"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

Бобков нажал на селектор:

– Пришлите ко мне Кузнецова.

Через несколько минут дверь осторожно открылась, и в кабинет вошёл Леонид Кузнецов, плотный, средних лет, совершенно невыразительный человек в сером костюме, всегда чуть великоватом для него. Его взгляд за очками был одновременно настороженным и спокойным, готовым ко всему.

– Садитесь, Леонид, – произнёс Бобков, подвинув к нему злополучный лист. – Ознакомьтесь. Любопытная кинематография тут у нас появилась.

Кузнецов внимательно прочитал донос, словно изучал меню заводской столовой. Постепенно его брови слегка поползли вверх, а уголок рта дрогнул в едва заметной усмешке. Дочитав, он аккуратно положил бумагу на стол и кашлянул в кулак:

– Да, случай, конечно, необычный. Даже новаторский. Но овощная база… Понимаю, дефицит декораций, но чтобы вот так, среди ящиков с картошкой и свёклой…

– Меня другое волнует, – прервал его Бобков, сцепив пальцы на столе. – Почему никто раньше не заметил? Куда смотрят оперативники? Что дальше – танцы трактористов под «Славу КПСС»?

Кузнецов благоразумно промолчал, понимая, что ответа не требуется, и лишь поправил очки, скрывая мелькнувшее в глазах напряжение.

– Дело поручаю лично тебе, – продолжил Бобков жёстко. – Конотопова под контроль. Узнай, кто его прикрывает, финансирует, и главное – кто эту продукцию смотрит и участвует ли кто из высокопоставленных. Сделай всё максимально деликатно, без скандалов.

– Сделаем аккуратно и тихо, Филипп Денисович, – осторожно кивнул Кузнецов.

– Очень на это рассчитываю, – Бобков устало вздохнул, снова взглянув на листок. – Иди, Леонид. Через неделю жду результатов.

Кузнецов сложил бумагу в папку и бесшумно вышел, прикрыв тяжёлую дверь.

Оставшись один, Бобков снова перечитал донос. Он представил нелепую сцену: полумрак овощного склада, трактора с фарами вместо софитов, девушки в косынках, мужчины с серьёзными лицами, произносящие реплики о «трудовых буднях механизаторов». От этой картины ему одновременно стало смешно и неуютно.

«Нашлись режиссёры и актёры, – думал он, подшивая документ в папку с надписью „На контроль“. – Картошка, капуста и эротическое кино. Абсурд, достойный пера зарубежного юмориста».

Вытер руки влажной салфеткой и устало откинулся на спинку кресла. Бобков слишком хорошо понимал: это дело, смешное на первый взгляд, способно обернуться серьёзными проблемами. Но внутренний голос успокаивал: с таким-то ангарным кинематографом КГБ справится.

«Будем надеяться», – подумал он и потянулся к следующему докладу, рассчитывая, что там будет что-то более вменяемое.

Тем временем Кузнецов осторожно вошёл в свой кабинет, тихо прикрыв дверь, словно боясь нарушить торжественную тишину библиотеки. На столе горела старомодная лампа с зелёным абажуром, освещая серые стены. Кабинет был аккуратен до педантичности, и каждая вещь здесь занимала своё законное, неприкосновенное место.

Сев за стол, Кузнецов достал из ящика тяжёлую папку с надписью «Дела оперативного контроля». Потрёпанная временем и частым использованием, папка выглядела почти по-домашнему. В ней хранились заметки и справки, казавшиеся важными когда-то, а теперь едва вспоминаемые. Выкинуть не решался – вдруг пригодится.

Аккуратно разложив бумаги, Леонид сверху поместил донос о загадочном Конотопове и его странных съёмках. Кузнецов доверял собственному чутью: в этом тексте была не просто нелепость, а наглая уверенность людей, привыкших балансировать на грани.

«Вот интересно, – подумал Кузнецов, разглядывая машинописные строчки. – Снимают кино прямо среди овощей. Как в нормальной голове сочетаются картошка, морковка и подобные сцены?»

Леонид снял очки, тщательно протёр и снова надел, словно вместе с пылью надеялся стереть абсурдность прочитанного. Но та осталась на месте, задорно ухмыляясь из каждой строки.

Решив подкрепиться, он заварил крепкий чай и откусил бутерброд с докторской колбасой, приготовленный утром женой. Вкус успокаивал, но на фоне прочитанного приобрёл оттенок гротеска.

