Княгиня Евдокия 5 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Евдокия успевала петь, крутиться, хлопать и играть плечиками в такт, создавая вихрь веселья. На неё всё ещё смотрели, открыв рты и никто не поддержал хлопки. Люди были в ступоре.

В таком темпе не звучала ни одна мелодия, так быстро никто не пел и уж никто не пытался танцевать во время пения.

Обычно боярышни чинно усаживались, брали инструмент и томно излагали события былых времен. Менестрели позволяли себе чуть больше, но это касалось только звучания голоса. А тут… Что это? Кто-то назвал бы бесовскими плясками, если бы слова песни не были столь милы.

— Он идет за горизонт, ветер с ним шагает рядом,

Не всегда и не везде в городах бывали рады,

Если в городе туман, солнце вдруг его покинет,

Все сидели по домам, были улицы пустыми.

И в серые дни, когда он заскучает,

Вместо него попугай запевает!

Евдокия взяла паузу и, кружась с пританцовываниями, продолжила:

— Бум-бум ла-ла, хорошая песенка…

Её слух уловил, что кто-то ей подпевает. Оказалось, что жёнки присоединись к ней, а потом все услышали звонкий голос Елены:

— Бум-бум ла-ла, — смеясь, звонко пропела она и подскочив к Евдокии, схватила ее за руки и закружилась с ней.

Дуня немного усложнила кружение, выписывая с господарынькой лихие элементы небольшого хоровода. А потом все затихло, и они остановились. Сразу же стало как-то тихо. И вдруг:

— Ещё!!! Ещё!!! — закричали со всех сторон, и Евдокия повторила, понимая, что людям необходимо понять, что они видели и принять это.

Во второй раз получилось лучше. Музыка звучала увереннее, и песня уже не так выбивала из колеи. Но всё равно Евдокия исполнила её в третий раз, и только тогда все успокоились. На лицах каждого играла улыбка, а в головах засели «бум-бум ла-ла, хорошая песенка».

— Не ожидал, — улыбаясь, произнёс Стефан. — Давненько я так приятно не удивлялся. Моё сердце поёт с тобой, — прижав руку к груди, очень серьёзно сказал он, заслужив тревожный взгляд жены. Но господарь выразил именно то, что чувствовал. Ему отрадно было видеть хохочущую и танцующую дочь, слышать что-то новое и быть увлечённым песней. Была бы жива его любимая Евдокия Олельковна, то он с большим удовольствием пустился бы с ней в пляс.

Дуня вежливо склонила голову, а господарь благосклонно кивнул человеку, сунувшему ему в руку крохотные золотые сережки с драгоценным камешком.

— Прими от меня дар, боярышня, — Стефан раскрыл ладонь, показывая серьги.

Евдокия подошла, приняла подарок и вновь поклонилась, выражая свою благодарность. Надеть сразу она их не могла, потому что девушкам нескромно было носить золото, но дар был действительно ценным. Неважно, что семья Дорониных могла с лёгкостью позволить себе десяток подобных украшений, а князь Воротынский недавно подарил увесистый золотой обруч. Главное было в дарителе. Все это понимали и смотрели с завистью.

— Задорная песенка боярышни привлекла к нам солнце! — громко возвестил Стефан и только сейчас все обратили внимания, что сквозь узкие окна вовсю лился свет.

Слюда, а кое-где окна были закрыты плотной бумагой и пропускали свет нехотя, но сейчас всем казалось, что солнце не видит преград.

— Объявляю начало рыцарских состязаний!

Евдокия с тревогой взглянула на царевича, но он равнодушно отнёсся к возможности прихвастнуть воинским искусством. Боярышня выдохнула. Все вдруг потеряли к ней интерес, и она могла спокойно пережить полученные впечатления, но тут к ней подошел Юрий Васильевич.

— Евдокиюшка, придёшь ли ты смотреть на меня…

— Княже! Только не говори мне, что ты пойдешь на ристалище!

Мужчина снисходительно улыбнулся, радуясь её волнению за него.

— Юрий Васильевич! Нет! Ну зачем тебе это? — подалась она вперёд, не на шутку встревоженная.

— Не хочу уступать тебе, — мягко ответил он.

Дуня непонимающе сдвинула брови, и князь пояснил:

— Ты показала себя перед всеми и заслужила одобрение, и я не отступлю.

— Княже, тебе давно ничего никому не нужно доказывать, — всплеснула руками девушка, поняв, что его беспокоит.

