"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

– Оля, дорогая, – широко усмехнулся Алексей, – это как посмотреть. Если мы честные советские граждане, то да, Михаил Борисович немного испачкал руки. Но с философской точки зрения настоящий криминал был бы бросить нас в Москве разбираться с КГБ.

– Лёша, короче! – требовательно вставил Михаил, улыбаясь, понимая, что Алексей растягивает удовольствие.

– Хорошо, без прикрас, – продолжил Алексей доверительно. – Олег Брониславович сделал нам такие документы, что любой советский таможенник прослезился бы от умиления. Я теперь не Алексей Григорьевич, а Александр Викторович Лебедев, инженер из Ленинграда. Катя – Варвара Сергеевна Корнеева, педагог из Воронежа. Елена стала Мариной Петровной Сидельниковой, научным сотрудником из Горького, Сергей – Игорем Леонидовичем Макаровым, заведующим библиотекой под Уфой, а Светлана Бармалейкина – Галиной Николаевной Степановой, музыкантом из Ярославля. Представляешь, какой актёрский талант нужен, чтобы выучить новую биографию как свою?

Ольга слушала, широко раскрыв глаза, и нервно рассмеялась, почти плача от облегчения:

– Господи, Лёша, какая чушь! Вы же скоро и свои настоящие имена забудете. Как вас вообще пропустили на таможне?

– Это отдельная история, достойная целого драматического романа, – торжественно объявил Алексей. – Михаил подготовил нас так, будто мы шпионы высшей категории. Если бы КГБ нас задержал, там бы сами сошли с ума, выясняя наши настоящие личности. Мы сами их уже почти забыли.

Михаил рассмеялся и сказал серьёзно, с лёгкой иронией:

– Оля, прости, что не предупредил. Сам до последнего не верил, что получится. Теперь нам надо привыкнуть, что здесь, в Париже, никто не станет выяснять, кто мы такие. Привыкай, теперь мы свободны не только от Советского Союза, но и от самих себя.

Ольга слушала Алексея, не скрывая удивления и облегчения, глаза её наполнились слезами. Она беспомощно засмеялась, словно внутри сорвалась пружина, долго удерживавшая напряжение. Смех смешался со слезами, и её лицо приобрело детскую растерянность, от которой у Михаила сжалось сердце.

– Миша, господи… – повторяла Ольга, подходя к нему, будто боялась, что он исчезнет. – Ты сумасшедший человек. Не знаю, смеяться или плакать, или сразу всё вместе. Почему ты молчал? Я чуть с ума не сошла, пока ждала!

Она крепко обняла Михаила, прижимаясь к нему, словно убеждаясь, что он реален и больше не исчезнет. Михаил осторожно гладил её по спине, успокаивая:

– Милая моя, разве я мог такое сказать заранее? Представь, говорю тебе спокойно: у нас друзья – секретарь ЦК и криминальный авторитет, билеты куплены, паспорта липовые, и мы едем в Париж. Ты бы меня сдала в диспансер. А я, знаешь, не люблю больничную еду.

Ольга рассмеялась легче, вытирая слёзы кончиком пальца, и уткнулась Михаилу в плечо, чувствуя себя наконец защищённой и невероятно уставшей от ожидания:

– Никогда так не делай, слышишь? Лучше я сразу сойду с ума, чем снова буду гадать, какой номер ты выкинешь в следующий раз.

– Обещаю, – серьёзно ответил Михаил, обнимая её чуть крепче и улыбаясь виновато. – В следующий раз предупрежу заранее. Ну, может, хотя бы за пару часов.

Светлана, Елена и Катя не выдержали и рассмеялись, разряжая напряжение, копившееся за время ожидания и тревог. Первой попыталась сменить тему Катя, иронично пожав плечами:

– Ну вот, наконец-то. Теперь можно расслабиться и жить спокойно. Правда, я уже путаюсь, кто я теперь – Варвара Сергеевна Корнеева, педагог из Воронежа, или всё же Екатерина Максимова, неудачница из театрального института.

– Варвара Сергеевна, – важно поправил Алексей, изображая строгого чиновника, – будьте добры не забывать новое имя и отчество. Советский педагог обязан сохранять твёрдость духа даже за границей. Вы теперь не просто Катя, вы – представительница советского народа.

