"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

Она слушала молча, прикусив губу, словно стараясь не заплакать. Потом отвернулась и проговорила тихо, глядя на тёмное окно, за которым медленно падал мокрый снег:

– А как же мы здесь без тебя? Ты подумал, что будет с нами, если вдруг что-то пойдёт не так? Как объяснить это Серёже? Он уже взрослый, всё понимает. Ты – единственный мужчина, которого он уважает. Как я скажу ему, что ты уехал и неизвестно, вернёшься ли?

Михаил глубоко вздохнул. Эти слова давались тяжело, хотя он много раз репетировал их в голове:

– Я сам объясню всё Серёже. Он поймёт, уверен. Он взрослее многих, кого я знаю. А ты… Ты должна мне верить. Я никогда не бросал слов на ветер. Я вернусь и заберу тебя. Просто нужно, чтобы ты немного потерпела. Ты выдержишь?

Ольга подняла заплаканные глаза и устало улыбнулась через силу:

– Я всегда терпела, Миша, даже когда совсем не хотелось. Выдержу и теперь. Только возвращайся скорее. Без тебя я уже не знаю, как жить. Без тебя мне не хочется просыпаться.

Он осторожно обнял её, прижимая к себе так крепко, словно хотел передать всю свою уверенность, чтобы она поверила: он действительно вернётся, и всё будет хорошо.

– Потерпи немного, Оленька, – шептал он, гладя её по волосам. – Я обязательно вернусь. И когда вернусь, мы больше никогда не расстанемся. Это моё обещание тебе. Ты мне веришь?

– Верю, – тихо произнесла Ольга, и Михаил почувствовал, как напряжение постепенно уходит из её тела. – Только не заставляй нас ждать слишком долго.

Ближе к рассвету, когда разговоры стихли, а квартиру окутала усталая тишина, Ольга ушла спать. В дверном проёме появился Серёжа – заспанный, нахохлившийся, в домашней рубашке, но с ясным, совсем взрослым взглядом. Несколько секунд он молча смотрел на Михаила, затем вошёл в комнату и спокойно сказал:

– Я слышал, как ты с мамой говорил.

– И что думаешь? – спросил Михаил, не отводя взгляда от сумки у кровати.

– Думаю, правильно, – просто ответил Серёжа. – Только не тяни. Сделай всё, как задумал, и обратно. Не заставляй маму с ума сходить.

Михаил подошёл ближе и положил руку на его плечо:

– Обещаю, Серёж. Всё будет, как надо. Я за вами вернусь. Ты же знаешь, я просто так не говорю.

Серёжа кивнул и, помолчав, снова посмотрел на Михаила:

– Дядя Миша, ты уедешь – я за мамой присмотрю. Чтобы ерунды в голову не брала. А ты пиши, хоть пару слов. Чтобы знать, что живой.

Михаил с трудом сдержал дрожь в голосе:

– Спасибо, парень. Ты у нас уже мужик.

Он понимал, что впереди новая жизнь и новые возможности, но этой ночью отчётливо осознавал – за всё придётся заплатить. И сейчас он начинал платить свою цену.

Утро пришло незаметно – лишь серый рассвет осторожно проник сквозь плотные занавески, размывая очертания привычных вещей. Михаил проснулся задолго до будильника и долго смотрел в потолок, пытаясь понять, что он сейчас чувствует. На душе было пусто, будто кто-то убрал из неё всё, оставив лишь гулкое эхо голосов.

Тихо поднявшись, он оделся и прошёл на кухню. Ольга уже возилась у плиты, негромко постукивая посудой и машинально нарезая хлеб. Увидев Михаила, она устало улыбнулась – в этой улыбке была вся её нынешняя жизнь: тревога, сдержанность и бесконечная нежность.

– Ты хоть позавтракай нормально, – мягко сказала она, будто он собирался не в аэропорт, а просто на работу. – Дорога долгая, мало ли как всё пойдёт. Ты знаешь наши самолёты.

Михаил молча сел за стол, наблюдая, как Ольга расставляет тарелки с сыром, колбасой и овощами. Чашка крепкого чая рядом источала горьковатый, пронзительно знакомый запах.

– Всё будет нормально, – сказал он тихо и автоматически, стараясь успокоить и её, и себя. – Я быстро всё улажу, и мы снова будем вместе. Ты только не думай лишнего.

Она ничего не ответила, присела напротив и тяжело вздохнула, отвернувшись, чтобы не показать слёз, набухавших в уголках глаз.

