Маршрут: Ноль (СИ) - "Mrs. Mracopisec"

Стук повторился. На этот раз прямо возле уха, в стекло водительской двери. Я резко повернул голову — и никого. Только ночь, чёрная, плотная, будто за окном не воздух, а бархат.

Я выдохнул, провёл рукой по лицу и вдруг заметил, что пальцы дрожат. И именно в этот момент меня охватило самое мерзкое: ощущение, что кто-то наблюдает изнутри машины, а не снаружи.

Я включил фары — лучи выхватили лишь пустую трассу, серый асфальт и километровый столб. Ноль. Опять ноль.

Стук прекратился, но тишина стала ещё тяжелее.

— Просыпайся. — Я толкнул Ольгу.

Она открыла глаза слишком быстро, словно вовсе не спала.

— Слышала?

— Ничего, — ответила она без выражения. — Никого.

Я хотел спорить, но слова застряли в горле. Бесполезно.

Наутро солнце пробивалось сквозь туман, будто пыталось прожечь дыру. Я вышел из машины размять ноги и застыл.

На двери, рядом с моим сиденьем, отчётливо темнел след. Маленькая ладонь. Детская. С разводами влаги, как будто кто-то только что приложился и убежал.

Я провёл по отпечатку пальцами — тёплый.

— Ты видишь это? — крикнул я, зовя Ольгу.

Она подошла, посмотрела — и покачала головой.

— Там ничего нет.

— Ты слепая или врёшь? — Я сжал кулаки. — Это же Аня.

Имя сорвалось само, будто его держали под замком и замок вдруг проржавел.

Ольга нахмурилась.

— Не выдумывай. Никогда не было никакой Ани.

Я отшатнулся, будто она ударила. Воспоминание вспыхнуло ярко: красный зонт, детский смех, круги мелом на асфальте.

Я достал камеру. Плёнка трещала, сопротивляясь, но я прокрутил её. На кадрах была ночь. Машина. И… силуэт девочки у окна. Маленькая фигурка, волосы прилипли к щеке, глаза смотрят прямо в объектив. Чётко, отчётливо.

Я выронил камеру. Сердце заколотилось так, что казалось — сломает рёбра.

Ольга подняла её, мельком взглянула и снова вернула мне.

— Это не она, — сказала тихо. — Это ты.

— Что за бред?! — я почти закричал. — Это ребёнок!

Она покачала головой.

— Ты начал вспоминать. Это опасно.

Я вышел на обочину. Земля была мягкая, влажная. И там, возле колеса, белым мелом кто-то нарисовал круг. Второй. Третий. Детские линии, неровные, но знакомые до боли.

Я опустился на корточки, коснулся. Мел тут же рассыпался в пыль.

Ветер донёс до меня звук — короткий смешок. Детский.

Я обернулся.

За машиной никого.

Только дорога, завязанная в привычный узел.

Стук вернулся ночью. На этот раз настойчивее, резче, словно кто-то требовал пустить его внутрь. Я проснулся от оглушительного «БАМ-БАМ-БАМ» — словно кто-то бил в дверь кулаком.

— Чёрт! — я рванулся, вцепившись в руль, хотя машина стояла с заглохшим двигателем.

Ольга сидела рядом, глаза закрыты. Ни сна, ни покоя в её лице — словно она только этого и ждала.

— Ты слышишь?! — я тряс её за плечо.

Она открыла глаза медленно, с упрямой тяжестью.

— Никого нет.

Стук прекратился. Но тут же — снова: «Тук-тук». Уже с другой стороны. Я дёрнулся, уставился в заднее окно — пустота.

Но стекло запотело. На нём медленно проступила линия. Сначала палочка, потом ещё. Детская рука выводила буквы на конденсате. «МА…». Дальше не успела — я смахнул ладонью.

— Ты это видела?! — закричал я.

— Там ничего нет, — упрямо повторила Ольга. — Всё, что ты видишь, принадлежит только тебе.

— Это была Аня! — слова вырвались с горечью, как рвота.

Ольга отвела взгляд, губы её дрогнули, будто она хотела сказать что-то другое, но проглотила слова.

Я выскочил наружу. Холод обжёг лёгкие, ночь тянулась липкой тканью. Я обошёл машину. Нигде никого. Но на земле, у колеса, свежие следы — маленькие босые ступни. Они уходили в темноту.

Я шагнул туда, где они терялись в траве. Тихий смех. Девичий. Тонкий, как серебряный колокольчик.

— Аня! — выкрикнул я. Голос сорвался в хрип.

Тишина.

