Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд
– Больше никакого «Джека Дэниелса»?
Улыбнувшись, она покачала головой.
– Извините, отец.
– Брат, – поправил я, но она уже удалилась.
Я шагал, издавая звон. Множество маленьких бутылочек «Джека Дэниелса» были припрятаны в глубинах моей рясы и позвякивали при каждом движении, словно я превратился в живой колокольчик на ветру.
Чуть раньше мы зашли на посадку, спускаясь сквозь предвечернее небо над Нью-Йорком, и, наконец, самолет остановился на взлетной полосе. Дверь открылась, за ней оказался коридор – неужели этот коридор проделал весь путь из Пуэрто-Рико вместе с нами? – и мы с мистером Шумахером присоединились к череде пассажиров, покидающих самолет. Я нес свою виниловую туристическую сумку с электробритвой, будильником и носками брата Квилана, а у мистера Шумахера был потрепанный брезентовый баул на молнии.
Мой сосед молчал на протяжении всей посадки и не проронил ни слова, пока мы не прошли через таинственный коридор, оказавшись в здании терминала. Тут он спросил:
– У тебя есть багаж?
Я приподнял туристическую сумку.
– Вот.
– Нет, еще. Который нужно забрать. – Он указал на знак со стрелкой и надписью: «Багаж».
– О, нет, – ответил я. – Это все, что у меня есть.
– Разумно, – заметил мистер Шумахер, – странствовать налегке. – Затем он помрачнел, нахмурил брови и добавил: – Если вообще странствовать.
– Я больше не собираюсь, – сказал я. – Никогда в жизни.
– Молодец, – сказал он. – Ну что же, пойдем.
– Вместе?
Видя мое замешательство, он нетерпеливо пояснил:
– А ты как думал? Я отправляюсь с тобой. Прощайте, Странствия!
Впрочем, немного постранствовать все же пришлось – на такси из аэропорта до Манхэттена. Сидя рядом с мистером Шумахером на заднем сиденье, я попытался осторожно убедить его, что его внезапное желание – всего лишь мимолетная прихоть, разбуженная «Джеком Дэниелсом» и усталостью от Странствий.
Но он не желал ничего слышать.
– Я знаю, о чем говорю, – заявил мистер Шумахер. – Ты описал место, о котором я мечтал всю жизнь. Думаешь, я сам выбрал свое нынешнее занятие? Внук Отто Шумахера – какие у меня были варианты? Странствия, Странствия, Странствия – это вбивали мне в голову с того дня, как я впервые встал на ноги. Со дня, который я проклинаю до сих пор.
– Но как же ваша семья? У вас же есть жена, дети.
– Дети уже выросли, – ответил он. – А жена видит меня два дня в месяц, когда я привожу ей белье в стирку. Она спрашивает: «Как прошла поездка?», а я отвечаю: «Хорошо». Потом она говорит: «Счастливого пути», а я в ответ: «Спасибо». Если она соскучится по такому общению, я смогу сказать то же самое по телефону.
– А ваш бизнес?
– Пусть им займутся мои братья. А также кузены и дяди. Никто из моих сыновей не пойдет по моим стопам – ужасная фраза, кстати – так что я отрекаюсь от этого мира с чистой совестью.
– Но не с ясной головой, – возразил я. – Мне кажется, в вас все еще говорит алкоголь.
– Если завтра я передумаю, – сказал мистер Шумахер, – я ведь смогу уйти, верно? Вы же не прикуете меня цепью к кольцу в стене?
– Безусловно нет! – воскликнул я, вновь найдя возможность вставить свое излюбленное словцо.
– Ну вот.
Ирвин Шумахер выпрямился, радостно улыбаясь в предвкушении, с немного, как мне показалось, безумным видом.
Здание монастыря стояло на том же месте, где я его оставил, хотя его будущее можно было теперь отсчитывать днями, если не часами. В полночь оно начнет исчезать, словно карета Золушки. Мистер Шумахер, прижавшись щекой к боковому окну такси, спросил:
– Это он?
– Верно, – подтвердил я.
– Он прекрасен.
