"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Шахрай Юлия

Затем клан Богов Грома вломился в Святилища Дождя, крича, что “вода лишь размножает тьму, превращая страх в топь”. Храмы, где веками стекала небесная влага, были сожжены молниями, и реки испарились прямо в воздухе. Даже младшие Боги, в панике спасавшие свитки и сосуды с божественными огнями, бросались на своих наставников:

– Если ты не предашь его, значит, ты скрываешь свою сделку с ним! – Вопили они, разрубая алтари, которые ещё вчера возводили своими руками. Город за городом превращался в поле брани. Величественные пагоды, служившие символами их могущества, рушились под ударами тех, кто клялся хранить их. На лестницах храмов лежали обломки статуй, в которых когда-то боги сами запечатывали свои имена. И никто уже не думал о людях. Смертные, духи, полубоги – все они стали пешками и заложниками. Их приносили в жертву, жгли в храмах, затапливали в реках, лишь бы доказать “верность” или “чистоту”.

Пантеон перестал быть пантеоном. Он превратился в стаю разъярённых зверей, каждый из которых кидался на соседа. И в этой вакханалии разрушений Лю Инь Мо лишь рос. Ему не нужно было рушить их мир – они делали это сами. Каждый сожжённый храм, каждый уничтоженный алтарь, каждый преданный бог прибавлял ему силы. А Небо становилось всё темнее.

Небеса, некогда сияющие бескрайними лучами золотого света, впервые за многие эры покрылись тусклым серым налётом – не тенью Лю Инь Мо, а дыханием сомнений, рождающимся в сердцах тех, кто всегда считался лишь “низшими”. Люди, духи, полубоги – те, что веками приносили жертвы, склоняли головы и падали ниц при звуке имени того или иного божества – начали видеть в расколе пантеона не конец миропорядка, а возможность.

Сначала это было робкое молчание. Где-то в деревнях, прижатых к подножиям горных храмов, крестьяне перестали зажигать вечерние лампы в честь Хранителя Урожаев. Не потому, что забыли, а потому, что вдруг заметили тот факт, что и без молитвы, и без огня жертвоприношений, пшеница всё равно взошла, и зерно уродилось весьма знатно.

В одном из городов у подножия Небесных пагод жрица в белых одеждах стояла перед алтарём, ожидая, что толпа соберётся на вечернюю службу. Но люди не пришли. Дети бегали по улицам, мужчины чинили сети, женщины готовили пищу. Никто не отозвался на звон колокольцев. А в сердце самой жрицы впервые мелькнула мысль:

“А что, если всё это действительно больше не нужно?”

Полубоги, что испокон веков служили воинами при храмах, стали колебаться. Они видели, как их господа – сияющие, бессмертные, великие – грызутся между собой, как шакалы, деля остатки власти. Они видели, как божественная кровь орошает те же самые поля, что и кровь смертных. И в их сознании проклёвывался опасный росток:

“Если даже они умирают, чем они лучше нас?”

Духи рек, лесов, скал, прежде привязанные к богам как к хозяевам, ощутили свободу. Течение рек не иссякло, листья на ветру продолжали шелестеть, ветер по-прежнему гулял меж вершин. Мир жил, даже если храмы рушились и алтари горели. И духи начали отступать из-под власти Богов, больше не являясь к их призывам.

Каждый день забвения становился новой раной для Пантеона. Ведь сила Богов была соткана не только из их сущности, но и из веры миллионов. Теперь же алтари пустели. Курильницы оставались холодными. Жертвенные чаши покрывались пылью. Там, где раньше многотысячные толпы поклонников восклицали имя Владыки, теперь лишь эхо шагов разносилось по мраморным ступеням. А внизу, среди смертных, начали звучать слова, которых Боги страшились больше всего:

– Боги не вечны.

– Они такие же, как мы.

– Если они рушатся, значит, мы можем жить без них.

И эти слова расходились волнами, словно семена ветрогона, пуская корни в каждом сердце.

Для Лю Инь Мо всё это было лишь ещё одним пиршеством. Ведь страх и сомнение, что рождались в сущностях самих Богов, теперь множились в их жертвах. Но для смертных это было началом новой эры. Той самой эры, где впервые за бесчисленные циклы люди осмелились подумать о мире без Богов.