«Времена такие, – невесело подумал Кузнецов, – даже колбаса стала метафорой советской действительности».

Леонид тихо усмехнулся нелепости ситуации и собственной сентиментальности, неуместной в стенах КГБ.

Глотнув чаю, он нажал кнопку селектора и спокойно произнёс:

– Петрушин, зайди ко мне.

Через мгновение дверь открыл молодой оперативник – высокий, нескладный, с бледным лицом и вечно растерянным взглядом, словно извиняющимся за своё существование.

– Вызывали, Леонид Борисович? – спросил он, нерешительно переминаясь в дверях, будто готовясь сбежать обратно.

– Садись, Петрушин, не стой в дверях. Сквозняком нервы продует, – сказал Кузнецов, пристально глядя поверх очков.

Петрушин смущённо присел на край стула, неуклюже пытаясь изобразить серьёзность.

– Значит так, слушай внимательно, – продолжил Леонид обстоятельно. – Появился деятель любопытный – Михаил Конотопов. Снимает кино специфическое, прямо на овощной базе. Представь себе: овощебаза, и вдруг люди голышом бегают и снимают сомнительные сцены. Ты вообще о таком слышал?

Петрушин растерянно заморгал:

– Нет, Леонид Борисович, не слышал. Хотя сейчас времена сами понимаете какие… Но на овощной базе – это уж совсем необычно.

– Именно так, Петрушин, необычно, – наставительно кивнул Леонид. – А наша работа и состоит в том, чтобы необычное сделать обычным. Узнай про этого кинодеятеля всё: кто за ним стоит, кто финансирует, какая у них аппаратура и цели, кроме очевидных. Дело тонкое. Тут не просто взять и посадить. Надо прояснить связи. Кто за «комбайнёрами любви», кто поддерживает. И главное – тихо, без глупостей.

– Понял, Леонид Борисович, – серьёзно кивнул Петрушин. – Сделаю аккуратно и тихо.

– Вот и отлично, – одобрительно улыбнулся Кузнецов. – А то ещё сам захочешь сняться в комбайнёрах. Не подведи.

Петрушин покраснел и решительно поднялся:

– Никак нет! Я уж лучше издали понаблюдаю.

– Хорошо, иди работай, – сказал Кузнецов. – И помни, нужны подробности. Чем больше, тем лучше.

– Так точно! – бодро отрапортовал Петрушин и поспешно вышел за дверь.

Леонид несколько секунд улыбался вслед, затем достал из шкафчика потрёпанную тетрадь с гербом СССР на обложке. Записав несколько пометок, он поколебался и нарисовал на полях крупный вопросительный знак.

Откинувшись в кресле, Кузнецов устало взглянул в окно. В сером здании напротив горели окна, там тоже люди делали вид, что работают на благо государства.

«Что-то не так, – думал он. – Слишком уверенно ведут себя эти люди. Кто-то их явно прикрывает».

Леонид тихо рассмеялся, допил уже остывший чай и снова посмотрел на серое здание, словно ожидая подсказки, как разобраться с этим странным киноделом.

Ранним утром у ворот овощной базы было необычно оживлённо. Рабочие таскали ящики с капустой, грузчики лениво курили у стены, из радиолы охранника звучала песня Марии Пахоменко про «рожь несжатую». Всё было обычно, если бы не группа людей, слишком старательно изображавших работников базы.

Переодетые оперативники в ватниках и резиновых сапогах выглядели подозрительно аккуратно, но рабочим овощебазы было не до того, чтобы их замечать. Один демонстративно таскал пустые ящики, второй серьёзно изучал сводки поставок, третий ходил с фотоаппаратом «Зенит», изображая фотографа многотиражки.

– Вася, я правильно понимаю, что мы весь день должны морковку туда-сюда перекладывать? – уныло спросил оперативник, глядя на пустой ящик с неподдельной тоской.

– Ты главное не переживай, Игорёк, – поучительно ответил старший товарищ, качая головой. – Морковку будем сортировать долго и вдумчиво, пока она не заговорит.

Первым объектом наблюдения стал Сергей Петров, киномеханик и завсегдатай овощебазы. Сергей шёл уверенно, весело махнул рукой охраннику Степанычу, лениво стоявшему в будке.

– Здорово, Степаныч! Что такой хмурый с утра? Картошка проросла или капуста завяла? – окликнул он.