Мой спутник заплатил за проезд, и мы выбрались на тротуар, позволив такси вернуться в дорожную сумятицу. Я, конечно, не мог стать пьянее, чем когда покидал самолет, но по какой-то причине чувствовал, что ноги едва меня держат и, похоже, мистер Шумахер испытывал что-то подобное. Мы опирались друг на друга, сжимая в руках свой багаж, и на некоторое время замерли на тротуаре, разглядывая почти лишенную деталей каменную стену – скучный фасад – которую монастырь обращал к мимолетному миру. Уже миновало пять вечера, и в угасающем свете дня эта стена почему-то казалась более реальной, более основательной, чем вздымающиеся вокруг конструкции из бетона, стекла и хромированной стали. Те со временем обрушатся сами, а эту каменную стену придется убить.
– Он прекрасен, – снова произнес мистер Шумахер.
– Прекрасен, – согласился я. – И обречен.
– О, нельзя этого допустить, – сказал он.
Прохожие замедляли шаг, поравнявшись с нами, словно не зная: сердиться на нас или смеяться.
– Почему бы нам не зайти внутрь? – предложил я.
– Безусловно, – подхватил мистер Шумахер мое любимое слово.
Дверь во двор оказалась заперта – тот случай, когда после кражи лошади запирают конюшню – поэтому мы, пошатываясь, направились к двери скриптория, но и она была на запоре. Однако, мы принялись барабанить в нее – я кулаком, а мистер Шумахер ботинком – и это вызвало появление из-за двери изумленного брата Тадеуша. Сначала он уставился на мистера Шумахера, затем на меня.
– О, брат Бенедикт!
– Брат Тадеуш, – отозвался я, споткнувшись о ступеньку, – позволь представить тебе мистера Шумахера.
– Тадеуш, – повторил мистер Шумахер, схватив брата Тадеуша за руку и вглядевшись в его лицо. – Морской торговец, – сказал он, – в безопасной гавани. Моряк, оставивший море.
– Ну, – промолвил брат Тадеуш, озадаченно моргая, – в общем-то все верно.
Мне, наконец, удалось протиснуться внутрь и прикрыть за собой дверь.
– Я встретил его в своем Странствии, – пояснил я.
– Хочу присоединиться к вам, – заявил мистер Шумахер.
– О, – сказал брат Тадеуш. – Очень приятно это слышать.
Мне почему-то показалось, что это прозвучало с иронией.
– Не знаешь, где брат Оливер? – спросил я.
– В часовне, – ответил брат Тадеуш. – Все там, бдят и молятся о последнем шансе на спасение. – В его глазах вспыхнула надежда. – Ты принес добрые вести, брат Бенедикт?
– Прости, – сказал я, понимая, что увижу такой же подавленный взгляд еще четырнадцать раз до конца дня. – У меня ничего не вышло, – добавил я.
– Не кори себя. Ты сделал все, что мог, – заверил меня брат Тадеуш. – Без сомнений, ты сделал все возможное.
– Нельзя этого допустить, – возвестил мистер Шумахер.
Он разглядывал деревянную отделку стен скриптория со странным выражением, сочетавшим вызов и гордость владельца.
– Идемте, мистер Шумахер, – сказал я. – Нам нужно найти брата Оливера.
– Именно так, – сказал он.
Мы оставили багаж в канцелярии у брата Тадеуша и направились в часовню. Мистер Шумахер восхищался всем, что встречалось ему по пути – от дверных косяков до изображений Мадонн с Младенцами.
– Чудесно, – говорил он. – Именно так.
Часовня была погружена в тишину, когда мы вошли в нее, но так продолжалось недолго. Лица повернулись к нам, рясы и сандалии зашуршали – братья поднимались со своих мест. Послышались первые вопросы, задаваемые шепотом:
– Какие новости?
– У тебя получилось, брат?
– Мы спасены?
– Увы, – ответил я. – Нет.
Я покачал головой и лица помрачнели. Братья столпились в задней части часовни вокруг нас с мистером Шумахером, готовясь услышать худшее. Когда приблизился брат Оливер, я представил ему мистера Шумахера.
– Он хотел бы присоединиться к нам, – сказал я, чувствуя себя, словно мальчик, приведший домой щенка («Он увязался за мной. Можно его оставить?»), и добавил: – Он туристический агент, занимается Странствиями.
– Уже нет, – сказал мистер Шумахер. – Со Странствиями покончено. Я вернулся домой, братья, если вы примете меня. Могу я стать одним из вас? Могу ли?