Боги заметили перемены не сразу. Сила их сущностей была велика, их тела – наполнены тысячелетиями накопленной силы, и поэтому первые удары казались им не более чем усталостью, лёгким помутнением, будто затяжным сном.

Но со временем всё стало очевидно. Некоторые Божества, некогда сиявшие, начали бледнеть. Их ауры тускнели, словно костры, в которых забыли подкинуть дров. Их голоса теряли властный оттенок. Когда-то от одного слова мог дрогнуть мир, теперь же оно гасло в пустоте, не находя отклика. Их храмы пустели. Алтари покрывались пылью. Там, где Бог ждал жертвоприношений, стояли лишь пустые чаши. Там, где должны были гореть курильницы, слегка покачивалась лишь сухая паутина. И каждый такой забытый алтарь был словно нож в сердце божеству. Сначала они пытались оправдываться перед собой:

– Смертные забыли… Всего на миг… Но завтра они обязательно вернутся.

– Это обман тени.

– Всё это лишь временно.

Но дни тянулись дальше… А вера всё не возвращалась. Владыки морей начали ощущать, что волны больше не откликаются на их зов. Боги урожая – что семена всходят сами, без их благословения. Владычицы любви и плодородия заметили, что в сердцах людей зарождаются чувства без их вмешательства, без молитв и подношений.

Тогда их охватила паника. Они впервые за эоны лет почувствовали голод – голод веры. Это был не телесный голод, но изнуряющее чувство пустоты, которое с каждым днём разъедало их изнутри. Те, кто раньше сидел на небесных тронах, начали спускаться вниз, являться смертным и требовать поклонения силой. Но чем яростнее они принуждали, тем сильнее люди отворачивались, видя в них не величие, а слабость.

И вот тогда Боги обратились друг против друга. Одни пытались отвоевать веру, захватив чужие земли, алтари, храмы. Другие тайно воровали жертвоприношения, перенаправляя потоки веры к себе. Одни вступали в союзы, другие предавали вчерашних союзников ради новых обещаний.

Среди небожителей начались битвы – не за миры, не за великие законы бытия, а за крохи веры. Каждый смертный, сохранивший привычку кланяться и возжигать свечу, стал дороже целой армии. Каждая жрица, сохранившая служение – добычей, за которую стоило пролить кровь. И это зрелище было страшнее любых сражений с Лю Инь Мо. Потому что Боги, которые должны были быть недосягаемыми, сами показали миру свою слабость. Как шакалы, дерущиеся за падаль. И в такие моменты Тень только росла – ибо паника Богов была её величайшей пищей. И все попытки удержать веру силой стали началом конца.

Первым не выдержал Владыка Грома, Чхон-Мун. Его культ всегда держался на страхе. Каждую грозу люди считали его гневом, каждую молнию – предупреждением. Когда жрецы перестали совершать обряды молений о дожде, он явился в смертный мир. Облака над целыми землями вспыхнули огнём, громовые удары уничтожали деревни и пашни.

Но люди, вместо того чтобы пасть ниц, разбегались – и кляли его, называя бедствием, а не защитником. Их проклятия не несли силы, но были отравой. Он понимал, что больше нет той связки, которая связывала его с сердцами смертных. Он бил громами по пустым храмам, сокрушал алтари, но в ответ – тишина.

И однажды, посреди собственной бури, он понял, что все его удары больше не отзываются. Последняя молния не оставила следа на земле. Его руки стали прозрачными, и он рассыпался, растворяясь в том самом небе, которое предал.

Следом шла Богиня Милости, Хаын. Её храмы всегда были полны – женщины приносили цветы, матери клали на алтари первые хлебы. Но когда смертные поняли, что любовь и доброта могут рождаться сами по себе, без её благословения, она начала паниковать.

Хаын лично являлась в города, благословляла детей, одаривала целебной водой. Но никто не возжигал свечей в её честь. Её щедрость воспринимали как милость… человека, а не Богини. От этого её сердце наполнилось ядом. Она приказала своим жрицам силой брать дары у людей, требовать хлеба и цветов, угрожать проклятиями. Но чем больше её имя звучало в устах, тем холоднее оно становилось. Люди начали отворачиваться, а храмы – всё больше опустели.