Маршрут: Ноль (СИ) - "Mrs. Mracopisec"

И тогда радио, как будто обиделось, щёлкнуло ещё раз, и в салон вошёл шёпот:

— …если увидишь себя — не подходи…

— Папа, — сказал я в темноту. — Я пытаюсь. Честно. Просто у меня плохо с инструкциями.

Дорога тянулась. Ночь, наконец, стала похожа на ночь, а не на монтажную склейку. Я вжал газ. Спина ныла, глаза щипало, но сознание держалось — злое, упрямое, с привкусом бензина и старых плёнок.

И лишь одного я точно не знал: сколько ещё таких «пяти минут» спрячется в моих двух часах.

И сколько раз, проезжая мимо себя, я успею вовремя не подойти.

Я ехал дальше, и дорога казалась вычищенной под копирку: ни одной встречной, ни одного фонаря, только асфальт и линии разметки, будто их рисовали специально для одного-единственного зрителя — меня. С каждой минутой я всё сильнее сомневался, что мотор действительно работает. Он мог быть таким же шумом, как треск радио или мой собственный пульс.

Я глянул в зеркало заднего вида — и сердце ухнуло вниз.

На заднем сиденье снова кто-то сидел.

Красный зонт исчез. На его месте — я. Тот самый, «студенческий». Лёгкая куртка, джинсы, беспечная улыбка. Он жевал жвачку и показывал мне большой палец, будто мы только что отсняли удачный дубль.

— Ты опять? — выдохнул я.

Он подмигнул и приложил палец к губам: «Тсс».

Я моргнул — и сиденье было пустым. Только зонт снова лежал на боку, с блестящими каплями, которые на этот раз складывались в узор. Линии образовали цифры: 93.

Я ударил по тормозам. Колёса взвизгнули. Машина остановилась посреди пустоты, и в этот момент я отчётливо понял: я больше не уверен, двигаюсь ли вообще. Может быть, я стою всё это время, а дорога — это плёнка, которую кто-то прокручивает в проекторе.

Ольга.

Я снова позвал её. Громко. Хрипло.

Тишина.

Я вышел из машины. Воздух был прохладным и липким, как мокрая плёнка. Шоссе уходило в обе стороны, и в каждой — одинаковый мрак. Я прошёл пару шагов, чтобы убедиться, что асфальт под ногами настоящий. Настоящий. Но слишком новый, словно асфальтовый ковер только-только расстелили.

Я обернулся — и застыл.

На водительском месте кто-то сидел.

Я.

Версия «будущего». Лицо постаревшее, серое, глаза пустые. Он держал руки на руле, будто никогда их не убирал. Смотрел прямо вперёд, игнорируя меня.

— Эй! — крикнул я. — Слышишь?

Он не шелохнулся.

Я подошёл ближе. Стёкла запотели изнутри, и мне пришлось ладонью стереть испарину. За стеклом сидел он — я — и в этот момент повернул голову. Наши взгляды встретились.

И я понял: он меня не видит. Для него я — просто ещё одно воспоминание.

Я отпрянул. Хотел снова вскочить в машину, но дверь оказалась заперта. Ключи — в замке зажигания. А значит, дверь должна быть открыта. Но она не поддалась, как будто тело за рулём держало её изнутри.

Секунду я колотил по стеклу, потом сдался.

И тогда заметил камеру.

Она висела на зеркале заднего вида, направленная на меня. Красная точка «REC» горела, и таймер шёл. Но запись показывала другое: на маленьком экранчике я видел пустой салон, без водителя, без меня. Просто тёмное кресло, блестящий руль и красный зонт на заднем сиденье.

Я посмотрел в окно — там сидел постаревший я. Посмотрел на экран — там никого.

Мир треснул в голове, как стекло.

Я шагнул назад и едва не споткнулся о пачку сигарет. Та же «Ява». Я поднял её. Внутри оказалось письмо. Всё тем же почерком: «Не стой. Иди.»

— Куда? — выдохнул я.

Ответ пришёл не словами, а светом. Впереди, в темноте, зажглась вывеска. Мелькнула, будто из ниоткуда, как спичка в чёрной комнате. Желтые буквы: КАФЕ «ПОЛЯРНОЕ».

Я узнал её. Та самая заброшка, где я впервые нашёл «Зенит».

— Чёрт, — прошептал я. — Опять туда.

Салон машины дрогнул, и лицо «будущего» я растворилось, как плохая проекция. Дверь снова открылась легко, как будто ничего и не было.

