"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

Станок остановился, позволяя ей слезть. Катя оделась и села на ящик с инструментами, глядя в пустоту. В цехе было тихо, только капала вода из неплотно закрытого крана.

Её секрет был раскрыт, но странным образом она не чувствовала стыда. Только грусть от того, что Рудольф не смог понять её особенную связь с механизмами.

Двенадцатый станок тихо мурлыкал рядом, работая как часы. По крайней мере, он был починен.

На третью ночь в павильоне стояла атмосфера тихой, почти домашней сосредоточенности. Оживлённость предыдущих съёмочных дней ушла вместе с эксцентричными декорациями и провокационными сценами, уступив место тонкой, спокойной и зрелой задумчивости.

Задник в виде вагона электрички, выстроенный умелыми руками декораторов, получился поразительно живым и узнаваемым. Потёртые дерматиновые сиденья с глубокими следами тысяч пассажиров, грязноватые окна с выцветшими занавесками, пепельницы, наполненные окурками – всё словно перенесли прямо из старой электрички, годами курсировавшей между Москвой и пригородами.

Михаил, сегодня впервые за долгое время взявший на себя актёрскую роль, спокойно прохаживался вдоль декораций. Он касался кончиками пальцев грубоватых поверхностей, всматривался в детали, словно пытался воссоздать в памяти давно забытые ощущения из прошлой жизни.

Его костюм – добротный свитер крупной вязки и плотные брюки советского образца – идеально вписывался в образ простого, интеллигентного работяги, каким и задумывался его герой Гоша. Михаил поправил на себе рукава свитера, слегка подтянул ворот и остановился, глядя в мутное стекло окна. На мгновение показалось, будто он действительно смотрит куда-то вдаль, на проплывающие за окном пейзажи, хотя за стеклом была лишь тёмная пустота павильона.

Сильвия Кристель сегодня была совершенно иной. Привыкнув к её образам яркой, дерзкой и немного отстранённой красавицы, Михаил даже не сразу узнал актрису, когда та вошла в павильон. На ней был строгий костюм приглушённого серого цвета. Волосы аккуратно собраны, а во взгляде читалась спокойная уверенность женщины, повидавшей многое и знающей себе цену. Сейчас она действительно походила на директора советского завода, авторитетную и сдержанную, но при этом всё ещё очень привлекательную женщину.

Появившаяся из гримёрной Светлана – ассистентка, сегодня отвечавшая за мелкие детали, – подошла к Сильвии и протянула ей небольшую сумочку и журнал «Огонёк», необходимый для съёмки. Михаил, наблюдая за этим, мысленно отметил про себя, что Светлана, несмотря на усталость от ночных съёмок, выглядела безупречно. Её спокойное невыразительное лицо было словно специально создано для того, чтобы не отвлекать внимание от основной сцены, а наоборот, подчёркивать её естественность и достоверность.

Операторы, работавшие сегодня с особой тщательностью, выставляли световые приборы так, чтобы создать мягкое, рассеянное освещение, характерное для утренних часов. Звукооператор тщательно проверял чувствительность микрофонов, направленных на места актёров. Режиссёрская группа тихо совещалась у монитора, обсуждая мелкие технические нюансы и последние штрихи сценария.

Михаил сел на край одного из сидений, вытянул ноги и слегка прикрыл глаза, погружаясь в атмосферу будущей сцены. В его сознании всплывали детали сценария: случайный толчок вагона, слетевшая на пол газета, взгляд, случайно встретившийся с незнакомой женщиной напротив, первая фраза, произнесённая с лёгким смущением и улыбкой. Он чувствовал, как внутренне готовится, примеряя на себя не просто образ, но целую жизнь, которую придётся прожить перед камерой.

Издалека донёсся спокойный голос Алексея. Сегодня он руководил съёмочным процессом, выступая режиссёром эпизода, и сейчас объяснял операторам последние тонкости кадра. Его голос звучал уверенно, ясно, без малейшего намёка на нервозность или сомнения.

