"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Шахрай Юлия

– Это не магия. – Наконец произнёс сам Чхон Ёнгджу, и обычно ледяное лицо князя резко побелело. – Это сам мир меняет то, что мы считали истиной.

Вслед за этим у старших князей возникло ощущение странного давления – словно само Дао поставило на их груди тяжёлый знак. Их личные истинные имена, сокрытые глубоко в ядрах, дрогнули. И в этом дрожании они впервые ощутили, что новое имя Императора Андрея теперь было окончательно вплетено в их собственные линии судьбы.

Паника пробежала по залу. Некоторые младшие побежали к дверям, другие пытались схватить свитки и спрятать их, но страницы всё равно менялись в руках, пульсируя словно живое сердце.

После этого даже закостеневший в своих принципах дом Чхон понял, что сопротивление “Щиту имён” может быть не просто опасно… Оно было в принципе бессмысленно. Родовые хроники больше не принадлежали им. Они стали частью переписываемой ткани Поднебесной, в центре которой теперь стоял новый Император. А для старейшин дома Чхон это был удар не только по уму, но и по самому сердцу рода. Ведь когда первые строки хроник начали изменяться, они ещё пытались холодно думать:

“Это обман, хитроумная иллюзия, чужая печать, которую можно разрушить.”

Но как только тяжесть “Щита имён” коснулась их собственных истинных имён, все возможные объяснения банально рухнули в небытие.

Сейчас каждый старейшина рода Чхон, носивший в себе глубоко спрятанное родовое имя, почувствовал, будто в груди кто-то невидимый ударил в Божественный гонг. Их ядра дрогнули, отозвавшись на зов, которого они не ждали. В этом дрожании звучала чужая нота – имя Андрея. Она не подавляла, но вплеталась, словно новая нить в узор. И это было самое страшное. Чужое имя не разрушало их сущность, а становилось её частью, как будто оно всегда там было.

– Нет! Это невозможно! Моё имя… Моё имя принадлежит только дому Чхон… —Растерянно пытался твердить один из старейшин, но внутри он уже слышал, что его клятвы и тени предков отзываются не только на древнего рода-основателя, но и на того, кого мир назвал новым Императором.

Ведь представители рода Чхон всегда гордились своей независимостью. Их летописи хранили свидетельства, что ни один Император за последние тысячи лет не смог заставить дом Чхон склонить голову. Но теперь эта гордость трескалась, словно высохший фарфор. Внутри каждого старейшины возникало чувство оскорблённого достоинства, переплетённого с растущей обречённостью. Ведь не враг их принудил, а сам порядок мира переписал правила. Именно поэтому они чувствовали себя как воины, которые, всё ещё стоя на стенах крепости, внезапно обнаружили, что стены исчезли, а за их спинами уже возведён новый город – с чужим знаменем.

Их растерянные и панические взгляды постоянно возвращались к меняющимся хроникам. Там, где золотыми чернилами было написано имя их основателя, теперь стояло:

“Верный страж Императорского закона семьи Дракона.”

Каждый старейшина ощутил, будто предки смотрят на них из глубины веков и молча осуждают:

“Вы не уберегли. Ваши потомки позволили чужаку вложить свою печать даже в наши кости.”

От чего в их душе поднимался горький вкус стыда. Который был почти невыносимым. Даже дыхание становилось тяжёлым, будто они согрешили не перед людьми, а перед самим Небом.

Но вместе с этим в глубинах сознания медленно, неумолимо пробивалась другая мысль – страшная и унизительная:

“Если сама ткань мира переписывает наши хроники, значит, противиться бесполезно. Значит, именно так должно быть.”

И тут каждый старейшина впервые почувствовал, что верность Андрею не просто навязана. Она уже начинает казаться естественной. Как будто всегда существовала. А один из них внезапно осознал, что в его воспоминаниях прошлых клятв теперь звучит не старое имя, а новое. И он уже не мог с уверенностью сказать, действительно ли он клялся иначе когда-то.

От чего всё больше нарастающий внутренний ужас усиливался пониманием, что если даже княжеский дом Чхон, один из старейших и сильнейших, оказался втянут в новую сеть судеб, то что будет с младшими родами? С теми, кто веками искал защиты именно у Чхон? И впервые в груди старейшин родилась мысль, от осознания которой они сами побледнели:

“Не мы больше щит для других. Теперь сам Император – щит для нас.”

