Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

Эти слова добивают меня окончательно. Потому что я понимаю — она права. Сегодня, когда Руслан уходил из дома, я видела в его глазах ненависть. Не злость, не обиду — именно ненависть. К женщине, которая когда-то была ему дороже жизни.

— Что мне делать? — шепчу я.

— Драться. — Милослава встает, забирает сигареты. — Драться за сына, за дом, за своё право на достойную жизнь. И не ждать от него пощады.

— А ты... ты на чьей стороне?

— На стороне справедливости. — Она одевается, собирается уходить. — А это значит — на твоей. Потому что Руслан сейчас творит беспредел. И кто-то должен его остановить.

Она уходит, оставляя меня одну с бутылкой коньяка и осознанием того, что настоящая война только началась. И самое страшное — что мужчина, которого я любила тринадцать лет, действительно умер. Остался только чужой человек с лицом Руслана, одержимый желанием стереть меня из своей жизни.

Допиваю коньяк из чашки и понимаю — Милослава права. Пора готовиться к настоящей войне. Потому что пути назад больше нет.

Я сижу одна на кухне, сжимая в руках пустую чашку. Почему мне так хочется плакать? Почему мне больно? Ведь я должна чувствовать облегчение. Или... я всё ещё люблю этого человека, который хочет меня уничтожить?

Глава 19: Я встречаюсь с другим

Сижу в кресле напротив адвокатского стола и чувствую, как сердце колотится где-то в горле. Тихон Аркадьевич что-то сосредоточенно записывает в своём блокноте, а Модест Валерьевич — адвокат Руслана — смотрит на меня так, будто я уже проиграла эту войну. Руслан устроился в кресле рядом со своим защитником и демонстративно изучает потолок. Даже не смотрит в мою сторону.

Холодный мерзавец. После всех этих месяцев битв, скандалов, угроз и шантажа он так и не научился хотя бы изображать человеческие эмоции. Сидит, как каменный истукан, и делает вид, что я для него пустое место.

— Итак, переходим к вопросу о размере алиментов, — произносит Скобеев, листая документы. — Мой клиент готов выплачивать...

— Подождите, — перебиваю я, поднимая руку.

Все трое мужчин поворачиваются ко мне. Руслан наконец-то удостаивает меня взглядом — равнодушным, как взгляд на надоевшую мебель.

Внутри что-то взрывается. Неужели я настолько ничтожна для него? Неужели эти двенадцать лет брака, наш сын, наша общая жизнь — всё это можно стереть одним холодным взглядом?

Хорошо. Если он хочет играть в каменную стену, я покажу ему, что умею причинять боль не хуже.

— Кстати, — говорю я небрежно, поправляя прическу, — вопрос алиментов можно не поднимать.

Тихон Аркадьевич недоуменно поднимает бровь:

— Злата Владиславовна, мы же договаривались...

— Я встречаюсь с другим мужчиной, — роняю я бомбу в тишину переговорной. — Так что буду материально обеспечена.

Тишина длится ровно три секунды. Потом Руслан взрывается, как граната.

— Что?! — рычит он, вскакивая с кресла так резко, что стул отлетает назад. — Что ты сказала?!

Лицо у него становится красным, как помидор. Кулаки сжаты до белых костяшек. Шея вздулась венами. Боже мой, как же приятно видеть, что ледяная маска сползла!

— Ты меня прекрасно расслышал, — отвечаю я холодно, хотя внутри всё дрожит от волнения и страха одновременно.

— Кто он?! — орёт Руслан, наклоняясь ко мне через стол. — Где ты его нашла?!

— Господа, прошу вас... — пытается встрять Скобеев, но муж не обращает на него внимания.

— Это не твоё дело, — говорю я, скрещивая руки на груди и откидываясь в кресле. — Ты хотел свободы — получай. Я тоже свободна.

— Ты не имеешь права! — кричит он, ударяя кулаком по столу так, что подпрыгивают стаканы с водой. — Мы ещё женаты!

Вот теперь я вижу настоящего Руслана. Не холодного циника, а ревнивого мужчину, которого мысль о том, что его жена с другим, сводит с ума.

— А ты не имел права унижать меня публично на нашей годовщине, — парирую я, чувствуя, как адреналин бежит по венам. — Но это тебя не остановило.

— Злата Владиславовна, — вмешивается Тихон Аркадьевич, — возможно, не стоит...

