Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Знаешь, — с вызовом воскликнула Дуня, — я порой удивляюсь, как наш царь ещё не потерял веру в людей. Ему постоянно ябедничают и клянутся, что говорят правду! Ты посмотри на нашего милейшего Федора Васильевича! Это же умнейший человек! Он талантлив, образован, по-своему добр, а Товаркова выставил перед царем вредителем и продажным.

— Это которого Товаркова?

— Ивана Федоровича! Дядьку Юряты, который женился на Еленке Оболенской.

— Надо же, — покачала головой монахиня и перекрестилась. В её душе поднялось негодование.

Всю дорогу Курицын поднимал в разговорах сомнительные темы и как-то так получалось у него, что нынешний московский Владыка Геронтий глупец, новгородский Владыка — стяжатель, а Аграфена — тёмная деревенщина! И ладно бы прямо всех обозвал, то она ответила бы ему, но он так всё вывернул, что она только потом поняла, как он всех оскорбил. И после юлил словесами, не давая ответить.

— Дуняша, ты не сбивай меня с мысли. Я тебе говорю, чтобы ты не давила на Юрия Васильевича. Он не властен над собою, как и ты.

Евдокия приподняла брови и возмущенно заметила:

— Недавно ты учила меня, чтобы я показала князю, что он мне нравится.

— Одно другому не помеха!

Аграфена сгорбилась и устыдилась своей радости от того, что может уехать, отдохнуть от здешних обитателей замка. Не по её силам оказалась ноша. Слишком долго она прожила в монастыре среди сестёр. А сердце чует беду. Отчего-то неспокойно, но страшно стать кликушей. Дуняша же беспечна, и как ни удивительно, но в этом её сила. Но вдруг Аграфена ошибается и надо было настоять на своём присутствии здесь?

— Ба, ты чего затихла?

— Иди ополоснись, — махнула она рукой в сторону покоев, где суетилась прислуга, — пока вода не остыла. Я тебе одёжу приготовлю, да и сама соберусь.

— Бабуль, ты же будешь лечить страждущих?

— Да я больше словом утешаю, — вздохнула монахиня и присела, сложив руки на коленях. — И ты знаешь, иногда этого хватает, чтобы придать людям сил, — лицо Аграфены посветлело. — Не прав звездочет Мартин, ища силу в цифрах и знаках. И Курицын неправ, веря словам звездочёта. Всё в нас: сила и слабость.

— Бабуль, я тебя не слышу! — крикнула Дуня, стоя в бадье: её как раз поливали водой из ковша.

— И ты прямое доказательство этого, — продолжила говорить Аграфена. — Всем вчера душу разбередила, заставила её болеть, а многие уже и забыли, что она у них есть. Так что глуп ты, Мартин, хоть и умён, — обратилась монахиня к вчерашнему спорщику. — И Курицын наш, уж такой умник-разумник, а дурак, прости Господи!

— Ба, я здесь! Ты чего говорила?

— С князем пообщайся, лишним не будет, но…

— Но помни о чести! — продолжила за неё Дуня и чмокнула в полную, но одрябшую щеку.

— Молодец! Давай, одевайся в свою непотребщину, я же схожу на кухню, возьму еды нам в дорогу, а то голодными останемся.

Евдокия вышла во двор вместе с бабушкой, но прежде чем она успела подойти к князю, к ней бросился купец, с которым она познакомилась в пути и передала короб с бусами и душистым мылом на продажу.

— Боярышня! — радостно воскликнул он. — А я тебя дожидаюсь.

— Поликарп?! Что случилось?

— Ничего не случилось, боярышня! — замотав головой, как конь, купец поклонился и, подойдя поближе, тихо произнёс: — Я монетки принёс, а то боязно мне их хранить. Сама понимаешь, мои да твои — хороший куш для бесчестных людей!

Евдокия аж вся засияла. Она не ожидала, что Поликарп так быстро покажется на глаза. Купец быстро огляделся, отвернулся ото всех, вытащил из-за пазухи мешочки и, сунув их в руку боярышни, отчитался:

— Треть стекляницы и мыла в первый же день продал, — тихо отчитался он, — а потом постольку поскольку, — купец сморщился и покачал ладонью, чтоб понятнее было, как пошли у него дела дальше. — Думаю, съездить в ближайшие селения. Господарь благоволит нам, так надо пользоваться, — с видом заговорщика, сообщил он ей о своих планах. Евдокия одобрительно кивнула, а вслух сказала:

— Идем-ка к моему возку, я деньги посчитаю.