— Нужно. Пусть никто не усомнится в моём праве притязать на тебя.

Евдокия нервно вздохнула, не зная, какие слова найти, чтобы князь не искал для себя лишней опасности, но тот слушать не собирался. Кивнув ей, поспешил за Стефаном на выход.

— Он ревнует, — шепнул ей на ухо подошедший царевич.

— Что?

— Он видел, как на тебя смотрели другие, и ревнует, — со смешком повторил Иван Иваныч.

— И ты так спокойно об этом говоришь? А если его ранят? Это ж глупо!

— Дунь, ты перечитала романов.

— Ага, как же! Где их сыщешь, эти романы, — фыркнула она.

— На поле поставят чучело и все по очереди ткнут в него мечом, а потом снесут соломенную голову. Никто друг с другом сражаться не будет.

— Точно?

— Да. Потом ещё устроят стрельбище.

— Иван Иваныч, ты уверен?

— Дунь, если бы тут увидели, как Григорий Волчара тренирует наших воев и гоняет их по ловушкам или подвесным веревкам, то имели бы весьма бледный вид. Сражения между рыцарями давно уже запрещены во избежание травм.

— Разумно, — буркнула Евдокия, а царевич с усмешкой продолжил: — Последним рыцарем в Европе ныне считается Карл Валуа.

Боярышня нахмурилась.

— Герцог Бургундии, — закатив глаза, пояснил Иван Иваныч.

— А? Ну да, помню такого. Я писала о нём как-то в политическом обозрении.

— Нет, ты делала обзор по моей просьбе в разных ключах об одном и том же событии. Помнишь, у тебя в имении, когда мы объясняли Алексашке, как можно подавать новости.

— Точно! Этот герцог как кость в горле у Людовика. Для одних он бунтовщик, для других освободитель. Ну да бог с ним! Скажи мне лучше, как поддержать твоего воинственного дядю? Кричать и размахивать флажками не хочу. Чую, что невместно здесь так поступать.

— Неужели? — поддел ее царевич, но заметив, что подруга действительно волнуется, задумался.

— Летом ты могла бы одеть на его голову венок из цветов.

— А зимой что делают?

— Подаришь ему платочек.

Евдокия с ужасом посмотрела на него и прошептала:

— У меня все сопливые!

Царевич засмеялся и бросил:

— Скажи, что это твои слезы! — и захохотал вовсю. Все-таки детская песенка наполнила его шебутной силой, как и обещала подруга.

Дуня засуетилась. Сначала хотела сама бежать в комнаты, чтобы поискать там свежий красивый платочек, но подумала, что может уже отданные в стирку платки высохли и послала за ними Надежду.

— Все будет сделано, боярышня. И давай-ка я приберу твой подарок от греха подальше.

— Да, держи. На столе стоит шкатулка, так ты туда их положи, а ключик с собой забери.

Как ни торопились все выйти, но на ристалище собрались спустя час. Евдокию посадили на почётное место среди дам. Рядом сидела жена Стефана Мария, Елена, княжна Катарина, парочка местных боярынь сурового вида и жены важных людей.

Боярыни ожгли маленькую Елену Стефановну завистливыми взглядами, когда она появилась в своей новой шубе. Похожая шуба была только на плечах Марии и то ворот уже потёрся, а у остальных в лучшем случае была меховая опушка на овчине.

Евдокия же вновь была в парадной расшитой шубе и долгое время терпела на себе многочисленные взгляды присутствующих. Ей казалось, что на неё смотрел чуть ли не весь город. Но, конечно, это было не так. Больше всего внимания досталось царевичу, как и его сопровождающим.

С большим любопытством смотрели на служилых жёнок, одетых в меха. Вообще все посольство пестрело цветом: красные и синие сапожки, отделанные тканями шубы, яркие головные уборы, массивные серьги, выглядывающие из-под полы шуб красочные платья. А еще на белоснежных щеках северных женщин пылал морозный румянец.

Турнир оказался именно таким, как говорил царевич. Это было больше похоже на соревнование с подсчётом очков. Евдокия каждый раз вставала, когда на поле появлялся князь и радостно махала ему платочком. Не кричала, не приплясывала и лишний раз руками не махала, но даже так никто из дам не поступал. Поначалу она даже подумала, что лучше ей больше не вскакивать и не трясти платком, но стоило ей увидеть, как расцвел князь при виде неё и все сомнения были отброшены.