Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Хотя
  по Варшаве
        ходят резво́*,
ни шум не услышишь,
         ни спор,
одно звенит:
     офицерский звон
сабель,
   крестов
      и шпор.
Блестят
   позументы и галуны…
(как будто не жизнь,
            а балет!),
и сабля
   ясней молодой луны,
и золото эполет.
Перо у одних,
      у других тюльпан,
чтоб красило
      низкий лоб.
«Я, дескать, вельможный,
           я, дескать, пан,
я, дескать, не смерд,
         не холоп!»
Везде,
      исследуйте улиц тыщи,
малюсеньких
      и здоровенных, —
идет гражданин,
       а сзади —
            сыщик,
а сзади —
     пара военных.
Придешь поесть,
       закажешь пустяк,
а сбоку
   этакий пялится.
И ежишься ты,
       глаза опустя,
и вилку
   стиснули пальцы.
Других прейскурантов мерещится текст
и поле
   над скатертью стираной.
Эх,
  ткнуть бы
      другую вилку в бифштекс —
вот в этот бифштекс
         размундиренный!
Во мне
   никакой кровожадности нет,
и я
  до расправ не лаком,
но пользы нет
      от их эполет
ни миру,
    ни нам,
       ни полякам!
Смотрю:
    на границе,
         на всякий случай,
пока
  от безделья томясь,
проволока
     лежит колючая
для наших штанов
        и мяс.
А мы, товарищ?
       Какого рожна
глазеем
   с прохладцей с этакой?
До самых зубов
       вооружена
у нас
     под боком
       соседка.
  

Саксонская площадь;
         с площади плоской,
парадами пропылённой,
встает
    металлический
           пан Понятовский —
маршал
    Наполеона*.
Штанов нет.
     Жупан с плеч.
Конь
     с медным хвостом.
В правой руке
      у пана
         меч,
направленный на восток.
Восток — это мы.
        Восток — Украина,
деревни
    и хаты наши.
И вот
  обратить
      Украину
         в руины
грозятся
    меч и маршал.
Нам
  драться с вами —
         нету причин,
мы —
   братья польскому брату.
А будете лезть,
       обломаем мечи
почище,
    чем Бонапарту.
Не надо нам
     вашего
           ни волокна.
Пусть шлет вас
      народ,
         а не клика, —
и, сделайте милость,
         пожалуйте к нам,
как член
    Всесоюзного ЦИКа.
А если вы
     спец
       по военной беде,
под боком —
      врагов орава,
ваш меч
    оберните
        на Бельведер*,
градусов на девяносто
         вправо.
Там маршал
     и лошадь
         с трубою хвоста
любого поляка
      на русского
за то,
  что русский
       первым восстал,
оттуда
   будут
     науськивать.
Но в Польше
     маршалов
            мало теперь.
Трудящихся —
      много больше,
и если
   ты
     за Польшу,
         тебе
придется
    с нами стоять теперь
вдвоем
   против панской Польши.
А памятники
      есть и у нас.
Это —
   дело везения.
И брюки дадим
       из чугуна-с;
заслужишь
     и стой…
        До видзения!
  

Бубнит
   вселенная
        в ухо нам,
тревогой напоена́:
идет война,
     будет война,
война,
   война,
      война!
На минское поле,
        как мухи на блюдце,
поляки,
    летчики,
        присели уже!
Говорят:
    «заблудились!»* —
               небось не заблудятся,
не сядут
    в Париже
        на аэродром Бурже.
Едут
  англичане
       к финнам в гости,
пристань
    провожает,
         кишит твердолобыми.
Едут
  не в поезде
       с цилиндром да с тростью —
на броненосцах,
       с минами,
              с бомбами.
Румыния
    тоже
      не плохо бронирована.
Министрик
     три миллиарда
            ровно
спер
  себе
    и жене на наряды.
Если
  три
    миллиарда
         уворовано,
то сколько ж
     тратилось
         у них
            на снаряды?
Еще
  готовятся,
      пока —
         не лезут,
пока
  дипломатии
        улыбка
           тонка.
Но будет —
     двинут
        гром и железо,
танками
    на хаты
       и по станкам…
Круг сжимается
       у́же и у́же.
Ближе,
   ближе
      в шпорах нога.
Товарищ,
    готовься
        во всеоружии
встретить
     лезущего врага:
в противогаз —
       проворный
            и быстрый,
саблю выостри
       и почисть наган.
Уже
  эполеты
      и шпоры надели
генералы
     да бароны.
Жизнь,
   от сегодня
        будь «неделя» —
сплошная
     «Неделя обороны».