Бесконечное землетрясение - Дара Эван

Он знает направление только в общих чертах, но сейчас ему не нужно направление. Ему нужно только двигаться вперед. Есть достаточно стрелок, дорожных знаков, защитных ограждений, указывающих путь к Карьерам, чтобы любой спотыкающийся в любую сторону по этой уродующейся сельской местности рано или поздно пришел куда-нибудь.

Он спотыкается о притаившийся во мху каменный уступ, растягивается ничком на твердой земле. Падение вышибает из легких воздух, подъем ступни вспыхивает саднящей болью. Он встает, устремляется дальше. Тропа спрямляется, острые ветви кустов и деревьев вонзаются в него, колют, препятствуют ему, потом дорога расширяется, и пролетающая мимо птица врезается ему в висок. Шварк и визг, порыв воздуха — птица снова взмахивает крыльями и летит дальше.

И он тоже так сделает. Он не знает другой необходимости, кроме как идти вперед. Он отскакивает с тропы в заросли кустов, хлещущих лиан, он загораживается поднятыми руками от их натиска, но ветки все равно впиваются в него, рвут ему лицо, и плечи, и грудь. Пригибая голову и замахиваясь на воздух, он направляется к облаку молочного света, высоко поднимает ноги, чтоб переступать через упавшие ветви и стебли и лучше следить за вихлявыми рывками своих опорок.

Вскоре он возвращается на голую земляную тропу, не зная, та ли это, с которой он свернул, и в какую сторону он по ней идет. Он бежит одышливо и быстро, пока тропа не заканчивается, он оказывается на краю лощины, где определить направление еще труднее. Он видит, где солнце, как падают тени, но утрачивает понимание того, что значит эта геометрия. Он стремится дальше, через зеленый вытянутый луг, пересекает длинный свиток слоновьей кожи, в прошлом бывший асфальтовой дорогой, при падении чувствует, как потоки воздуха становятся холоднее. Когда он на ногах, правая лодыжка теперь сдавливается с каждым шагом, скулит, он чувствует в ней новую слабость, знает, что ее эластичные жилы рвутся.

Он бежит дальше, безбрежное небо расстилается над ним и ничего не делает. Он падает на спину — это плохо: он натренировался заваливаться вперед, чтобы приносить в жертву хрупкому черепу свои колени, — и в палете вниз у него сводит шею, прежде чем лопатки жестоко ударяются о землю. Зато голова только задевает край булыжника, он говорит себе, что, значит, острый спазм в шее стоил того, и верит в это. Вставая, он замечает внутреннюю дрожь, не может унять ее, она длится несколько секунд, потом проходит.

Он ступает на поле, заваленное тушами животных, макабрическая фантасмагория: кошки с открытыми пастями, ежи, опоссумы, вепри, утыканные черными игольчатыми волосами, бурые дворняги, бродячие и в ошейниках. Шагая, он высоко поднимает колени, старается ставить ноги между мертвыми шевелящимися животными. Подскакивает, наступив на шкуру или кость, внутри что-то надламывается, когда он слышит хруст или треск. Он рвет подошву левого опорка, к своему ужасу, видимо, о зуб животного, цепляется за него, и ступня чувствует воздух, потом влагу. Он надеется, что это всего лишь влага земли, а не кровь, не его кровь. Камушек, попавший в опорок, причиняет ему жгучую боль, каждый шаг горячо язвит и вызывает содрогание, не дай бог проколет кожу. Камень болтается вдоль упругих подушечек стопы, застревает где-то в уголке плоти, он мчится дальше.

Несется вперед, правая нога сдается, он бессильно падает на правое калено, поднимается, не прерывая шага. Пинает слизня, сталкивая с его влажной неторопливой дорожки, всхлипывает, увидев его отброшенным, оскорбленным.

Потом перед ним берег реки, он спускается в русло, высоко задирая колени, как будто собирается брызгать водой, но воды нет, только кисель оставшегося ила. Он оскальзывается на листе дерева, встает, спускается. Ступив в живую ленту потока, он пробирается по бурой воде, не чувствует прохлады, облегчения, чистоты, только то, что остров своей высокой влажностью описал его всего.

Что охладит его — это Карьеры, именно туда он мчится, уран действует, так же как его пронизывающая насквозь альфа-радиация, которую эффективная индустрия, удовлетворяя человеческий спрос, высвободила столетие назад и которая заразила целые сектора острова навсегда. Он говорит себе, что сейчас каждое падение есть падение в сторону благоприятной участи, где его плоть будет течь так же свободно, как его слезы. Пыхтя, несясь во всю прыть, он пытается разнообразить свои падения, правой стороной, левой стороной, вперед, различия стираются в бесконечных повторениях.

