Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд
Глава 8
Мы с братом Оливером встретились после завтрака и прогулялись по крытой галерее монастырского двора мимо трапезной и кухни. Высокая стена, отделяющая двор от улицы, обозначала пределы нашей прогулки с одной стороны, часовня и кладбище – с другой; символика, показавшаяся мне одновременно банальной и туманной.
Первый круг мы прошли в молчании. Я заметил, что брат Оливер время от времени искоса поглядывает на меня, но он сохранял терпение и не произносил ни слова, пока мы не миновали нашу исходную точку, а затем произнес:
– Да, брат Бенедикт?
– Не знаю, с чего начать, – сказал я.
– Почему бы не начать, как принято, с начала?
– Да, конечно. – Я нахмурился, поморщился, задержал на несколько секунд дыхание и, наконец, выпалил: – Брат Оливер, я эмоционально увлечен той женщиной!
– О чем ты говоришь?
– Об Эйлин Флэттери.
– Я знаю о какой женщине речь, – сказал мне аббат. – Но что ты имеешь в виду под словами «эмоционально увлечен»?
Что я имел в виду? Разве это был не тот же вопрос, что я задавал сам себе? Мы дошли до стены, за которой шумела улица, потом повернули обратно.
– Я имею в виду, – сказал я наконец, – что мой разум в смятении. Она в моих мыслях и когда я бодрствую, и когда сплю. Я уже не совсем понимаю – кто я теперь.
Брат Оливер выслушивал меня молча, устремив мрачный взгляд на пальцы ног в сандалиях, выглядывающие из-под края рясы во время ходьбы. Когда я закончил, он медленно кивнул и сказал:
– Другими словами, она завладела твоим вниманием.
– Да, – согласился я.
Аббат снова кивнул, продолжая разглядывать пальцы своих ног, и мы прошли по крытой галерее весь путь до арки, ведущей к часовне и кладбищу. Затем мы повернули обратно, и он спросил:
– Это сексуальное влечение?
– Должно быть так, – ответил я. – Я хочу прикоснуться к ней, как младенец хочет потрогать золотые часы.
Наверное, я говорил несколько возбужденно. Брат Оливер бросил на меня быстрый удивленный взгляд, но ничего не сказал.
– Вчера вечером, – продолжил я, – я и правда потрогал ее.
Брат Оливер остановился, как вкопанный, глядя на меня.
– Не очень сильно, – уточнил я.
– Полагаю, тебе стоит рассказать мне об этом, – предложил аббат. Он продолжал стоять, так что я тоже остановился.
– Вчера вечером она взяла меня покататься, и мы остановились в Центральном парке. Там два молодых парня попытались нас ограбить. После того, как я прогнал их, она…
– Ты прогнал их?
– Так получилось. А потом я обнял ее, потому что она дрожала.
– Ясно, – сказал брат Оливер.
– Я давно ни к кому так не прикасался, – признался я.
– Ага, – согласился брат Оливер. – И на этом все?
– Да, брат.
– Понятно.
Он зашагал дальше, я пристроился рядом. Мы молча дошли до стены и снова повернули обратно.
– Похоже, она тоже эмоционально увлечена мной, – сказал я. Затем поморщился, оглядел двор, сделал неопределенный жест рукой и добавил: – Во всяком случае, я так думаю. Я не уверен, но мне так кажется.
– Жаль, что ты не подобрал более короткую фразу, чем «эмоционально увлечен», – сказал, качая головой, брат Оливер. – Такое ощущение, словно я разговариваю с некой легкомысленной версией брата Клеменса.
– Я знаю более короткую фразу, брат Оливер, – сказал я, – но боюсь ее использовать.
– О. – Аббат смерил меня задумчивым взглядом, прежде чем снова уставиться на свои ноги. – Что ж, тогда поступай так, как ты считаешь правильным. – Его голос звучал приглушенно, словно он говорил сквозь поднятый воротник водолазки.
– Спасибо, брат Оливер, – поблагодарил я.
Мы продолжили прогулку. Дошли до арки, ведущей на кладбище, повернули обратно.
– Итак, – сказал брат Оливер, – ты полагаешь, она тоже эмоционально увлечена.