Елена сдержанно улыбнулась и добавила:

– Я так старательно учила новую биографию, что теперь сама верю, будто всю жизнь была научным сотрудником. Кажется, я знаю о Горьком и его окрестностях больше, чем местные краеведы.

Светлана Бармалейкина театрально вздохнула, изображая обречённость:

– А я вообще не понимаю, что здесь делаю. Мало того, что теперь я Галина Николаевна Степанова из Ярославля, так ещё и музыкант! Лёша, ты хоть в курсе, что я умею играть только на нервах зрителей?

Алексей театрально всплеснул руками и заявил с серьёзным видом:

– Галочка, не переживай, Михаил Борисович найдёт для тебя инструмент. Например, тамбурин. Будешь стучать по сигналу режиссёра и делать вид, будто играешь классику. Французы будут рыдать от восторга.

Сергей, до этого наблюдавший молча, вступил с осторожной улыбкой:

– Я уже с ужасом представляю, как буду объяснять французам, что заведующий библиотекой из Уфы даже по-русски едва говорит. Мне лучше вообще молчать, иначе выдам нас всех с головой.

Алексей уверенно махнул рукой:

– Серёжа, главное – выглядеть загадочным и уверенным. Если что-то не поймут, делай задумчивое лицо и говори: «Это сложно объяснить, нужно пережить». Решат, что ты мудрец из советской глубинки, и будут слушать, раскрыв рот, даже если начнёшь рассказывать рецепт борща.

Компания снова рассмеялась, и напряжение окончательно исчезло, сменившись почти комичным настроением. Михаил улыбнулся с облегчением, осознавая, что самое страшное позади. Теперь впереди лишь забавные ситуации и долгожданное чувство свободы.

Ольга, услышав всё это, не могла скрыть удивления и облегчения. Она засмеялась беспомощно, словно внутри оборвалась туго натянутая пружина, и нервно поправила волосы:

– Господи, Лёша, я сейчас с ума сойду! Ты говоришь так спокойно, будто речь не о подделке документов и бегстве от КГБ, а о поездке в пионерлагерь на выходные. Я места себе не находила, пока вас ждала! Миша молчит, ты шутишь, а я почти поверила, что вас давно схватили и допрашивают под портретом Дзержинского!

Алексей пожал плечами и широко улыбнулся:

– Оля, если бы ты знала, чего стоило изображать библиотекаря из Уфы или инженера из Ленинграда, то поняла бы, что пережила только половину наших приключений. Представляешь: в аэропорту подходит капитан пограничной службы с каменным лицом и спрашивает: «Цель поездки, товарищ Макаров?» И наш бедный Сергей сбивчиво объясняет, что летит на конференцию по библиотечному делу, почему-то в Париж. Я рядом стою и думаю: сейчас заставят цитировать Ленина или пересказывать Шолохова!

Сергей, краснея от смущения, подхватил рассказ, уже смеясь над собственной неловкостью:

– А что мне оставалось делать? Я чуть не начал рассказывать пограничнику, как в уфимской библиотеке борются с дефицитом литературы и почему я вынужден ехать за редкими изданиями Дюма и Бальзака! Хорошо, что не дошёл до детского отдела, иначе капитан просто отослал бы меня куда подальше – лишь бы я замолчал.

Светлана засмеялась, картинно прижимая ладонь ко лбу:

– Серёжа, библиотекарь мой дорогой, хорошо, что они не попросили назвать любимый роман Бальзака! Я уверена была, что нас разоблачат уже в Шереметьево. Стою, изображаю ярославскую музыкантшу, вдруг подходит таможенник с таким лицом, словно вот-вот попросит сыграть ему что-нибудь. Уже почти начала напевать «Калинку-малинку», только бы отпустили.

Катя, рассмеявшись, добавила:

– Свет, ты хоть музыкантша! А я педагог начальных классов из Воронежа. В жизни перед классом не стояла! Уже представляла, как меня попросят рассказать, как я воспитываю детей в духе советского патриотизма. Мне, поверь, было страшнее твоих частушек.

Елена улыбнулась, посмотрела на Михаила и спокойно подвела черту:

– Друзья, если бы вы знали, как долго я репетировала рассказ о научных достижениях Горьковского университета! Могла бы диссертацию написать. Когда пограничник вяло глянул на документы, я была готова до Парижа читать лекцию о перспективах советского образования. Но он, кажется, просто испугался моего серьёзного взгляда и решил с учёными не связываться.