Оторва. Книга пятая (СИ) - "Ортензия"

Глава 18

Вместо более-менее комфортабельного Икаруса, мы продолжили своё путешествие на чуде львовского автопрома. ЛАЗ 695 и если верить металлической бирке — 1957 года выпуска. Тащился он со скоростью 50 км/ч и потому доставил массу удовольствия за три часа поездки. Мест в нём для всех не хватало, пришлось реально потесниться и только благодаря тому, что вместо отдельных кресел были длинные сидушки, никто не роптал. К нам тоже подсела девчонка, которая до сих пор ходила хвостиком за Виталиком. Её бархатный голосок, которым она растягивала слова, нравился мне только до того момента, как она не начала задавать любопытные вопросы, причём я ещё не успевала ответить на один, а она уже накидывала следующий. Звали девчонку Инга, училась с Виталиком в одном классе и даже сидели за одной партой. И с вызовом добавила, что они дружат целый год, а последние два месяца он носит её портфель в школу и из школы. Я с умным видом покивала, хотя, честно говоря, до меня не дошёл смысл сказанного.

Кроме этого, приходилось повышать голос, чтобы перекричать рёв двигателя, который, казалось, находился где-то в салоне, что совершенно не располагало к разговору.

А уж когда мы выбрались на оперативный простор бездорожья, и пришлось закрыть все форточки, чтобы пыль, преследующая нас огромным облаком, не врывалась внутрь, я представила себя на сковородке, под которой полыхает пламя, а чтобы не сбежала, прикрыли крышкой.

Оно, конечно, может, специально так сделали, чтобы каждый будущий участник соревнований прочувствовал на себе все тяготы и лишения, но лично меня утешало только одно: и Гольдман и мымра в автобусе отсутствовали. А без них даже дышалось легче. Относительно.

Герметичность двадцатилетней железяки оставляла желать лучшего, а потому, несмотря на закрытые форточки, пыли в салоне было — мама не горюй.

Минут двадцать автобус мотало по просёлочной дороге, когда, наконец, показался конец наших мучений. Шлагбаум, перекрывающий дорогу и небольшая деревянная будка, выкрашенная в синий и зелёный цвета (кто бы сомневался), из которой, переждав пока уляжется пыль, нагнанная нашим автобусом, выбрались трое в форме. Старший лейтенант, которого назначили на этот пост, вероятно, за какие-то огрехи и два пацана, судя по погонам, солдаты срочники.

Если говорить честно, то у меня отложилось в памяти, что звание «старший лейтенант», в СССР, что среди военных, что среди состава милиции было самым распространенным. Как говорила статистика, которую я читала в своём прошлом времени, до капитана дорастали всего 25–30%. Куда пропадали остальные, загадка природы.

А когда началась проверка документов, стало понятно, что в будке находился четвёртый представитель военного ведомства.

Он был в форме рядового, и именно ему было доверено проверить наши мандаты.

То, что он прикидывался срочником, это было даже не смешно. Форму ему, конечно, подобрали не по размеру, и она, бедная, трещала по всем швам, когда он шёл по салону, но вероятно была самой большой на местном складе. Лет ему, прикинула на глаз, не меньше 27, а взгляд такой пронзительный, что казалось, сейчас всех протыкает им, как иголками, насквозь. И кого он хотел обнаружить среди юных комсомольцев, которые, раз оказались в этом автобусе, значит, были элитой этого самого комсомола. Им, так сказать, партия доверила. И что? Именно среди них пытались отыскать шпиона, нагло внедрившегося в ряды ВЛКСМ и жаждущего поучаствовать в соревнованиях?

Сразу пришла на ум хорошая поговорка, как раз под этот случай. Едва не озвучила: «Если за вами не следят, это не значит, что у вас нет паранойи».

Иннокентий Эдуардович в быстром темпе раздал нам прямоугольные кусочки картона красного цвета, в которых было указано, что предъявитель сего мандата, является участником военно-патриотического слёта. Фамилия, имя, отчество и большая круглая печать ЦК ВЛКСМ. А снизу, крупными буквами стояло: действительно при наличии паспорта.

