Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Скамьи стали сравнительно недавним дополнением; приблизительно до 1890 года в часовне вообще не было мест для сидения, и присутствующие на мессе либо стояли, либо преклоняли колени на каменном полу. В то время, согласно истории, однажды рассказанной мне братом Иларием, в одной церкви в Бруклине случился сильный пожар, после чего обгоревшие остатки нескольких скамей передали нашему монастырю. Предшественник нашего брата Джерома сохранил части скамей, на каждой из которых могли разместиться два человека, и установил десяток из них в часовне – по пять с каждой стороны центрального прохода. Поскольку сейчас нас было шестнадцать, последний ряд оставался пустым.

Я сидел в четвертом ряду у самой правой стены, откуда мог наблюдать за всеми своими собратьями. Дальше всех от меня, слева в первом ряду, сидел брат Декстер. Выражение лица бывшего банкира было не столь уверенным, как обычно, пока он слушал брата Оливера, чье место находилось рядом. Через проход, по правую сторону, сидели братья Клеменс и Иларий. Клеменс смотрел на брата Оливера, а Иларий склонил голову, скрыв лицо.

Во втором ряду сидели те, для кого вся эта история стала новостью. Братья Валериан и Перегрин слева, Мэллори и Джером справа. Валериан, чье мясистое лицо я часто считал капризным, и чью оранжевую ручку «Флер» я украл с досады, выглядел таким ошеломленным, что я больше не мог винить его за то, что он разгадал мой кроссворд. Перегрин с его тонко очерченным актерским лицом (хотя в прошлом он был декоратором и управлял летним театром, а не выступал на сцене), казалось, не мог поверить в то, что слышал, как если бы ему сообщили, что представление не состоится.

На своей стороне от прохода я видел только широкие спины и плечи братьев Мэллори и Джерома, бывшего боксера и нынешнего мастера на все руки. Они напоминали пару футболистов, сидящих на скамейке запасных.

В третьем ряду лица были более выразительными. Братья Квилан и Лео сидели слева, и если Квилан выглядел совершенно подавленным, то Лео казался разъяренным, словно он вот-вот вскинет свою массивную толстую руку и собьет кого-нибудь с ног. Справа, прямо передо мной, сидели братья Сайлас и Флавиан. Сайлас, бывший вор-домушник, автор своей криминальной автобиографии, съеживался все больше с каждым словом брата Оливера, словно его арестовали по ложному обвинению, но он не мог найти ни слова в свое оправдание. Брат Флавиан, горячая голова, почти сразу начал подскакивать на скамье, горя желанием высказаться; так же он вел себя, когда осуждал мою газетную «цензуру», а брат Клеменс довел его до изнеможения своими юридическими формулировками.

Слева от меня, через проход, расположились два самых наших древних брата – Тадеуш и Зебулон. Тадеуш, крупный коренастый мужчина, много лет плававший моряком торгового флота, под старость стал каким-то расхлябанным и расползающимся, словно изношенный механизм, о котором плохо заботились. Брат Зебулон, напротив, с возрастом усох, становясь все меньше и тоньше с каждым днем. Они оба смотрели и слушали, сосредоточенно нахмурившись, словно затруднялись по-настоящему осмыслить то, о чем шла речь.

Рядом со мной находился брат Эли, чье лицо выражало бесстрастность очевидца автомобильной аварии. Но мне казалось, что под его маской бесстрастности я могу различить фатализм и нигилизм, с которыми брат Эли отчаянно боролся – убеждение его поколения, что невежество и разрушение неизбежны, а борьба – бессмысленна. Я чувствовал, что вера брата Эли была столь же хрупкой, как моя собственная, и в то же время он нуждался в ней, как и я.

Брат Оливер закончил свою речь приличествующими словами: «И, пожалуйста, вознесите за нас молитвы». Прежде чем он успел сесть или хотя бы сделать вдох, брат Флавиан вскочил на ноги так стремительно, что чуть не перелетел через спинку передней скамьи и не приземлился на брата Джерома.

– Молитвы! – вскричал он. – Конечно, мы вознесем молитвы! Но мы должны сделать больше!

– Мы делаем больше, брат, – сказал брат Оливер. – Я только что рассказал, какие шаги мы предприняли.