— Нет! — Руслан разворачивается к адвокатам. — Пусть отвечает! Кто этот мерзавец?! Как его зовут?! Откуда он взялся?!

Я встаю и медленно обхожу стол, приближаясь к нему. Он следит за каждым моим движением, как хищник за добычей. Глаза горят такой яростью, что становится почти страшно. Почти.

— Знаешь что, Руслан? — говорю я тихо, почти шёпотом, но так, чтобы он услышал каждое моё слово. — Ты можешь сколько угодно кричать и топать ножками. Но я больше не твоя собственность.

— Ты моя жена! — рычит он, схватив меня за запястья.

— Твоя бывшая жена, — исправляю я, не пытаясь вырваться. — Которая наконец-то поняла, что заслуживает нормального отношения.

— Ты сука! — взрывается он, и я вижу, как Тихон Аркадьевич морщится от такой лексики.

— А ты — говнюк, который бросил семью ради молоденькой шлюхи, — отвечаю я спокойно. — Так что мы квиты.

Руслан отпускает мои руки, как будто они обожгли его. Отступает на шаг, тяжело дышит. Я вижу, как в его глазах борются ярость и что-то ещё. Боль? Страх?

— Господи, что за цирк, — бормочет Скобеев, потирая виски. — Может, сделаем перерыв?

— Отличная идея, — соглашаюсь я, поворачиваясь к выходу. — Тихон Аркадьевич, думаю, нам есть что обсудить.

— Стой! — кричит Руслан мне вслед. — Ты ещё не закончила!

Я оборачиваюсь на пороге и смотрю на него — растрёпанного, красного от ярости, совершенно потерявшего свой обычный контроль.

— Наоборот, дорогой, — говорю я сладко. — Я только начинаю.

И выхожу, хлопнув дверью.

В коридоре я прислоняюсь к стене и судорожно хватаю ртом воздух. Господи, что я наделала? Сердце колотится так, будто я только что пробежала марафон. Руки дрожат, ноги подкашиваются.

Тихон Аркадьевич выходит следом за мной, плотно прикрыв дверь переговорной.

— Злата Владиславовна, — говорит он озабоченно, — вы понимаете, что только что сделали?

— Подорвала его самодовольство? — отвечаю я, стараясь говорить увереннее, чем себя чувствую.

— Вы дали ему оружие против себя, — качает головой адвокат. — Если он сможет доказать, что у вас есть отношения на стороне...

— А если не сможет? — перебиваю я.

Тихон Аркадьевич смотрит на меня внимательно:

— А есть ли этот мужчина?

Я отворачиваюсь к окну. За стеклом начало зимы, серый декабрьский день, моросит дождь. Люди торопятся по тротуарам, закутавшись в пальто и куртки. Обычная жизнь, где у каждого свои проблемы и заботы. А я здесь играю в опасные игры с человеком, который когда-то был мне дороже жизни.

— Нет, — признаюсь я тихо. — Никого нет.

— Тогда зачем...

— Потому что мне хотелось увидеть его настоящего! — взрываюсь я, поворачиваясь к адвокату. — Понимаете? Я устала от его ледяного безразличия! Устала притворяться, что мне всё равно!

— Злата Владиславовна...

— Вы видели, как он взбесился? — продолжаю я лихорадочно. — Как глаза загорелись? Значит, я ещё что-то для него значу. Значит, не зря прожила с ним двенадцать лет.

Тихон Аркадьевич вздыхает:

— Ревность — не всегда признак любви. Иногда это просто эгоизм.

Его слова падают на меня, как холодный душ. А что, если он прав? Что, если Руслан взбесился не потому, что всё ещё любит меня, а просто потому, что его эго не выносит мысли о том, что его брошенная жена нашла замену?

Из переговорной доносится приглушённый крик. Руслан, видимо, всё ещё не успокоился.

— Что теперь будет? — спрашиваю я устало.

— Теперь он будет искать этого мужчину, — отвечает Тихон Аркадьевич. — И когда не найдёт, либо поймёт, что вы блефуете, либо станет ещё более подозрительным. В любом случае, наши позиции осложнились.

Дверь переговорной распахивается, и оттуда выходит Скобеев. Лицо у него кислое, как у человека, которому пришлось успокаивать разъярённого клиента.

— Ваш муж требует немедленных объяснений, — говорит он мне. — И угрожает подать встречный иск.