Я сел обратно. Зонт лежал на своём месте, но теперь был сухим. Ни единой капли. Только запах — свежий, как после грозы.

Я тронулся. Дорога сама повела меня к вывеске.

Время исчезло. Я заметил это только, когда взглянул на часы на панели — стрелки застыли на 23:09. И больше не двигались.

В зеркале заднего вида мелькнула тень. Я приготовился увидеть снова себя, но там сидела Ольга. Бледная, уставшая, с мокрыми волосами, хотя дождя всё ещё не было.

— Где ты была? — спросил я.

— Там, — ответила она и посмотрела в окно. — Но ты не готов узнать, где это «там».

Я хотел спросить ещё, но проглотил слова. Потому что в этот момент камера пискнула. Я машинально взглянул на экран — и замер.

Таймер записи показывал 00:02:13, хотя я точно знал: с того момента, как я вышел из машины, прошло больше часа.

И на последних кадрах я увидел сам себя.

Не в машине. Не на трассе.

Я стоял внутри кафе «Полярное».

Смотрел прямо в объектив.

И улыбался.

Кафе «Полярное» встретило меня так же, как и в первый раз: вывеска дергалась, будто моргала, окна затянуты пылью, двери перекошены. Но теперь внутри горел свет. Жёлтый, дрожащий, как от старых ламп накаливания.

Я вышел из машины и услышал, как она сама захлопнула за мной дверь. Обернулся — и понял, что Ольга исчезла снова. На заднем сиденье лежал только красный зонт. Теперь уже сухой, аккуратно сложенный, как будто кто-то его специально оставил вместо неё.

— Отлично, — буркнул я. — Значит, снова я и мой мозг. Дуэт века.

Дверь кафе открылась с жалобным скрипом. Внутри пахло горелым сахаром и сыростью. Пыль плясала в свете ламп. На каждой стене висели зеркала, но они отражали не меня, а пустые столы.

Я прошёл дальше — и увидел самого себя.

Он сидел за столиком у окна, пил чай из стеклянного гранёного стакана. В пальцах сигарета «Ява», дым поднимался в потолок, но запаха не было.

— Ну здравствуй, — сказал он. Голос был мой, только глуше, будто сквозь фильтр. — Давно жду.

Я не нашёлся, что ответить. Только выдохнул:

— Кто ты?

Он усмехнулся:

— А кто ещё? Я — ты, который однажды не проснулся.

Я опустился на стул напротив. Столешница была липкой, как будто здесь до сих пор разливали лимонад. Камера «Зенит» сама оказалась в руках. Красная точка горела.

— Если ты я, то скажи… — я запнулся. — Что случилось с отцом?

Тишина. Только лампа мигнула.

— Ты ещё не понял? — сказал он. — Отец — это ты. Тот, кем ты стал в девяносто третьем.

Я почувствовал, как что-то внутри сжалось.

— Враньё.

— Разве? — Он выпустил дым. — Сколько раз ты видел его лицо в зеркале? Сколько раз слышал его голос на плёнке? Это всё не «папа». Это — ты. Заплутавший во времени, пытающийся уговорить себя, что ещё есть выбор.

Я хотел закричать, но слова застряли. Только камера в руках пискнула. Экран показал кадр: я сам, сидящий за этим столиком, с сигаретой и стаканом чая. Только в кадре напротив меня никого не было.

— Ты уже выбрал, — сказал «я». — Просто не хочешь признать.

И тут зеркала на стенах ожили. В каждом — разные варианты меня: школьник, студент, уставший мужик, старик с пустыми глазами. Они все смотрели на меня. Одновременно.

Я вскочил. Камера выпала из рук и разбилась. Экран мигнул — и последние кадры успели запечатлеть мой собственный испуганный взгляд.

Я побежал к выходу. Дверь хлопнула, и я снова оказался на трассе. Машина стояла там, где я её оставил. Внутри — Ольга. Сухая, спокойная, будто и не исчезала.

— Ну что, досмотрел? — спросила она, даже не повернув головы.

— Что это было?! — я задыхался. — Кто это был?

Она усмехнулась.

— Ты сам. Всегда был только ты.

Я завёл мотор. Радио ожило само собой, и в треске пробился голос. На этот раз без искажений.

Мой голос.

"Не верь ей. Она не настоящая."

Я резко выкрутил громкость. Ольга схватила провода и вырвала их с силой, будто защищалась от удара. Радио захрипело и замолчало.