"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Шахрай Юлия
Также был введён Суд Военных Клятв. И если благородный дом уличён в подкупе хоть какого-то гвардейца – дело не шло в гражданский суд. Его принимает Суд Военных Клятв при младшей супруге Императора. На слушании присутствуют две печати. И любая ложь заставит тень обвиняемого отстать от тела. Её видят все. Этого оказалось достаточно для того, чтобы “воспитать” пару особенно ретивых родов.
После всего этого и появился слух про “Малых императриц”. Так их начали видеть. Название родилось само. “Малые императрицы” – не в смысле ранга, а в смысле режима доступа. Любое ходатайство “к Императору” на деле идёт к ним двоим. Любая награда за заслуги против “древних угроз” или “Защиты Поднебесной” проходит именно через их руки. Любой намёк на “пусть государь услышит” упирается в две печати.
Благородные дома быстро поняли, что вести переговоры с советом – это про налог и дорогу… Переговоры с “малыми императрицами” – это про выживание рода, когда над родовым уездом заползает тень. Отсюда появилась и новая дисциплина. письма писали без украшений и чётко. Где дрожит земля… Кто видел “сухой снег” летом… Как воют псы в полдень…
Вместо взяток – вклады в арсенал. Бруски редкой руды… Ткань для обмундирования гвардейцев… И даже масло для ламп в Зале Безмолвия… Это стало новой модой. Дарить не золото, а вещь, что стоит тишины.
………..
Немного погодя в столицу прибыло посольство трёх благородных домов. Якобы они хотели “поздравить” младшую императрицу редкими винами и намекнуть на должности. Хун Линь приняла у них дар… И отдала его в казённый погреб, заверяя актом:
“Пойдёт на обряд очищения залов”.
Взамен вручила им маршрут-карту, где именно их обозы будут обязаны разворачивать фонари в “немой час”, чтобы не будить камни-слухачи. Подарок превратился в инструктаж. Так что послы уехали слегка бледные, потому что поняли, куда пришли.
В дом семьи Ло пришёл свиток:
“У нас дети видят в колодцах луны на дне.”
Старшая императрица тут же поставила малую печать, и свиток “зазвенел”. Она не звала для решения этого вопроса Андрея. Она послала группу мастеров из сект, под руководством старейшин, а в Хрониках появилась заметка:
“В таком-то уезде проведён обряд успокоения воды.”
Благородный дом, правящий там, прислал в столицу котёл чистого Небесного железа – не как “подкуп”, а как благодарственный вклад. И – да, их просьба “о льготе на мост” теперь выглядела вполне прилично и прошла через совет без скандалов.
Затем канцелярия Двух Печатей перехватила попытку “протащить” к Андрею просьбу с фальшивыми нитями имени. Когда свиток проверяли, ткань свитка треснула, и в Зале Безмолвия загорелся артефакт молний. После чего на Суд Военных Клятв вывели троих – двух писцов и одного посыльного знатного дома. Тень посыльного осталась стоять на месте, когда он сделал свой шаг. Дальше всё произошло достаточно быстро. Провинившийся род принёс публичное извинение и обязался поставить к зиме шестьдесят щитов-сдержек для уездных гарнизонов. Тема была закрыта.
Именно поэтому, чтобы не зависеть от капризов благородных домов, две супруги Императора распределили сферы и не переходя черты границ влияния друг друга. Ло Иньюй – письма, обучение, договоры с сектами, хроники, ритуально-правовые рамки, акты о клятвах дыхания, порядок двух печатей… А Хун Линь – гвардия, арсенал, карта тишины, суд клятв, инфраструктура безмолвия. В которую входили все эти лампы, камни-слухачи, склады «немых» трофеев…
Они никогда не спорили публично. Если взгляд не совпал, то у них был третий час. Раз в десять дней, когда дворец затихал, и на его территории не раздавалось ни музыки, ни даже шагов многочисленных слуг, две их печати ставились на один пустой лист. По нему становилось видно, если узоры сходятся – решение принимают немедленно… Если нет – откладывают до следующего Третьего Часа… Именно так даже двор быстро понял, что раскачать их врозь было просто невозможно.