– Вот, позавтракай, пожалуйста, – сказала она с дрогнувшим голосом. – Это всё, что я сейчас могу для тебя сделать. Дальше уже ты сам. Я знаю, ты всегда справлялся.

Михаил ел медленно, не чувствуя вкуса еды. Чай остывал нетронутым. Время текло быстро и неумолимо, минуты перед отъездом тянулись мучительно долго. Хотелось сказать ей что-то ещё, объяснить, почему всё именно так, но слова застревали в горле, не складываясь в простые и понятные предложения.

Когда он встал, взял сумку и направился к двери, Ольга шагнула к нему, прижалась лицом к груди и прошептала почти неслышно:

– Просто вернись, Миша. Вернись и забери нас.

Он молча кивнул, чувствуя, как её плечи вздрагивают от сдерживаемых слёз, осторожно коснулся её волос и сказал тихо и твёрдо:

– Вернусь. И заберу. Это обещание, которое я сдержу любой ценой.

За дверью спальни тихо скрипнули половицы. Серёжа стоял в дверях, всё ещё сонный, но по-взрослому серьёзный. Он шагнул навстречу и протянул руку:

– Ты главное, пиши нам оттуда. Маме это нужно. И мне тоже. Ты знаешь, без тебя нам никак, дядя Миша.

Михаил крепко пожал его руку, чувствуя неожиданную силу в тонких пальцах подростка, слишком быстро повзрослевшего за эти дни:

– Обязательно напишу, Серёжка. Ты держись. За мамой присмотри, будь мужчиной. Я на тебя очень рассчитываю.

Он вышел на лестничную площадку, осторожно прикрыл дверь и замер на мгновение в полумраке подъезда. На душе было тяжело и легко одновременно – словно он перешёл невидимую границу, после которой нет возврата, но именно этот шаг сделал его свободным.

На улице ждало такси. Водитель молча кивнул, открыл дверь, сразу поняв, что пассажиру не до разговоров. Машина покатилась по пустынным утренним улицам, мимо серых панельных домов, длинных очередей у молочных киосков и автобусных остановок, на которых уже мёрзли люди в серых пальто и шапках.

За окном тянулась Москва – хмурая, непроснувшаяся, с бесконечными проводами между крышами, похожими на паутину, в которой он чуть не запутался. Михаил смотрел в окно, и с каждым километром становилось легче – не от радости, а от осознания неизбежности, с которой уже бесполезно бороться.

Новый аэропорт Шереметьево-2 встретил его холодным великолепием, ярким искусственным светом и строгими лицами сотрудников. Огромные стеклянные панели и металлические конструкции казались почти заграничными, хотя за каждым углом угадывалась всё та же советская реальность, от которой он пытался уйти.

Контроль прошёл быстро, но досматривали его тщательно, словно знали, что это необычный пассажир. Офицер, внимательно перебирая вещи, коротко спросил:

– Цель поездки?

– Туризм, – спокойно ответил Михаил, глядя ему прямо в глаза. – По личным вопросам. Буду недолго.

Офицер чуть заметно усмехнулся, словно не раз слышал подобные ответы, и вернул паспорт:

– Счастливого пути, товарищ Конотопов. Возвращайтесь.

– Обязательно, – коротко ответил Михаил, забрал документ и направился в зону ожидания.

Когда объявили посадку, он почувствовал странное облегчение. Каждая ступенька трапа казалась шагом в новую жизнь, хотя Михаил понимал, что старая не отпустит его просто так. Самолёт мягко зашумел двигателями, покатился по полосе, и Михаил глубоко вдохнул, прощаясь не просто с городом или страной, а со всем, что годами любил и ненавидел, создавал и разрушал.

Шасси оторвались от земли, самолёт набрал высоту, и Михаил вдруг выдохнул так глубоко, будто одним дыханием сбросил тяжесть прошлого, всю серость и отчаяние советской реальности.

«Теперь всё будет иначе», – сказал он себе и впервые за долгое время поверил этим словам. Поверил настолько, что был готов заплатить за это любую цену.

В Париже Михаил сразу почувствовал разницу во всём: в запахах, звуках, воздухе – словно пропущенном через фильтр, оставивший неприятности за границей.

Выйдя из аэропорта Шарль-де-Голль, он остановился и глубоко вдохнул воздух, будто проверяя его подлинность. Париж пах кофе, круассанами, слегка автомобильными выхлопами и чем-то неуловимо лёгким и даже фривольным. Михаил усмехнулся – кто бы мог подумать, что свобода пахнет именно так.