт, трепетали листья, птицы с длинными шеями устремлялись в небеса, вокруг были щедро рассыпаны звезды и луны, а от попыток охватить цельную картину у меня разболелась голова.

В конце концов, мне пришлось обратиться за помощью. Но не к брату Клеменсу, пока еще нет.

– Брат Иларий, – позвал я, – как ты думаешь, что это?

Он взглянул и расхохотался.

– О, это бесценный шедевр! – заявил он.

– Правда?

– Очень забавно, – сказал мне брат Иларий. – Какая дивная шутка. Разве ты не видишь, что сделал автор?

– Не имею ни малейшего представления.

– Он смешал ирландский стиль, – объяснил брат Иларий, – прямо как в Книге из Дарроу [43] – обрати внимание вот сюда, на эту букву С.

– Это С?

– Конечно, это С. – Брат Иларий склонился, посмеиваясь, чтобы разглядеть рукопись получше. – Так вот, он смешал ирландский стиль с арт-нуво! [44]

– Неужели?

– Арт-нуво! Разве это не бросается в глаза? Арт-нуво существует меньше ста лет, этот стиль появился гораздо позже эпохи иллюминации. Взгляни на изгиб этого отростка.

– Анахронизм, – предположил я, стараясь понять соль этой шутки.

– Замечательное сопоставление.

– Возможно, – согласился я. – Вопрос в том – является ли это договором аренды?

Брат Иларий нахмурился, отвлекаясь от восхищения юмором аббата Урбана.

– Что?

– Это договор аренды?

– Аренды? – брат Иларий был так изумлен, словно вообще забыл, что мы ищем какой-то договор аренды. – Конечно, нет.

– Эх.

– Смотри! Смотри! Прочитай сам. – его палец скользил по лабиринту на листе бумаги. – «Линди приземлился», – сказал он.

– Линди приземлился?

– Линдберг. Это передовица «Дейли Ньюс»!

Брат Зебулон, с характерным для пожилых людей пренебрежением к правилам, покинул зрительный зал и вышел на сцену. Он встал по другую сторону от брата Илария, склонившись и разглядывая рукопись, лежащую у меня на коленях.

– Да, все верно. Линди вернулся задолго до того, как брат Урбан закончил работу.

– Не сомневаюсь, – заметил я.

Затем брат Зебулон, прищурившись, оглядел кабинет, явно что-то ища.

– А где свитки? – спросил он.

Мы с братом Иларием в полном согласии переспросили:

– Свитки? – В моей голове пронеслось видение рулета.

Брат Зебулон сложил пальцы вместе, затем развел руки в стороны, словно растягивал невидимую ириску.

– Свитки, – повторил он. – Брат Урбан выполнял все длинные тексты на свитках.

– Папирусные свитки? – недоверчиво спросил брат Иларий.

– Скорее, бумажные свитки, – сказал брат Зебулон. – Он склеивал вместе несколько листов бумаги, а затем сворачивал их.

Брат Клеменс, буквально мающийся от безделья за трапезным столом, оживился и обратил на нас внимание.

– Что там у вас?

– Должны быть свитки, – пояснил брат Иларий.

Брат Клеменс раскинул руки, пытаясь охватить всю захламленную бумагами комнату:

– Хочешь сказать, что есть еще?

Договор-таки оказался на одном из свитков. Специальная поисковая группа, включающая братьев Илария, Мэллори, Джерома и Зебулона обнаружила свитки среди оконных штор и карнизов, за четырнадцатитомным жизнеописанием Иуды Безвестного. Потребовалось не так уж много времени, чтобы найти среди них документ, украшенный великолепной заглавной А в виде башни, увитой плющом, и следующими за ней изящно прописанными Р, Е, Н, Д и А. Фоном служили детальные миниатюры, изображающие различные хозяйственные постройки.

– Хорошо, – сказал брат Клеменс. – Давайте же развернем его и ознакомимся с содержанием.

Легче сказать, чем сделать. Свиток предпочел оставаться свитком, а не превращаться в лист. Стоило выпустить из рук его конец, как он тут же сворачивался в изначальную форму. Если удерживали конец, то свернуться стремилось начало документа. Не помогало даже удерживание свитка за оба конца, тогда середина текста выгибалась горбом.

В конце концов нам пришлось держать его вчетвером, словно моряка, которому в фильме про пиратов собираются ампутировать ногу. Я держал один из углов ближе к концу, рядом со мной стоял брат Перегрин, а братья Мэллори и Джером оказались ближе к началу.

Когда мы расправили таким образом документ, брат Клеменс смог начать его изучение. Читал он медленно, слово за словом с мучениями продираясь через двухсотлетнюю орфографию, двухсотлетние юридические формулировки и девятисотлетнюю каллиграфию.