Это осознание было подобно удару молота по гордому сердцу рода. Ощущение собственной мощи сменилось тягостным, почти рабским пониманием зависимости. И с того момента, как хроники рода изменились, сам старший князь этого рода ощущал себя так, словно на его плечи легло невидимое бремя. Он, человек, привыкший держать в руках не только судьбу семьи, но и вес десятков союзных родов, теперь чувствовал, как невидимая рука истории сжала его горло.

“Даже если я промолчу, стены родового зала уже знают правду. Даже если я отвернусь, имена предков не отвернутся.” – Думал он, уже и сам прекрасно понимая, что, если он поддастся отчаянию, остальные рухнут вместе с ним. А значит, надо действовать. Даже если внутри сердце сжималось и в груди звучал чужой ритм имени Андрея, внешне он обязан оставаться камнем.

Именно поэтому Чхон Ёнгджу приказал ударить в бронзовый колокол у ворот. Колокол рода Чхон звучал глухо и тяжело, и его слышали все в поместье. Это был знак не обычного собрания, а высшего совета старейшин.

В течение часа в зал собрались все, кто имел право сесть на резные каменные кресла, вырезанные ещё при основателе рода. Каждый принёс с собой мрачное лицо и тяжёлое сердце. В воздухе стояла тишина, в которой звенел только страх. Ведь теперь даже этот зал, украшенный штандартами и табличками с именами предков, казался теперь не опорой рода, а свидетелем их унижения. Ведь именно здесь на табличках уже начали проступать новые знаки – имя Андрея, сияющее тонкой золотой вязью, как будто оно было вписано в историю изначально.

Когда все собрались Чхон Ёнгджу решительно поднялся со своего кресла. Его спина оставалась прямой, но глаза выдавали усталость. Он долго смотрел на таблички с предками, и только потом заговорил:

– Вы все и всё видели. Я не стану отрицать очевидное. Сила, что сейчас стоит над нами, переплела наши судьбы с именем чужака. Да, для нас это удар. Но разве мы впервые сталкиваемся с тем, что мир рушит наши привычные стены?

При этих словах Старейшины вздрогнули. Он не отрицал, не пытался скрыть, а прямо признал всё то, что происходит. Затем его голос стал холоднее:

– Но одно знайте. Дом Чхон не падёт, пока мы сами не признаем себя рабами. Судьба переплела наши линии с Андреем? Хорошо. Но это значит лишь одно. Что мы теперь связаны с ним не как пленники, а как партнёры. Мы должны сделать так, чтобы весь мир видел, что род Чхон не потерял лица, а сумел сохранить достоинство даже в новом порядке.

Он нарочно выбрал слово “партнёрство”, хотя сейчас и сам уже прекрасно понимал, что на самом деле это была прямая зависимость. Но для слуха старейшин это звучало как мост между прошлым и будущим. Некоторые из них коротко и задумчиво кивнули, словно ухватившись за соломинку. Другие – сжали кулаки, чувствуя, что князь играет словами. Но никто не осмелился возразить. Ведь в глубине души каждый ощущал то же самое. Именно то, что сейчас в Поднебесной просто нет той силы, которая может отменить всё то, что уже вплелось в хроники. Один старейшина, седой и слабеющий, даже тихо прошептал:

– Если Император – наше будущее, значит, будущее рода не в нас самих…

Но Ёнгджу тут же прервал его резким взглядом:

– Будущее рода Чхон всегда в нас. Даже если мир вокруг меняется, мы остаёмся Чхон.

А чтобы закрепить это, он предложил собрать новые хроники, где имя Андрея будет вплетено без признаков покорности, а именно как союзное имя. Сохранить древние таблички предков, но рядом воздвигнуть новый стенд – символ того, что представители рода Чхон признают перемены, не отказываясь от себя.

В словах и делах всегда подчёркивать, что Чхон поддерживают порядок мира, но остаются родом с собственным голосом. И только когда совет закончился, когда старейшины разошлись, Ёнгджу позволил себе остаться в зале один. Он подошёл к табличке с именем основателя и тихо коснулся её пальцами. Внутри его жгло осознание: