Измена. Игра в чувства (СИ) - Эдельвейс Анна

Иван глубоко вздохнул, всматриваясь в черноту дороги перед собой:

— Хрен его знает, что там было на зеркале, я вообще не видел. Так вот, Элеонора. Я вдруг подумал: ты замужем за мной не первый год. Как так случилось, что ты не поверила мне. Причём, не поверила настолько, что нагородила кучу событий. За эти пару дней успела разнести дом, подать заявление на развод, чуть не потерять ребёнка, — он повернулся ко мне: — А если бы собака загрызла в будке ребёнка?

— То есть ты сейчас решил свалить всё на меня? Круто. — я горько усмехнулась.

Я молча смотрела перед собой. Мы оба были хороши, уже до маразмов дошли в обвинениях друг друга. Однако, я чувствовала, что градус разговора поднимается и вот вот дело снова пойдёт к скандалу. С чувством выпалила:

— Мог бы и раньше сказать свои жалкие слова оправданий.

— Началось, — Иван крепче сжал руль: — Я тебе про Ивана, ты мне про болвана. Я спросил почему ты не поверила мне, разве я давал когда повод? Ну, и почему мои слова оправданий жалкие?

— Потому, что они не объясняют, что делала сегодня тётя Лиля рядом с моим ребёнком. Я за ребёнка убить могу. И твою мразь размажу в кисель, если на километр к Маше ещё раз подойдёт. Ты знаешь, это не пустые слова, — я еле ворочала языком, у меня не было сил говорить, слова тянулись резиной: — Если бы ты знал, Иван, как я хочу вернуться туда, где всего этого не случилось. Но у меня пазлы не складываются в голове: Девка на стол впрыгнула белкой за секунду до меня, высунув язык рисовала помадой сердце на зеркале ты не знаешь когда, а в кафе, где ты был с Машей, твоя гадина упала с неба. Опять же без твоего включения. И знаешь, что, Василевский?

— Что?

— Вытекает вопрос: как ты такой умный, сильный и красивый мог всё это допустить.

Он молчал, а меня прорвало:

— В тот момент, когда я чуть не поседела, разыскивая ребёнка, приехал ты и вдохнул в меня веру, что всё будет хорошо. Я даже забыла, оно как то стёрлась всё, что наслоилось обидой за те пару дней. А сейчас ты стал говорить и я вдруг поняла — а ничего не изменилось. Может, у тебя и не было с Лилькой в тот момент ничего, но ты не смог мне это объяснить. Поэтому уж прости, что поверила собственным глазам.

Отвернулась к окну. Муж попытался успокоить, правда не знаю кого — меня или себя:

— Тебе надо время, Элеонора. Успокаивайся, дорогая. Я тебя с Машей не отпущу никогда. Просто потому, что всё хорошо, а эта шелуха с Лилями скоро исчезнет из нашей памяти. Я квартиру сейчас снял, вас привезу домой, сам туда поеду, там мои вещи, документы для командировки. У меня самолёт в пять утра в Питер. Вернусь к вам через пару дней. Всё у нас будет хорошо, выдыхай.

Иван привёз нас в дом, сам уехал. Настоял, чтоб Маша утром отправилась в садик, впрочем, я и сама поняла, что ей там лучше будет, чем со мной сейчас, когда у меня от слёз глаза не просыхают.

Те два дня, что я прожила без него, вернувшись в свой, в смысле, в наш дом, превратили меня в зомби. Я собиралась сегодня всё хорошенько обдумать, Дождаться мужа из командировки. Позвать Ивана и просто вытрясти из него правду! Вот пусть сядет напротив и толком мне объяснит, что происходит. Что это за новое лицо в нашей семейной биографии, из за которой наш брак тонет в омуте из грязи и подозрениий. Оказывается, убитое доверие может довести до сумасшествия.

За последние дни я столько раз возвращалась мыслями к нам с Иваном. Неужели я была настолько доверчивая дура, что не замечала изменений в поведении мужа. В принципе, он не задерживался, на его телефоне не было пароля, он не прятался от меня по углам, когда ему звонили. Я на сто процентов была уверена, что Ваня мой — голубь сизый. Чистый и блестящий как наша хрустальная люстра из венецианского стекла.

Говорят, снаряд не падает дважды в одну и ту же воронку. Но у меня же упал! Дважды! Одна и та же тварь подкосила нашу жизнь два раза всего за одну неделю. На столе и в кафе. Какие то странные совпадения. Что то Василевский ни разу не дал мне толкового ответа на вопрос что это! Случайность! По его словам — да. А по моим мозгам — нет.