– Я не уверен, – ответил я. – Может, она просто запуталась в своих чувствах, как и я.
– Именно об этом она хотела поговорить с тобой тем вечером?
– О, нет, вовсе не об этом. Она хотела поговорить о судьбе монастыря.
– И что же она сказала, брат Бенедикт?
– Сперва она выложила доводы, которыми ее отец оправдывал продажу, – ответил я.
– Его доводы? – Брат Оливер казался скорее заинтригованным, чем удивленным. – Не думал, что ему придется искать доводы, оправдывающие сделку.
– По-видимому, пришлось, брат. Во всяком случае, в семейном кругу.
– Ага. – Брата Оливера, очевидно устроило объяснение.
– Кстати, эти доводы были в основном практичные.
– А?
– Практичные, – повторил я. – Утверждение, что полезность есть главная добродетель, что остальные соображения второстепенны, и что от офисного здания, возведенного на этом месте, будет куда больше прока, чем от нас.
– Варварская система ценностей, – заключил брат Оливер.
– Да, брат.
Аббат погрузился в раздумья, затем спросил:
– А мисс Флэттери пересказывала эти доводы с одобрением?
– Нет. Она хотела, чтобы я их опроверг.
Брат Оливер приподнял бровь:
– Правда? Почему же?
– Она сказала, что хочет помочь нам, – объяснил я, – но не станет этого делать, пока не убедится, что поступает правильно, выступая против воли отца.
– Помочь нам? Каким образом?
– Этого я не знаю, брат. Она не стала вдаваться в подробности, только сказала, что наверняка сможет помочь нам, если захочет. Но сначала я должен был опровергнуть доводы ее отца.
Аббат понимающе кивнул.
– И ты это сделал?
– Нет, брат.
Мы снова дошли до стены, отделяющей монастырь от улицы, и повернули.
– Из-за твоей эмоциональной увлеченности, брат Бенедикт?
– Возможно, – признался я. – А потом на нас напали грабители, – добавил я, словно это нападение прервало мою блестящую полемику в самом разгаре.
– Да, конечно, – сказал брат Оливер. – Но ты предложил ей поговорить с кем-то из нас, живущих здесь?
– Да, брат.
Ответ удивил его.
– В самом деле?
– Я правда не желал ничего из того, что случилось, брат Оливер, – сказал я.
– Я знаю, – ответил он, и в его голосе вновь зазвучала симпатия. – Все это обрушилось на тебя слишком внезапно и слишком сильно. Ты оказался не готов.
– Отец Банцолини назвал это культурным шоком, – сказал я.
– Ты обсуждал это с отцом Банцолини?
– Только некоторые моменты, – ответил я. – На исповеди.
– О как.
– Отец Банцолини считает, что я временно сбрендил.
– Что-что? – Брат Оливер посмотрел на меня в крайнем изумлении.
– Ну, он выразился не совсем так, – поправился я. – Он просто сказал, что в данный момент я не несу ответственности за свои действия.
Брат Оливер покачал головой.
– Не совсем уверен, что священник-психоаналитик – жизнеспособный гибрид.
– Может, я и правда не сбрендил, – признал я, – но определенно в замешательстве. Не имею никакого представления, что мне делать дальше.
– Делать? В каком смысле?
Я развел руками:
– В смысле моего будущего.
Аббат остановился, нахмурившись.
– Ты всерьез рассматриваешь возможность отношений с этой женщиной? И я сейчас имею в виду не эмоциональное увлечение, а именно отношения.
– Я не знаю, – ответил я. – Я хочу остаться здесь, хочу, чтобы все было, как прежде, но просто не знаю, что делать. Мне нужен ваш совет, брат Оливер.
– Мой совет? О том, что делать со своей жизнью?
– Да, пожалуйста.
Мы в очередной раз подошли к арке. Брат Оливер остановился, но не поворачивал обратно. Вместо этого, он простоял минуту-другую, рассматривая надгробия над могилами давно ушедших в мир иной жителей монастыря. На нашем кладбище было около тридцати захоронений, все девятнадцатого века. В наши дни мы хороним умерших братьев на католическом кладбище в Куинсе, недалеко от железнодорожной ветки Лонг-Айленда. Связи между Странствиями печальны, но неизбежны.