С подсчетом Евдокия справилась быстро. Достала весы и взвесила. В мешочках было напихано серебра на двадцать рублей*. Не великие деньги для неё, но серьёзные для того же Поликарпа.

— Бабуль, спрячь в сундук, — попросила она Аграфену. — Коли понадобится на доброе дело, так бери, — добавила она, вспомнив, чем занимается бабушка.

— Иди уж, — вздохнула монахиня.

— Ба, не много ли ты набрала с собой еды? — воскликнула Дуня, увидев подошедших слуг с огромными корзинами, из которых вкусно пахло.

— Так не с пустыми же руками в монастырь ехать!

Евдокия кивнула и вернулась к купцу:

— Я довольна, Поликарп. Езжай с богом! Коли сложности будут, дай знать, помогу, как обещала.

— Оповещу, не сумлевайся, — обрадовался подтверждению защиты Поликарп, поклонился и поспешил к оставленному за воротами крепости своему возку. Он был счастлив, что сумел быть полезным боярышне. Поликарпу не только лишняя копеечка падала в собственный кошель, но появился шанс воспользоваться лавкой Евдокии Вячеславны в Новгороде. Теперь его там никто не обидит!

— Чего-то я князя не вижу, — вертя головой, пожаловалась боярышня.

— Он с воями с другой стороны нас ждет, — ответил ей Балашёв. — Мы-то сюда подошли из-за походного домика, а Юрию Васильевичу тут делать нечего. Он уж и твою Муху вывел, Евдокия Вячеславна!

— Тогда поторопимся, — произнесла боярышня.

Она дождалась, когда слуги расставят корзины так, чтобы те не мешались в дороге и выйдут, захлопнула дверцу, оставаясь снаружи. Её взгляд привлёк худенький мальчишка. Ему досталась самая тяжёлая корзина, но он, сгибаясь под нею, все же умудрялся делать вид, что легко с ней справляется. Ещё и попытался улыбнуться ей.

— Экий француз, — фыркнула Дуня.

— Что? — переспросил её Балашёв.

— Слуга явно нездешний, — задумчиво пояснила она, ловя ускользающую мысль. — Не такой чернявый и вообще… что-то в нём есть…

Кузьма пожал плечами.

— Есть в нём что-то фряжское, — со смаком произнесла она и неожиданно светло улыбнулась, глядя с удивлением на Балашёва. Ей вспомнилось, как он рассказывал о своей судьбе и о своей вере, что бог его ведёт куда-то. А она тогда сочла его фанатиком, но время всё расставило по своим местам. Евдокия внимательно посмотрела на служилого и, глядя ему в глаза, медленно произнесла:

— Чем-то на тебя похож.

Тот непонимающе посмотрел на неё.

— Кузьма, повернись-ка вот так! — попросила она, показывая профиль. Вои стали улыбаться, думая, что боярышня сейчас пошутит, но она продолжала пристально рассматривать Балашёва, а потом констатировала: — Знаешь, Кузьма, тот отрок точно похож на тебя. Вы одной породы, можешь не сомневаться.

— У меня не было сыновей, — как от удара дёрнулся Балашёв, — да и по возрасту… я ж тебе рассказывал, сколько лет провёл в плену.

— Не торопись отбиваться от моих слов, — укоризненно покачала головой Евдокия.

Ей подумалось о том, что люди жаждут чуда и ради него сворачивают горы, а когда оно случается, то не верят в него. Она мысленно поблагодарила бога за терпение и заторопилась на встречу с князем.

Балашёв же посмотрел в сторону, где скрылись слуги, но никого не увидел. Он последовал за Евдокией Вячеславной, но её слова лишил его покоя.

Примечания:

Игнатий де Лойола — наш таинственный дон Игнасио. Имя реального человека, основателя ордена иезуитов, но в настоящей истории он ещё не родился. Здесь же его имя использовано в качестве маркера выдуманного персонажа. Эдакий предшественник исторической личности, который вполне мог существовать до официального создания ордена.

Песня «Проснись и пой» — слова Владимира Лугового, музыка Геннадия Гладкова

Слова и музыку песни «Шопен», которую Дуня немного изменила, написала Елена Ваенга.

Рубль — монеты достоинством «рубль» не было, но понятие «рубль» использовалось и означало определенный вес серебра. Гривну весом в 204 грамма рубили (чеканили) на деньгУ. Из гривны могли сделать 200 монет, 300 монет и даже 600… Поэтому важно было знать, чьей чеканки монеты: московские, новгородские или какого-то князя.