Оторва. Книга пятая (СИ) - "Ортензия"

— А, — сказал Виталик, когда я недоумённо закрутила головой, — тебя ведь не было. Сейчас новый водитель сядет за руль, а мы заодно пообедаем.

Я кивнула.

— А вечером, заодно поужинаем.

— Почему? — спросили сразу несколько человек, — мы вечером уже на месте будем.

— Ага, — согласилась я, — утром мы тоже все так думали.

Глава 17

Как говорил Тыгляев, из всего происходящего с тобой, нужно забирать только положительные эмоции.

Анатолий попрощался со мной тепло, поблагодарил за Лёху и что не угробила автобус, а я после его слов, заинтересовавшись таким раскладом, глянула на разбитую фару и мятый бампер. Ведь именно так расписывал повреждения лейтенант. Даже лоб наморщила, пытаясь понять, как с таким зрением берут в ГАИ.

У фары маленький скол, а на сером бампере небольшая, сантиметров пятнадцать царапина синего цвета. Припомнила, что ограждение, которое я сшибла, и было синим, но это всё, а про крыло я вообще молчу, этот уголок погнули несколько месяцев назад, без микроскопа было видно. Да эти повреждения за таковые считать как-то даже неприлично, что, в принципе, Анатолий и сделал, а потом познакомил с третьим участником автопробега Кишинёв — Симферополь, вполне симпатичным парнем, лет двадцати семи. В шутку добавив, что Женя, так звали нового водителя, за свою жизнь может не беспокоиться, пока на борту находится такая привлекательная стюардесса и к тому же с синдромом спасателя. Дружно посмеялись.

На обед никто деликатесы нам не предложил. Остановилась около меню, где на первое имелся выбор: украинский борщ с галушками или солянка.

Выбрала, разумеется, украинский борщ, сразу вспомнив, как его готовила моя бабушка. Закатила глаза, представив свиные рёбрышки; лучок, морковку, мелко нашинкованные и обжаренные до золотистой корочки, аж слюнки потекли. Даже согласилась на разбавленную сметану, не водой ведь её фуражат в самом деле, наверняка молоком.

Помотала ложкой в тарелке. И вот кто назвал этот борщ украинским, если они его даже готовить не умеют. Пара крупных шариков, которые подразумевали собой галушки, нарубленные овощи, вероятно, поджаривать в столовках, было не принято и здоровущий кусок сала, обильно посыпанный укропом. Чуть плохо не стало. Терпеть не могу варёное сало.

На второе предлагалась ячка с подливой, которая больше походила на ржавую воду и компот из сухофруктов. Захотелось постучаться головой об стену. Если и на слёте будут так кормить у меня не только попа схуднёт, но и ростом просяду. Отставила поднос на свободный столик и пошлёпала в магазин.

Дежавю. Знакомая бабушка с ведром яблок. Я встала как вкопанная. Это точно было сегодня? А где тогда моё ведро? Насколько помнилось, ни одного яблока не попробовала и Люся со своей миниатюрной фигуркой не могла все смолотить, да ещё и вместе с ведром. Покрутила извилины в голове, припоминая, когда последний раз видела натюрморт. Ну да, водиле стало плохо и я, подскочив, едва не напоролась на железную тару, а вот когда в душ шла и рюкзак забирала, не было. А потом вообще вылетело из головы, и чтобы кто ел, не заметила. На том и успокоилась, решив, что стоит где-то в салоне целёхонькое.

В столовой предлагали только чёрный хлеб, а у меня от него всегда была изжога. Проверять на организме Бурундуковой желания не было, поэтому кроме докторской колбасы решила взять небольшой батон. Увы, лежали только круглые болванки ржаного. Именно — болванки весом не меньше килограмма. Пока размышляла, что делать, к лотку подошла женщина, сняла с гвоздика здоровенный тесак и оттяпала полбуханки.

У меня глаза едва не выпрыгнули. А что так можно было? Пока провожала женщину взглядом к кассе, а то мало ли для чего она это сделала, мужик резанул оставшуюся половину и унёс четвертушку. А увидев, что к лотку направляется парень, резво подхватила оставшийся кусок, побоявшись, что после очередной экзекуции, мне останется только корочка.

Купила до кучи бутылку Боржоми и вернулась в столовую.