– Нам нужно привлечь на нашу сторону общественное мнение! – воскликнул брат Флавиан, потрясая воздетыми руками.

– Размахивать кулаками в церкви – не лучшая идея, брат Флавиан, – мягко заметил брат Оливер.

– Мы должны что-то предпринять, – продолжал настаивать брат Флавиан.

Брат Клеменс поднялся с усталым видом, как Кларенс Дэрроу в Теннесси. [35]

– Если вы позволите, брат Оливер, – сказал он. – Брат Флавиан, как уже сказал брат Оливер, мы предприняли определенные шаги. Ты хочешь, чтобы я повторил все пункт за пунктом?

Брат Флавиан взволнованно отмахнулся, но хотя бы разжал кулаки.

– Мы должны сделать больше. Почему бы нам не устроить пикет? Обратиться в СМИ, выйти на тротуар с плакатами, донести наше послание до общества. Они не посмеют выступить против нас! Против монахов в монастыре.

– Боюсь, посмеют, – сказал брат Оливер. – Мистер Сноупс сказал мне, что его не волнует общественное мнение, поскольку он не собирается избираться, и я ему верю.

Вскочил брат Перегрин.

– Неужели мы не можем как-то собрать деньги и выкупить этот участок сами? Мы могли бы, ну, я не знаю, поставить пьесу?

– Речь идет о слишком больших деньгах, – сказал брат Оливер, обратившись к брату Декстеру за подтверждением.

Брат Декстер не стал вставать, но повернулся вполоборота на скамье, кивнул всем нам и сказал:

– Стоимость земли в этом районе составляет около двадцати тысяч долларов за погонный фут. Один только наш участок обойдется в два с лишним миллиона долларов.

Это число возымело отрезвляющий эффект, на миг воцарилось печальное молчание, прерванное братом Лео:

– Как такое вообще могло произойти? – потребовал он ответа. – Если срок аренды истек – почему мы не узнали об этом заранее?

– Мне ничего не остается, как взять эту вину на себя, – сказал брат Оливер и беспомощно развел руками.

– Не стоит, – вступил брат Иларий. Поднявшись, он обратился к брату Лео: – Девяностодевятилетняя аренда – это не варка яйца всмятку, когда ты следишь за ним с часами в руках.

Брата Лео это не успокоило.

– Кто-то должен был помнить, – настаивал он. – Где вообще этот договор об аренде? У кого он хранится?

– У меня, – признался брат Оливер. – Но он пропал. Я обыскал все, что только можно.

– Если кто-то случайно знает, где договор, – добавил брат Клеменс, – будьте добры об этом сообщить. Я бы хотел уточнить формулировки.

Брат Сайлас, невольно выдавая свое криминальное прошлое, предположил:

– Может, его украли.

Брат Клеменс поморщился.

– Зачем?

– Чтобы нельзя было уточнить формулировки.

Нетерпеливо вмешался брат Валериан:

– Братья, послушайте, нет повода впадать в паранойю. Похоже, у нас и без того хватает проблем.

Брат Тадеуш, чьи многолетние Странствия в торговом флоте, возможно, сделали его более устойчивым к новостям о резких переменах, спросил:

– Брат Оливер, что произойдет, если нам не удастся отстоять это место? Куда нам податься?

Брат Квилан неодобрительно покачал головой в адрес брата Тадеуша и произнес:

– Это крайне упаднический настрой, брат. Мы должны мыслить позитивно.

– Мы должны учитывать погоду на горизонте, – грубовато ответил брат Тадеуш, – какая б она ни была.

– Воистину так, – сказал брат Оливер. – ДИМП обязался найти для нас подходящее помещение и помочь с переездом. Сперва они предложили бывший кампус колледжа на севере штата, а сегодня утром посыльный привез предложение и фотографии здания в Пенсильвании, в котором когда-то располагался монастырь.

Брат Флавиан, полный злобы и подозрений, спросил:

– Где именно в Пенсильвании?

– В маленьком городке под названием Хигпен.

– Хигпен? – переспросил брат Сайлас. – Вы говорите про Ланкастерское аббатство?

– Тебе знакомо это место? – сказал брат Оливер.