Пока я перебирала эти мысли в голове, Маша наконец выползла из машины, несла свою картонку с пластилиновым самолётом, я предложила:

— Маша, давай помогу?

— Мамочка, ну как ты не поймёшь, это же для папы, я так люблю этот самолётик. Вдруг ты нечаянно уронишь. Я сама.

Ну да, я действительно не понимала ничегошеньки. Ни про папу её, ни вообще, что происходит.

Завела Машу в дом, малышка пошла мыть руки, играть с котом, я вернулась к машине забрать вещи. Звук припарковавшейся машины за спиной заставил обернуться. У калитки стояла малиновая бэха и с недавних пор я запомнила эту машину. Иванишин. А этому что тут надо?!

Надо будет в моём намечающемся разговоре обязательно сказать Ивану, чтоб не присылал ко мне своего казачка.

Пока я раздумывала, стоит ли мне подходить к воротам, или со ступенек показать Иванишину средний палец, чтоб убирался отсюда, “друг семьи” уже оказался перед калиткой.

Я решила в лицо сообщить Иванишину всё что думала о его визите. Оглянувшись на дверь в дом, пошла к калитке. В этот вечер я была одеты в полотняные широкие брюки, в серебристые балетки и холщовую рубашку навыпуск. Волосы собрала в низкий тяжёлый узел на затылке. С недавних пор меня одолел стиль бохо, всё широкое и бесформенное, но стильное и дорогое.

Наверное, постепенно во мне развивался комплекс жертвы: меня победила, так сказать, засунула за пояс худая, костлявая соперница. А так как я не могла вытопить из себя жир, фитнес зал рыдал крокодильими слезами, понимая, что спорт не для меня, то я свои формы стала прятать под широкими слоями одежды.

Обычно я гостей приглашала в дом, не у калитки же разговаривать. Но сегодня явно был не тот случай. Этому визитёру я была не рада.

Подошла к калитке, сложила руки на груди, опять ушла в глухую оборону.

Виктор поднял на меня глаза. Странные, холодные и очень заинтересованные, как у акулы, почуявшей кровь. Однако, голос у этого “друга семьи” звучал по кошачьи, бархатно:

— Элеонора, ты просто очаровательна.

— Спасибо. Что ты хотел, Виктор?

— Давай, начнём с приятного, — он повернулся к машине, открыл заднюю дверь, нырнул в салон. Я смотрела на незваного гостя, в душе поднималась буря возмущения. Вот зачем Иван сюда снова прислал его? Вообще, мне с мужем надо будет о многом поговорить, думала я. О его товарище, сующем нос куда не надо, о той самой анонимке, о причине нашего раскола. Послезавтра суббота и муж, наверняка, снова поедет с Машей в парк… Вообще-то он сегодня обещал приехать к вечеру. Уж лучше бы сегодня, у меня прям порох подгорал в печени.

Пока я собирала мысли в кучу, Иванишин вернулся от машины ко мне. С цветами!

Как же неприятно ёкнуло сердце. Иван, при своей щедрости, при всей романтичности редко дарил цветы. Он как то раз спросил меня: нравятся ли мне цветы. Я честно призналась, что нет. Мне безумно жалко было смотреть, как засыхают лепестки, как увядает зелень, просто мне было очень жаль умирающую красоту. Ну, с того времени у нас цветы были редкие гости в доме.

Поэтому я подозрительно посмотрела на Виктора. Явно, букет из алых роз его личная инициатива. То есть, засланец от мужа проявил старательность и добавил цветы для убедительности добрых намерений? Ничего не понимаю.

Иванишин стоял у калитки, весь в искрящемся чёрном костюме с тонкой ниткой люрекса, в рубашке, без галстука. Мужчина ждал моей реакции на цветы, я не собиралась облегчать ему задачу. Просто стояла со сложенными руками на груди и недобро смотрела.

— Эти цветы тебе, Элеонора.

— Виктор, я замужем, если ты помнишь.

— Да, именно с этим твоим правильным решением я и приехал тебя поздравить. Молодец, что вернулась к Ивану. Держи.

Он протянул цветы, я поколебалась минуту: брать-не брать. С одной стороны это просто цветы, надо их взять и выпроводить переговорщика восвояси. С другой, а не пошёл бы он куда подальше вместе с цветами. Тем более, я вернулась к себе в дом, а не к Ивану.