Я вернулся в машину, захлопнув дверь так, будто хотел отсечь весь этот мир.

Через час я снова включил камеру. Мне нужно было доказательство, хоть что-то. На плёнке — дрожащая картинка. Ночь. Туман. Машина. И снова — девочка. Но теперь она стояла не у окна, а прямо у двери. В руке у неё был мел. Она рисовала круг.

Я вжался в сиденье, чувствуя, как сердце колотится, пытаясь выпрыгнуть из груди.

— Она здесь, — прошептал я. — Она рядом.

Ольга наклонилась, выключила камеру, словно обрубила связь.

— Это не она, — сказала она холодно. — Это ты. Ты разделился.

— Замолчи! — я схватил её за руку. — Почему ты врёшь? Почему отрицаешь?!

Она спокойно посмотрела на меня:

— Потому что если ты вспомнишь её до конца — всё закончится.

Я не ответил. Снаружи снова раздался стук. Три удара. Чёткие. Прямо по стеклу.

На этот раз я не стал оборачиваться. Я понял: если посмотрю — увижу не её. Увижу себя.

Но даже закрыв глаза, я знал: маленькая ладонь снова лежит на стекле. И рисует круг.

— Ты начал вспоминать, — сказала Ольга. — Это опасно.

И в её голосе прозвучала не угроза, а… страх. Настоящий.

Я не выдержал. Этот стук, ритмичный и терпеливый, медленно сводил с ума. Казалось, он исходит не снаружи, а изнутри — прямо из костей. Я распахнул дверь и вывалился наружу.

Ночь была вязкой, как мазут. Фары освещали узкий коридор тумана, и я чувствовал себя человеком, который идёт по кишке чудовища. Стук затих, но я уже знал — источник рядом.

— Аня! — позвал я снова. Голос сорвался в хрип. — Если это ты… покажись.

В ответ тишина. Только кузнечики, которых не должно быть в такой холод, скрипели в траве.

Я навёл камеру на обочину. На экране — силуэт девочки. Красный зонт в руке, блестящий каплями воды, хотя дождя не было. Она стояла неподвижно, уставившись прямо на машину.

Я обернулся — пустота. Только фонарь освещал мокрый асфальт.

— Господи… — выдохнул я. — Она есть только на плёнке.

Ольга вышла следом. Шаги её были бесшумны. Она остановилась рядом.

— Смотришь не туда.

— Что?

— Ты ищешь ребёнка. Но это не ребёнок. Это кусок тебя, застрявший в той ночи.

Я хотел возразить, но камера дёрнулась в руках. Экран ожил и показал кадр: я — мальчишка, лет семи, с фонариком под одеялом. Я смотрю в сторону угла комнаты. И там — тень. Чья-то фигура.

Я вспомнил всё. Бессонные ночи. Страх. Шёпот из угла: «Не подходи».

— Это она, — прошептал я. — Она всегда была рядом.

— Нет, — сказала Ольга. — Это ты.

Я рухнул на колени, камера выскользнула из рук. На земле лежал мел. Белый, измазанный грязью. Я поднял его — и понял. Круги у машины нарисованы мной. Моей же рукой.

Стук раздался снова. Теперь уже изнутри. Из машины.

Я рывком распахнул заднюю дверь — и замер.

На сиденье лежал красный зонт. Мокрый. Под ним — отпечаток детской ладони.

Я прижал его к груди. В горле пересохло.

— Ольга… — выдавил я. — Я теряю себя.

Она смотрела на меня с каким-то жалким состраданием. Но в её глазах не было слёз.

— Ты начал вспоминать. Это значит, что скоро проснёшься.

— А если я не хочу?

Она коснулась моего лица холодными пальцами.

— Тогда останешься здесь. С ней.

Я снова включил камеру. На плёнке девочка сидела в машине, держась за руль. Она смотрела прямо в объектив и улыбалась.

Я моргнул — и она исчезла. Но внутри осталось ощущение: я видел не Аню. Я видел себя.

Маленького. Испуганного. Который всё ещё стучит изнутри, умоляя выпустить.

Я вернулся за руль, сжал руки на баранке. Она была сухая. Никакой влаги. Никакого следа. Только воспоминание.

Ольга села рядом, и я услышал её шёпот:

— Не смей открывать, если снова постучат. Это уже не они.

Я включил двигатель. Фары разрезали ночь, но впереди я видел только кольцо. Всё снова сводилось к кругу.

И в этот момент я понял: круги, что рисовала Аня, были не предупреждением. Они были приглашением.

Вопрос лишь в том, войду ли я в этот круг сам.