Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Бубнит
   вселенная
        в ухо нам,
тревогой напоена́:
идет война,
     будет война,
война,
   война,
      война!
На минское поле,
        как мухи на блюдце,
поляки,
    летчики,
        присели уже!
Говорят:
    «заблудились!»* —
               небось не заблудятся,
не сядут
    в Париже
        на аэродром Бурже.
Едут
  англичане
       к финнам в гости,
пристань
    провожает,
         кишит твердолобыми.
Едут
  не в поезде
       с цилиндром да с тростью —
на броненосцах,
       с минами,
              с бомбами.
Румыния
    тоже
      не плохо бронирована.
Министрик
     три миллиарда
            ровно
спер
  себе
    и жене на наряды.
Если
  три
    миллиарда
         уворовано,
то сколько ж
     тратилось
         у них
            на снаряды?
Еще
  готовятся,
      пока —
         не лезут,
пока
  дипломатии
        улыбка
           тонка.
Но будет —
     двинут
        гром и железо,
танками
    на хаты
       и по станкам…
Круг сжимается
       у́же и у́же.
Ближе,
   ближе
      в шпорах нога.
Товарищ,
    готовься
        во всеоружии
встретить
     лезущего врага:
в противогаз —
       проворный
            и быстрый,
саблю выостри
       и почисть наган.
Уже
  эполеты
      и шпоры надели
генералы
     да бароны.
Жизнь,
   от сегодня
        будь «неделя» —
сплошная
     «Неделя обороны».
  

Рабочий Москвы,
        ты видишь
            везде:
в котлах —
     асфальтное варево,
стропилы,
     стук
       и дым весь день,
и цены
   сползают товаровы.
Союз расцветет
       у полей в оправе,
с годами
    разделаем в рай его.
Мы землю
     завоевали
         и правим,
чистя ее
    и отстраивая.
Буржуи
    тоже,
      в кулак не свистя,
чихают
   на наши ды́мы.
Знают,
   что несколько лет спустя —
мы —
   будем непобедимы.
Открыта
    шпане
       буржуев казна,
хотят,
      чтоб заводчик пас нас.
Со всех сторон,
       гулка и грозна,
идет
  на Советы
       опасность.
Сегодня
    советской силы показ:
в ответ
   на гнев чемберленский
в секунду
    наденем
        противогаз,
штыки рассияем в блеске.
Не думай,
    чтоб займами
         нас одарили.
Храни
   республику
        на свои гроши.
В ответ Чемберленам*
         взлетай, эскадрилья,
винтами
     вражье небо кроши!
Страна у нас
      мягка и добра,
но землю Советов —
         не трогайте:
тому,
     кто свободу придет отобрать,
сумеем
   остричь
       когти.
  

Писатель
    Иван Иваныч Гонорарчиков
правительство
      советское
           обвиняет в том,
что живет-де писатель
            запечатанным ларчиком
и владеет
    замо̀к
       обцензуренным ртом.
Еле
  преодолевая
        пивную одурь,
напевает,
    склонясь
        головой соло́вой:
— О дайте,
     дайте мне свободу*
сло̀ва. —
Я тоже
   сделан
      из писательского теста.
Действительно,
      чего этой цензуре надо?
Присоединяю
      голос
         к писательскому протесту:
ознакомимся
     с писательским
            ларчиком-кладом!
Подойдем
     к такому
        демократично и ласково.
С чего начать?
Отодвинем
     товарища
         Лебедева-Полянского*
и сорвем
    с писательского рта
            печать.
Руки вымоем
и вынем
    содержимое.
В начале
    ротика —
пара
  советских анекдотиков.
Здесь же
      сразу,
от слюней мокра́,
гордая фраза:
— Я —
   демократ! —
За ней —
     другая,
длинней, чем глиста:
— Подайте
     тридцать червонцев с листа! —
Что зуб —
     то светоч.
         Зубовная гниль,
светит,
   как светят
        гнилушки-огни.
А когда
    язык
      приподняли робкий,
сидевший
     в глотке
        наподобие пробки,
вырвался
     визг осатанелый:
— Ура Милюкову,
        даешь Дарданеллы! —
И сразу
   все заорали:
           — Закройте-ка
недра
  благоухающего ротика! —
Мы
  цензурой
      белые враки обводим,
чтоб никто
     не мешал
         словам о свободе.
Чем точить
     демократические лясы,
обливаясь
     чаями
        до четвертого поту,
поможем
    и словом
        свободному классу,
силой
   оберегающему
         и строящему свободу.
И вдруг
   мелькает
        мысль-заря:
а может быть,
      я
      и рифмую зря?
Не эмигрант ли
       грязный
           из бороденки вшивой
вычесал
    и этот
      протестик фальшивый?!