Коллектив авторов - Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

1 Тысяча рук       тысячей бьет вальков.
Гул по земле идет —       гром в небесах таков.
Из сил последних       крепость возводим.
Стена высока —       едва не касается облаков.

2 Стену возводим —       все выше, выше она.
От орд разбойных[1252]       нас охранить должна.
Боюсь, коль скоро       разбойников будет много,
От них не спасет       даже эта стена.

…Зажигаю во мгле свечу.
Комунго беру и играю.
И струна комунго звучит
В лад печали моей глубокой.
Так в дождливую ночь бамбук
У реки шелестит одиноко.
Так кричит под луной журавль
У могилы тысячелетней.
Я играю — и жду, когда
Голос твой у дверей раздастся.
Но за пологом — никого,
И никто меня не услышит!
Изболелось сердце в тоске,
Разорваться оно готово…
О, когда б я могла уснуть,
Чтоб во сне с тобой повстречаться!
Но шуршит на ветру листва,
И кричат непрестанно птицы —
Как враги, ни ночью, ни днем
Ни на миг не дадут забыться!
Волопаса Ткачиха[1254] ждет
За Серебряною Рекою.
В день седьмой, в седьмую луну
Суждена ей с любимым встреча.
Ты же, верно, у той реки,
Что в далеком краю бессмертных,—
Потому ли весть не подашь?
Никогда уже не вернешься?..
На дорогу молча смотрю,
По которой милый уехал.
На траву упала роса,
И вечерние тучки скрылись.
Средь бамбука в роще густой
Закричала тоскливо птица.
Говорят, на земле у нас
Хватит горестей и печалей.
Только той, что мучит меня,
Не встречали люди ни разу…
И сама не могу понять —
Умерла я или жива я!

В селенье горном снег на землю пал,
И замело в горах крутые тропы.
Пусть будет заперта сегодня дверь
Плетеная[1256],— кто может быть за нею?
В ночной тиши лишь светлый серп луны,
Единый друг гостит в моем жилище.

Слава — это башмаки худые
На дырявых нищенских чулках…
Я давно ушел в поля и рощи
И теперь с оленями дружу.
Так согласен жить я бесконечно,
А тебе спасибо, добрый ван[1257].

Пусть из неравных бревен крыша сбита,
Погнулся столб один, другой упал;
И хижина так велика, что можно
В ней две циновки рядом расстелить;
Но каждый листик повилики горной
В лучах луны мне самый верный друг.

Слышал — ночью сильный ливень шумел.
Вышел — все цветы граната раскрылись.
Блистает завеса из капель хрустальных
На ветках над лотосовым прудом.
И следа не осталось от мыслей печальных.
Отпустила тоска, на душе светло.

Толкуют: сосна, сосна!
О какой же это сосне?
О гордой, над обрывом,—
Не иначе, как обо мне.
Эй, внизу, мальчишки с серпами,
Не добраться вам до меня!

Трудные нынче       для нашей земли времена.
Ни сановников, ни воевод       не имеет в достатке страна.
В Ённаме[1260], на юге,       никак не кончается бой.
В Кванбуке[1261], на севере,       горе в деревне любой.
Печалюсь о том,       что стало жить тяжело,
Что бремя войны       нынче на нас легло.
На одежду слезу       роняю, тоски не стерпев.
Военный доклад,       как стихи, твержу нараспев.

Всегда по весне забытый погост
обряжается в новый наряд.
Цветы на деревьях — шитье на халате,
зеленые травы — шелка.
Не счесть лепестков опавших цветов —
душистой дымкой летят.
Падают вниз — похоже на дождь,
возносятся вверх — облака.

Летают между зеленых ив
иволги в парке дворцовом.
Вешнее солнце, город в цвету,
как в одеянье новом.
И во дворце, и в бедных домах
спокойствию рады все.
Кто же смеет народ бунтовать
опасно правдивым словом?

О гора Самгаксан! Уезжаю!
Расстаюсь с вами, воды Хангана!
Покидаю, увы! — с неохотой
Дорогие мне горы и реки,
Да и время настало такое,
Что не знаю, увижу ль их снова.

Нежданно-негаданно осень встречаю,
заброшен в чужие края.
Год промелькнул для меня быстрее,
чем талые воды ручья.
Что ни день — доносится с западным ветром
увядающих трав аромат.
Холодны облака над бескрайней пустыней,
печален тусклый закат.
Су У[1265] возвращенья на родину ждал
столько лет напролет!
Когда, в каком краю Чжун-сюань[1266]
снова на башню взойдет?
Поэты, отчизны ревнители, нынче
в подземелья заточены,
Ненавидя, мучаются, седеют
вдалеке от родной страны.

В день разлуки моей с государем
Плакал, а сколько — не помню.
Поблекли от слез кровавых
Амноккана[1268] синие воды.
И старый лодочник покачал белою головой:
«Впервые такое вижу!»

Забыл я почести и славу,
Богатство, знатный род забыл;
Забыты горести навеки,
Тревоги, жизни суета;
Я даже сам забыт собою,
Не надо ж вспоминать меня.

Одинокая белая цапля, стоишь
Ты на белом прибрежном песке.
Знаю я: только ты бы могла разделить
Сокровенные думы мои.
Вихрь над прахом земным я с тобою презрел,
И меж нами различия нет.

Вдруг ветер восточный подул,
Слежавшийся снег растаял.
Древние горы в зеленом уборе
Взору предстали.
Но иней, что на висках за годы скопился,—
Кто знает, растает ли он?

Пока по стрехе луч солнца скользит,
Лень да и, право, нечем заняться.
На камышовой циновке прилег,
Пробудился лишь на закате.
Негромко покашливают за воротами —
Пора, сосед на рыбалку зовет!

Горы и реки — великий покой.
Неужто стану с кем-то делиться?
Каждой горою и каждой рекой
Владею — кто мне возразит?
Хозяин здесь я, пусть сочтут скупердяем, —
И крохи не уступлю!

Мне друзья: бамбук зеленый,
Речка, камень и сосна.
А когда луна восходит,
Счастлив я тогда вдвойне.
И поверьте, мне не надо
Больше никаких друзей.

Цвет облаков прекрасен, говорят,
Но иногда и он бывает черен.
Чист голос ветра, люди говорят,
Но голос тот нередко замолкает,
И кажется, на свете лишь вода
Всегда прекрасна и всегда струится.

Если жарко — цветы зацветут,
Если холодно — лист опадает.
Отчего же, сосна, для тебя
Не страшны ни метели, ни иней?
Знаю: крепкие корни твои
В царство мертвых проникли глубоко…

Отчего цветы цветут,
А потом увянут,
Травы зелены сперва,
А потом желтеют?
В этом мире лишь одно
Неизменно — камень.

Такая малость в небесах,
А освещает всю природу.
Скажите, где еще найти
Такой светильник в тьме кромешной?
На вас он смотрит и молчит,—
Вот образ истинного друга!

Не схож ты с деревом ничуть,
И ты не схож с травою.
Ты совершенно пуст внутри
И очень тверд снаружи.
Я оттого тебя люблю,
Что круглый год ты зелен.