Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница - Алексеев Сергей Трофимович

Возле тылового шва погорелец склонился, распустил длинные голенища бродней, перебрел воду и сел на толстый сук кроны.

– Фу, притомился… А ты почто мою винтовку взял, паря?

– А зачем ты мне мотор испортил?

– Вон что… – протянул кержак. – Значит, твоя лодка была?

– Женщину на стане геологов ты похитил? – спросил Рассохин и наставил на него штык.

– Женщину? – Взгляд у него был подвижный, скользкий, хитрый. – Не, паря, не я. Я только подсоблял.

– Кому подсоблял?

– Да ты штыком-то не тычь. – Погорелец отодвинулся. – И так скажу. Прокошке четвертый десяток пошел, дак жениться пора. Ему и взяли жену. А что? Добрая отроковица, племяннику моему по нраву пришлась.

– Это была моя отроковица! – почти выкрикнул Стас, чувствуя навязчивое бессилие.

– Да будя врать, паря! – обезоруживающе засмеялся он. – Была бы твоя – возле себя держал, на шаг бы не отпустил, долю бы свою с нею делил. Она чужая тебе, я же сам видел! И ты ей чужой… А Прокошке теперь родная, ибо добычей взял. Ты ешшо молодой совсем, рано тебе жену. Ты ешшо, поди, с Богом-то не ратился, отрок комолый. Дак погуляй пока…

– Она была моя, она обещала…

– Чего обещала?

– Мы взяли палатку и ушли в лес, – почему-то как уже о произошедшем сказал Рассохин. – Нашли там место, тайное… И наперекор судьбе!

– Она что же, паря, блудила с тобой? – вдруг сурово спросил погорелец. – Ежели так, прямо и сказывай!

Жидкая вершина валежника играла под ногами, и чтобы не свалиться, Рассохин уперся в нее штыком и навалился на приклад винтовки.

12

Всю ночь Рассохин просидел на кедре, нависающим над бурной водой прижима, перебирая в памяти чувства и дела давно минувших лет и с рассветом, когда с реки потянуло холодом, начал зябнуть. Он хотел уже пойти к стану, чтоб запалить костер и подремать возле него, однако услышал за спиной стук деревянных подошв и вспомнил: в Древнем Риме рабы носили деревянные сандалии, чтобы было слышно, чтобы не могли подойти бесшумно и зарезать спящего господина, а кожаные полагались только вольным гражданам.

Блаженная остановилась у него за спиной, после чего села и затаилась.

– Ну и что не спишь? – спросил он, не оборачиваясь.

– Днем выспалась, – отозвалась голосом отрешенным. – Я ночами сплавлялась, а днем находила местечко и спала. И потом, я с детства боюсь спать одна.

– А что, за тобой гонятся?

– Они следят за мной, – не сразу призналась она. – С берегов смотрят. И сейчас за твоим островом стоит одна, русалка. Из воды вынырнула…

– Да, я тоже чую – глядят… А почему следят за тобой?

– Сами огнепальную пророчицу найти не могут, а я могу! Вот они и хотят, как найду, меня погубить и истину себе присвоить. Хитрые!

Кажется, у блаженной была мания преследования, замешанная на сексуальной озабоченности, потому что она положила руку Стасу на бедро и начала потихоньку гладить.

– Траур у меня! – напомнил он строго и, отодвинувшись, достал трубку, хотя курить не хотел.

– Вы не знаете, в поселке можно работу найти? – вдруг спросила блаженная совершенно разумным голосом.

– Пророчицу уже искать не хочешь?

– Хочу! Но они по пятам за мной. А я приеду в поселок, устроюсь на работу, люди Кедра отстанут. Подумают, я отказалась от замыслов…

– Ты кто по профессии?

– Учитель младших классов… Только у меня паспорта нет, и вообще никаких документов.

– Сорокин отнял, чтоб не убегали?

– Нет… Сама предала огню, в момент имянаречения. Так положено, чтоб навсегда порвать с прежним миром.

Она не отрицала власть Сорокина!

– Это одно и то же, – заключил Рассохин. – В прежнем мире ты где жила?

– В Нижнем Новгороде. Но туда не хочу. Я умерла…

– Ладно, ты умерла, а родственники-то остались?

– Папа…

Рассохин достал телефон.

– Папе позвонить хочешь?