Вспомнила, что у стойки стояли десятка два гранёных стаканов с прозрачной жидкостью и, решив, что это, возможно фреш из какого либо фрукта, подошла к кассе. Рыжая тётка в белом халате, но не таком чистом как у врачихи, глянув мельком на меня, сказала:

— Это берёзовый сок, но он в талоны не входит. Стоит одну копейку, у тебя есть деньги?

Ну, почти фреш. Пригубила и замерла, боясь проглотить. Стало понятно, почему цена одна копейка. 90% — вода из-под крана с уже знакомым запахом хлорки. Стараясь не расплескать, прошла к умывальникам и слила содержимое стакана в раковину. Открыла кран и о чудо, полилась, правда в этот раз никто из группы не озадачился мытьем рук, проследовали дружно к раздаче. А ведь говорили, что к обеду воду дадут.

И где были мои мозги, когда попыталась прополоскать рот более устойчивым запахом?

Колбасу я доедала, уже озлобившись на весь свет почти в одиночестве, только Люся осталась за компанию и хвала всем Богам, не проронила при этом ни звука.

Едва поднявшись по ступенькам в автобус, сразу почувствовала, что злоба, начавшая вроде бы затухать, всколыхнулась во мне снова.

Две подружки из Комрата, Люся прояснила меня, сообщив, что этот город считается центром Гагаузии, грызли яблоки, придерживая моё ведро коленями. Гуцулки недоделанные(1).

Моё состояние переросло в ярость, когда увидела на дне ведра лишь огрызки. Как можно было сожрать столько яблок, это же штук пятнадцать на рожу?

— Вы не охренели часом? — спросила, стараясь держать себя в руках. — Разрешение брать чужое, папа с мамой не учили?

Может быть немножко грубовато, но меня можно было понять. Тот перекус, который я сделала, до Симферополя доехать не помог бы, и я реально рассчитывала на фрукты.

А эти две хитрожопые заржали, переглянувшись, и побросали огрызки в ведро, создав тем самым очередной прецедент. А та, что придерживала ведро, достала платочек и прижала к губам, добавив к моему гневу последнюю каплю.

Я подняла ведро и, перевернув его, вытряхнула липкие кочанчики им на головы. А когда одна громко заорала: «Ольга Па…», схватила огрызок, зацепившийся за ручку хвостиком и впихнула в рот крикунье. Очень удачно на звуке «па», она открыла рот вовсю ширь, а потом ещё и указательным пальцем протолкнула глубже.

Глаза у мелкой вылезли из орбит, а вторая взвизгнула так, будто я ей по морде надавала.

Не обращая на них внимания, подхватила платочек, выпавший из рук, и протёрла ведро. Убедилась, что девчонке удалось выдернуть изо рта огрызок и её жизни ничего не угрожает, кроме как вывернуть челюсть от кашля, повернулась и прошла по салону до кабины водителя под молчаливые взгляды. И мымра не оглянулась. Какую-то профилактику получила или не успела отреагировать, всё-таки быстро я управилась. За несколько секунд. Да и орала подружка пострадавшей недолго.

А когда уже приблизилась к кабине, чей-то девичий голосок сказал:

— Они, что, сожрали целое ведро яблок? Вот троглодитки, а я даже не попробовала.

И в салоне громыхнул смех, который меня порадовал. А то подумала, сейчас снова устроят комсомольское собрание, а я и так на взводе. Но нет. Героев и в СССР никто к стенке не ставил.

— Жень, — обратилась я к водителю, — выпусти меня на шесть секунд. Там у столовки бабушка яблоками торгует.

Он глянул на ведро и кивнул.

— Там и стой, я по кругу развернусь, и мимо буду проезжать, тогда и запрыгнешь.

Я поблагодарила и выскочила в открытые двери, но, увы, у магазина меня ждал полный облом. Ни бабушки, ни ведра. Повезло гуцулкам, знала бы, что не застану старушку, обязательно надавала подзатыльников.

— Жень, — обратилась я, уже запрыгнув в открытые двери и поднявшись по ступенькам, — ты по сёлам будешь ехать, может, где увидишь бабушек с яблоками, тормозни рядом.

Он глянул в пустое ведро и кивнул, но сразу предупредил:

— Ранние яблоки не у всех растут, это редкость. Сейчас вишня, черешня, может клубника у кого ещё осталась.