Тем более что теперь, доступ к Императору стал полноценным ритуалом, а не интригой. Никаких “через троюродного дядю” больше не существовало. Только через две печати. Воздаяние мерялось тишиной. Оценка родов шла не по пышности даров, а по тому, сколько ночей спокойно спит их уезд или даже провинция.
Даже процесс наказания был проработан весьма эффективно. Никто никого не рубит прилюдно. Но тень, отставшая от тела, и обязанность поставить щиты-сдержки были позором хуже кнутов.
Их слово – не указ, но дверь. Совет оставался “править”, но именно две молодые супруги Императора теперь решают, доходит ли чьё-то слово до Небесного Меча. И это была новая валюта столицы Поднебесной.
Именно благодаря этой своеобразной системе, Андрей почти не появлялся при дворе. А когда возвращался – без свиты, иногда с ожогом на ладони и глиняной запечатанной чашей в руке, его встречали с радостью и рассказами о проделанной работе. А не про какие-то глупые интриги, которыми обычно в таких местах занимаются скучающие молодые девушки. Тут же им скучать было просто некогда.
Старшая супруга тут же забирала чашу в Хранилище Немых Трофеев. Там находилось всё, что нельзя называть, пока оно живо.
Младшая – переводила гвардию в ночной строй, пока в столице на миг гуще воздух. Ведь даже сюда последствия его схваток дотягивались тонкой нитью воздействия на линии Ци.
А утром “Хроники”, прямо возле городского фонтана, коротко сообщали населению столицы новости:
“ Был очищен источник в таком-то ущелье.”
Народ пьёт воду – и верит. В итоге в столице возникла новая стабильность. Две княжеские семьи превратили родство с Императором в структуру, а не в пиршество. Печати… Клятвы… Карты… Гвардия… Хранилища… Благородные дома сначала пытались “приблизиться”, потом поняли, что дешёвых входов нет. Теперь они соревнуются в полезности – у кого лучше мосты в немой час, чьи кузницы дают сталь без звона.
Император остался тем, кем объявил себя. Мечом, который вынимают только когда темнота дышит в затылок. И именно поэтому двор живёт – потому что двое держат дверцу ножен. Хотя, после коронации Андрея, когда весь двор ещё пребывал в своеобразном шоке, благородные дома начали действовать. Они рассматривали Андрея как непостижимую силу, как живую бурю, с которой никто не хотел сталкиваться напрямую. Но многие видели обходной путь. Влияние через его жён.
Представительницы семей Ло и Хун —Ло Иньюй и Хун Линь, едва став жёнами, ощутили это давление. Представители влиятельных домов один за другим начали подходить к ним с просьбами, намёками, “дружескими предложениями” и подарками. Казалось, будто Императорский дворец превратился в рынок, где каждый надеялся купить расположение нового правителя через женщин, которых он выбрал.
Но семьи Ло и Хун не были слабыми. Они на протяжении поколений сохраняли свои земли, армии и секретные искусства. Более того, обе знали, что теперь на них лежит не только честь рода, но и бремя защиты авторитета мужа, который открыто заявил, что не намерен управлять повседневными делами. И если позволить благородным домам топтаться по их словам – Императорская власть будет обесценена ещё до того, как укрепится.
Случай подвернулся быстро. Один из древних благородных домов – Цзян, чья история уходила в седую древность, но сила заметно ослабла за последние века, – попытался ввести своих людей в систему управления провинциями. Они утверждали, что “лишь помогают новому порядку”, но на деле стремились узурпировать торговые потоки и назначить своих людей на ключевые посты.
Их делегация прибыла в столицу с сотнями стражей, с богатыми дарами и горделивым видом, рассчитывая, что мягкость жён нового Императора позволит им провести собственные замыслы.
Но на заседании княжеского совета – где теперь две княжеские семьи имели решающий голос – выступила именно Ло Иньюнь. Её голос был холоден и спокоен, но в нём звучала сталь:
“Мой супруг взошёл на трон не для того, чтобы вновь начались ваши игры. Он доверил нам хранить Поднебесную, пока он сражается с чудовищами, которые грозят всему миру. И если кто-то из вас решит, что можно прятаться за ширмой "помощи", прикрывая свои амбиции, пусть знает – мы, семьи Ло и Хун, будем тем мечом, что отсечёт гниль ещё до того, как она пустит корни.”