– Это возможно? – слегка встрепенулась Зарница.

– Говори номер. Ну? Представляешь, как он обрадуется?

Она медлила, раздумывала – была не готова, но причину нашла другую: иногда она проявляла чудеса рассудочности!

– В Нижнем сейчас два часа ночи. В доме престарелых режим…

– Отец в доме престарелых? При живой дочери?

– Так получилось. Квартиру пришлось продать…

– Знакомая история!

– Ничего ты не понимаешь!

– Тебе все равно придется воскреснуть, – вздохнул Стас, подавляя желание прочитать ей мораль. – Если ушла из общины. Как ты жить будешь? Где? На работу без документов не возьмут, а сразу заберут в милицию. Сейчас строго…

– Ты мне поможешь, – уверенно заявила блаженная. – Я же тебе нравлюсь? Как женщина?

– Поезжай домой, по месту прописки, там выправишь паспорт, – нарочито строго сказал он. – Подруги хоть остались?

– Нет.

– Всех поменяла на Сорокина?

– Это не твое дело, – грубовато сказала она и опять положила ладонь ему на колено.

– Но управляет общиной Сорокин? – Рассохин осторожно снял ее руку.

– Он проповедник и хороший, добрый человек. Все происходит не по его воле!

Хотела еще что-то сказать, но умолкла, прикусила язык.

– По чьей?

Зарница справилась с замешательством и решилась на исповедь:

– Матерая руководит общиной. И от нее исходит ложь! Но огнепальная пророчица не желает открывать ей путь. Учение рода Кедра принадлежит проповеднику. Только он допущен к радости слышать истины из уст самой пророчицы.

– То есть у вас идет борьба за власть? Или за влияние на умы?

– Вам смешно, – обиделась блаженная и добавила с пафосом: – А на наших глазах гибнет прекрасная идея. Пророчица открыла будущее устройство жизни человечества!

– И каково же оно, будущее?

– Общинная жизнь в лоне природы. Хочешь, расскажу?

– Да я представляю. И это уже было. Колхозы, например…

– Извратить можно любую идею!

Рассохину спорить с ней не хотелось.

– Ну и чем же ваша община занимается на Карагаче? – спросил он.

– Мы живем… жили под сенью Кедра, – не сразу призналась блаженная. – Священное дерево. И питались его плодами.

– По кедрам лазали, шишки били?

– Грех попирать ногами Древо Жизни, – нравоучительно проговорила блаженная. – Ветер сбивал только зрелое семя, и мы собирали… Нет, подумай, жизнь была полноценной, в гармонии с природой. Это очень стройная, логическая система. Существовать под сенью… Зачинать, рожать и умирать под Кедром. Сеять его по всей земле, взращивать и питаться от него, как делают это священные птицы кедровки. Сначала все это трудно для восприятия. Но когда проникнешься, вберешь в себя скрытый смысл и весь круг жизни превратится в обряд. Тогда снисходит благодать единения с природой.

– А под сенью другого дерева жить нельзя? – спросил Рассохин, стряхивая прилипчивое оцепенение, исходящее от ее голоса.

– Кедр – особое дерево, философское. И у него есть язык. То есть голос, манящий в иные миры.

– Что же ушла, если было хорошо?

– Матерая скрывает от нас истины огнепальной пророчицы! – заговорила она с безумным жаром. – Извращает их! Окружила себя свитой из трех отроков! Никого к ним не подпускает. И еще привезла недавно четвертого, Яросвета! Симпатичный такой, веселый… И тоже хочет взять в свиту! А мы понравились друг другу. Он сам это на кругу сказал! Он сказал – Зарница, избери меня! А Матерая сразу натравила на меня свиту! Те и рады стараться, чтоб позволила с собой совокупляться…

Рассохин потряс головой:

– Ничего не пойму! Матерая живет с ними как с мужьями?

– Мы живем общиной! А она нарушает устав!

– Теперь ясно, – умиротворенно проговорил он. – Матерая в каких отношениях с Сорокиным?

– Сорокин – проповедник. Он избран самой пророчицей! Чтобы записывать истины!

– То есть он как апостол?

– Напрасно смеешься, – вдруг вполне разумно проговорила отроковица. – Пророчицу искали многие, чтобы получить от нее знания. А она избрала себе единственного проповедника.

– А у пророчицы откуда знания?