Поржала, а потом, увидев, как Люся достала из кармана комсомольский билет, вспомнила о своём. Ещё дома Валера сказал, чтобы обязательно захватила с собой, что я и сделала, засунув во внутренний карман курточки, а потом благополучно забыла про документ с фотографией.

Хотя, если честно признаться, рожу на своё первое удостоверение личности Бурундуковая подобрала не самое фотогеничное. Или вернее будет сказать, вообще не таковое.

Делала его вероятно после посиделок с бутылкой вина в павильоне детского сада, а перед тем как разрешить себя сфотографировать, надкусила лимон.

Узнать меня на нём мог человек только сам очнувшийся с бодуна, но хмурый солдат-переросток на фото даже не глянул. Увидел красную корочку, комсомольский билет и прошёл дальше по салону.

После чего солдатики оттащили шлагбаум в сторону и все четверо спрятались в будку, ожидая, пока автобус проедет и вновь поднятая пыль осядет.

Место слёта по моим прикидкам было выбрано, мягко сказать, хреновое. Ни одного дерева, ни одного кустика в прямой видимости. Около двадцати больших военных палаток образовывали собой большой круг, в центре которого установили 15 мачт с развевающимися флагами союзных республик. У каждой палатки имелся свой флаг, а чтобы никто не перепутал, добавлен щит с названием республики и логотипа. К примеру, на нашей было намалевано: «Солнечная Молдавия».

В принципе, оригинальностью названия не отличались и на соседней я прочитала: «Солнечный Узбекистан».

Палатка на весь отряд полагалась одна, но разделенная внутри на две части с двухъярусными койками. Но это нормально, что ещё могли предложить армейцы. Хоть пол не земляной, был выложен досками коричневого цвета, а иначе глотали бы пыль, что снаружи, что внутри. За это военным, конечно, огромное спасибо.

Спереди вход для мальчиков, сзади для девочек. Явная несправедливость, на мой взгляд, к тому же маскировочная сетка была натянута у главного входа.

Пока мы располагались, по громкоговорителю, подвешенному к столбу, первые семь команд участников пригласили на обед и так как мы входили в этот состав, Виталик, взяв на себя руководство, предложил построиться, а не идти абы как. Никто не возмутился, даже я, всё-таки это не в уборную ходить строем.

Столовая представляла собой четыре большие квадратные палатки, в которых установили по двадцать столов, и около каждого стояли по четыре металлические табуретки. На двух полевых кухнях сидели четыре солдатика и беззастенчиво пялились на девчонок, буквально пожирая их глазами, совершенно забыв про свои обязанности.

Прежде чем двинуться к раздаче, нас пригласили под небольшой навес, где ещё один старший лейтенант под роспись Иннокентия Эдуардовича, а потом и каждого в отдельности, выдал нам единую воинскую посуду. Солдатский котелок, флягу, железную кружку и алюминиевую ложку, после чего сообщил, что рукомойники находятся за палатками и перед едой нужно обязательно мыть руки. А когда кто-то поинтересовался, дадут ли вилки, он обвёл нас взглядом и сообщил, что холодное оружие на слёте не предусмотрено. И добавил, что кухонные принадлежности до конца слёта находятся в нашем распоряжении и следить за их чистотой и сохранностью является обязанностью каждого члена группы.

Рукомойники, действительно оказались рукомойниками. Двадцать металлических умывальников, к которым тянулся толстый шланг из цистерны. И слив имелся. Точно такой же шланг, который уходил под горку и скрывался в неизвестности. В общем, постарались солдатики, которых привлекли для благоустройства временного лагеря, на славу. Даже деревянные уборные установили по периметру, метрах в ста от палаток и с уверенностью могла сказать, что трактор к этому делу не привлекали. Лопатами и ручками. А когда мы уедем, зароют ямы, уберут и даже место где проводилось мероприятие, отыскать будет сложно.

В отличие от заводской столовой, еда была не в пример вкуснее. В борще не плавало сало. На второе была гречка с котлетами из мяса и на третье, мальчишка, чуб у которого залихватски торчал из под пилотки, наливал из сорокалитровых бидонов вишнёвый компот. Каждой девчонке делал комплимент, подмигивал и предлагал подходить за добавкой, чем я и воспользовалась, два раза.