– Значит так, камера сначала берёт общий план, затем медленно приближается к Михаилу. Нам важно передать то внутреннее напряжение, которое возникает между героями ещё до первой фразы. Потом поворачиваемся на Сильвию, – он сделал небольшую паузу, чтобы убедиться, что его слушают внимательно, – и удерживаем взглядом её лицо пару секунд дольше, чем обычно. Так мы покажем зрителю, что эти двое – не просто случайные попутчики.

Операторы согласно закивали – кто-то быстро записал в блокнот технические пометки. Михаил открыл глаза и поднял голову, чувствуя, что Алексей направился к нему.

Тот подошёл, остановился рядом и, чуть наклонившись, негромко сказал:

– Ну что, старик, ты готов снова испытать актёрскую судьбу?

Михаил едва заметно улыбнулся, повернув голову в его сторону:

– Я столько раз уже снимался в собственных фильмах, что, казалось бы, должен привыкнуть. Но каждый раз внутри будто впервые. Одно дело – командовать из-за камеры, совсем другое – смотреть в объектив, зная, что от тебя ждут чего-то большего, чем просто текст.

– Ты справишься, – уверенно ответил Алексей. – Ты же знаешь этот материал изнутри. Гоша – это ты. Не нужно играть, просто проживи его.

– Главное, чтобы партнёрша не подвела, – усмехнулся Михаил, склонив голову набок.

– За это можешь не переживать, – серьёзно сказал Алексей. – Сильвия – профессионал с редким чутьём. К тому же, вы с ней смотритесь вместе… как будто так и должно быть. Так что не суетись, всё будет отлично.

Разговор прервала ассистентка режиссёра, подошедшая и тихо объявившая, что всё готово к съёмке. Михаил поднялся со своего места, расправил плечи, ощущая лёгкую дрожь волнения, смешанную с приятной уверенностью.

Алексей сделал шаг назад, бросил взгляд на Сильвию, которая уже заняла своё место напротив Михаила, и негромко скомандовал:

– Внимание всем, приготовились! Камера готова?

Ответ прозвучал почти мгновенно:

– Готова!

Михаил почувствовал, как в нём нарастает странное ощущение предвкушения, смешанного с лёгким, приятным напряжением. Это было знакомое чувство, будто он вновь шагнул в реку, давно забытую, но всё ещё родную и живую.

Алексей поднял руку и, выдержав короткую паузу, произнёс:

– Тишина на площадке! Начали запись! Мотор!

Прошло двадцать лет. Электричка раскачивалась на стыках рельсов с привычным ритмом, который московские пассажиры чувствовали позвоночником. Двадцать лет пролетели как один долгий рабочий день, превратив молодую наладчицу Катю в Екатерину Ивановну – директора того самого завода, где она когда-то ласкала одинокие станки. Строгий костюм из югославского трикотажа сидел на ней безупречно, волосы были уложены в причёску, достойную партийного собрания. Только глаза остались прежними – с той же искоркой тайного знания о душах механизмов.

Напротив неё сидел мужчина в свитере крупной вязки, читающий «Литературную газету». Михаил в роли Гоши выглядел интеллигентным работягой – из тех, кто днём варит сталь, а вечером читает Бродского в самиздате. Седина тронула виски, но плечи оставались широкими, руки – сильными.

Их взгляды встретились случайно, когда поезд особенно сильно качнуло на повороте. Газета выпала из рук Гоши, и он наклонился поднять её одновременно с Катериной.

– Простите, – сказал он, и в голосе слышалась не московская мягкость.

– Ничего страшного, – ответила она, подавая газету.

Разговор завязался сам собой – о погоде, о вечных ремонтах на железной дороге, о том, что электрички теперь ходят реже. Гоша оказался слесарем в НИИ.

– А вы? – спросил он, явно очарованный её уверенной манерой держаться.

– Работаю на заводе, – уклончиво ответила Катерина, не уточняя свою должность.

Когда подъезжали к Москве, она неожиданно для себя сказала:

– Хотите чаю? Я живу недалеко.

Квартира в ведомственном доме поражала простором – три комнаты, высокие потолки, окна на тихий двор. Гоша озирался с плохо скрываемым изумлением.

– Хорошая квартира для заводской работницы, – заметил он.

– Повезло с ордером, – пожала плечами Катерина, снимая пальто.