Он выходит на поле с высокой травой, она обметает ему голени, но он летит так быстро, что не боится клещей. Он шорх-шорх-шорхает, пробираясь через густую зелень. Крен, потеря равновесия, руки совершают взмах, как крылья Ники Самофракийской, и он пинает землю, бежит дальше, вздымая языками и с хрустом давя почву. Объятия с кустом алламанды, и правый рукав оторван.

Впереди облако сыплет сухой дождь теней, он бежит к нему, под его темную защиту, постепенно бросает эту цель. Он как наяву видит комбинезон сестры с двумя лямками. Пока он падает, глаз цепляется за солнце, и его небесный огонь опаляет ему сетчатку, свет и боль снова встречаются. Через несколько секунд он падает снова, не легче, чем в любой другой раз. Земля самовспахивается. И пашня, и плуг — это он.

Он перебирается через валуны, могучие, как соборы, валуны, которые становятся могущественнее, когда его левое плечо ударяется о них. Он уползает на четвереньках, потом грудь становится пятой опорой, начав дубасить землю. Он встает, выходит на дорогу, едва различимую за плотной ширмой вымахавшего бурьяна, и он знает, что ему сюда. Он сворачивает налево по этой дороге, колени подгибаются от нового упорства, но он удерживается на ногах. В опорок снова попадает камешек, язвит и жжет огрубелую подошву, это сейчас неважно. Над головой самолет, тонкий, как кончик карандаша, выплывает у него из-за спины и несколько секунд сопровождает его. Этого достаточно.

Карьеры. Они появились быстрее, чем он думал. Он видит сгнивший деревянный знак, криво свисающий с забора из колючей проволоки, который перерезает дорогу, его набросанные кистью каракули как предупреждение в охваченном чумой городе. «Вход воспрещен». Он бежит к забору, дотрагивается двумя пальцами до ограждения, и целая секция обваливается. Он просовывает ногу между коварными колючими прутьями, один из них цепляется за низ правой штанины, широко разрывает его, лодыжка выплывает в воздух. Он кренится дальше, видит дорогу, виляющую впереди, мимо исковерканных кустов и целых полей сверкающей сорной травы, раскачиваемой не ветром. Он не знает, насколько далеко лежат Карьеры на этой высохшей и заброшенной дороге, но он знает две вещи. Они там. Значит, и он там будет.

Шаг сообщает скользкую дрожь левому колену, несмотря на его надежду, она не рассеивается, когда он заставляет себя ступать дальше. Капля пота, улиткой ползущая по губе в рот, имеет неприятный соленый вкус, он сплевывает, нарушение ритма опрокидывает его на землю. Он встает, и в этой болтанке чувствует что-то прижавшееся к правому бедру, заставляет себя опустить руку, обнаруживает плантан, оставшийся глубоко в кармане. Он хватает его, вынимает, выбрасывает, пир для насекомых, которые не запомнят его запаха. Он изумлен, что не видит и не видел ни единого человека на этой дороге или где-либо еще с тех пор, как повернул от Тисины, он не изумлен.

Сначала приходит лихорадочное возбуждение, глубокое, проникающее до мозга костей знание. Потом усиление жалобной боли в обоих коленях. Когда легкое спотыкание о вывороченный камень подкидывает его с раскинутыми широко руками, он понимает, что это Q3. Градус паники подскакивает вместе с землей, но он стремится вперед. Ветер хлещет его по вискам, ребрам, землерев громыхает и рычит, как нападающая пума. Шаги становятся больше, шире, свободнее, в попытках обрести устойчивость он плывет далеко вперед над земным батутом и приземляется на многострадальные лодыжки. Деревья, кусты, их обломки скачут по выгибающемуся вверх острову, наклоняются к нему, потом их отклоняет в другую сторону. Он уворачивается от корня, только что выпрыгнувшего из земли, вертится, чтобы увильнуть от камня, который катится к месту его приземления, в конце концов разворачивается спиной. Крутясь вокруг своей оси, он использует центробежную силу, чтобы поймать верное направление, протолкнуть себя вперед. Он бежит, каждый шаг становится неуверенным, непредсказуемым из-за волнообразной шаткости под ногами, он боится, что не сможет вдохнуть достаточно воздуха, чтобы заставить тело двигаться дальше, напитать болтающее чепуху сердце, может быть, оно просто взорвется. Крен Q3 сдирает взмокшую от пота одежду с его боков, он рыбой плывет по воздуху вперед и жестко приземляется на обе ноги, дребезжащая боль отдается вверх, в голени и бедра. Он стремится дальше.