"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

Режиссёр пожал руку Сергею, подтверждая сделку:

– Не переживайте, у меня в монтажной только призраки великого прошлого живут. За двести рублей они временно уступят место вашему великому будущему.

На улице Михаил глубоко вдохнул прохладный воздух, сбрасывая внутреннее напряжение. Сергей положил руку ему на плечо и негромко засмеялся:

– Да ладно тебе, Миш. Теперь мы официально киношники. С такими затратами любая бытовуха становится высоким искусством!

Михаил улыбнулся, качнув головой:

– Главное, чтобы это искусство не стоило нам дороже, чем эти двести рублей. Остальное переживём.

Покинув территорию «Мосфильма», Михаил почувствовал тревогу, смешанную с непонятной уверенностью, словно совершил шаг к чему-то значимому. В голове метались мысли: где найти нужные деньги? Сергей шагал рядом, посвистывая что-то весёлое, явно не разделяя тревог друга.

У телефонной будки Михаил жестом остановил Сергея, достал мелочь, пересчитал и бросил две монеты в прорезь автомата. Он привычно набрал номер, прислушиваясь к длинным гудкам. После третьего в трубке раздался знакомый, чуть глуховатый голос Алексея:

– Слушаю, Михаил. Надеюсь, ты звонишь не из милиции?

– Нет, Леш, пока обошлось, – Михаил улыбнулся, почувствовав облегчение от одного только голоса партнёра. – Были на студии. С проявкой и монтажом всё решили, но возникла финансовая сторона вопроса.

В трубке повисла пауза. Михаил ждал, понимая, что Алексей уже примерно догадался о сути проблемы.

– Сколько? – наконец спокойно спросил Алексей, его тон был привычно рассудителен.

– Двести рублей, – твёрдо сказал Михаил, непроизвольно сильнее сжав трубку.

На другом конце раздался лёгкий вздох, затем Алексей тихо усмехнулся:

– Ладно, не горюй. Дам деньги, но вычту из нашей будущей прибыли, так что отрабатывай по полной. И постарайтесь не разориться раньше времени.

Михаил облегчённо рассмеялся, чувствуя, как спадает напряжение:

– Договорились, Алексей. Не подведём.

Повесив трубку, он повернулся к Сергею, который внимательно наблюдал за разговором и ухмылялся:

– Ну что, Мишаня, дали денег или придётся самим билеты в цирке продавать?

Михаил хмыкнул и хлопнул Сергея по плечу:

– Деньги будут. Только не радуйся раньше времени: это кредит от нашего будущего богатства. Работать придётся как проклятым.

Сергей усмехнулся, затягиваясь сигаретой:

– Кого это пугает? Если дело пойдёт, нам ещё и ордена дадут. Главное – не спалиться раньше времени.

Михаил рассмеялся и двинулся дальше, ощущая смесь азарта и тревоги, словно его собственная жизнь становилась всё больше похожей на фильм, который он сам и снимал.

В одну из ночей Михаил и Сергей снова оказались в монтажной на «Мосфильме». Помещение, пропитанное запахом ацетона и старой плёнки, напоминало театр абсурда, в котором древние советские аппараты выглядели обиженными на создателей за долгую эксплуатацию. Оператор, зевая и ворча, включал технику, которая отвечала ему недовольным скрипом.

– Ну что, Серега, попробуем сотворить чудо кинематографа? – Михаил сел перед аппаратом с видом человека, готового к подвигу.

– Боюсь, у нас скорее получится трагедия бытовой техники, – проворчал Сергей, запуская первый кадр.

На экране монтажного стола появилась Ольга в нелепой ночной сорочке и бигудях, произносящая фразу «У меня течёт и в душе, и на кухне» с выражением героини спектакля о революции.

– Какой драматизм, – хмыкнул Сергей, – Станиславский был бы в восторге.

Следующий кадр показал Михаила в сантехническом комбинезоне, заглядывающего под раковину с таким увлечением, будто там скрывалось решение вселенских загадок.

– Ну и взгляд у тебя, Миша, – Сергей захохотал, хлопнув по столу, – будто увидел портрет Брежнева в золотой оправе.

Михаил фыркнул и поправил кадр, пытаясь совместить изображение со звуком, но звук застрял, и реплика Ольги снова повторилась.

– Ну это уже не просто комедия, а театр абсурда! – улыбнулся Михаил.

Наконец плёнка пошла дальше. На экране Михаил осторожно снимал с Ольги ночную сорочку, а та нелепо запуталась в ткани. Сорочка повисла на её волосах, и женщина хихикнула, неловко освобождаясь от неожиданной западни. Михаил рассмеялся вместе с коллегой, указывая на монитор:

– Это гениально, Сергей! Вот оно – настоящее искусство: неловкость, превращённая в эротизм.

Следующая сцена заставила обоих замолчать. Камера крупным планом показала лицо Ольги в момент, когда Михаил вошёл в неё. Глаза женщины расширились от неподдельного удивления и глубокого наслаждения, отразив одновременно смущение, страсть и даже лёгкий испуг.

Сергей покашлял и слегка смущённо заметил:

– Вот это игра на грани фола, Миша. Ты уверен, что это можно показывать людям?

– Это и есть настоящая жизнь, – с серьёзной улыбкой ответил Михаил. – Люди должны видеть реальность, иначе какой смысл в нашем кино?

Затем на экране прорвало кран, и мощный фонтан воды залил актёров прямо в разгар сцены. Михаил и Ольга метались, скользили по мокрому полу, продолжая любовный акт с комичной отчаянностью. Сергей едва удерживал камеру; кадры прыгали и дёргались, отчего сцена стала ещё смешнее.

– Смотри, – смеясь, проговорил Михаил, – на лице Ольги одновременно ужас и восторг. Вот это актёрское мастерство!

Сергей покачал головой с притворной строгостью:

– Боюсь, Миша, это не мастерство, а реакция человека, которого топят во время любовных игр. Вопрос теперь один: наградят нас или посадят?

Плёнка снова заела, и на экране возник мокрый кот, невозмутимо проходящий через центр сцены, где Михаил и Ольга страстно занимались любовью под струями воды.

– Кот, конечно, звезда, – заметил Михаил, снова пытаясь наладить аппарат. – Кот у нас вышел лучше актёров. Может, ему главную роль дать? Сергей, без шуток.

– Ты главное коту процент от прибыли отдай, а то обидится и в суд подаст, – парировал оператор, едва сдерживая улыбку.

Они продолжили монтаж, борясь с техникой и смеясь над каждым новым ляпом. Следующие сцены лишь усиливали абсурд: то голоса звучали не в тех местах, то появлялись соседи снизу, возмущённо требующие прекратить «аквалангистские игры», как выразился один из них. Особенно их рассмешил эпизод, в котором Михаил, прикрытый лишь полотенцем, оправдывался перед соседями, объясняя, что «так вышло случайно».

Ближе к утру плёнка обрела законченный вид. Уставшие Михаил и Сергей смотрели на экран с тихим удовлетворением, осознавая, что создали нечто абсолютно уникальное.

– Ну что, Сергей, вот мы и сняли наше кино, – проговорил Михаил, растягивая слова от усталости и радости одновременно. – Нелепое, мокрое, абсурдное, но наше.

– Да, Миша, – согласился Сергей, – остаётся надеяться, что зрители переживут просмотр, а мы не получим срок за подрыв советской морали.

Михаил улыбнулся и похлопал Сергея по плечу:

– Искусство требует жертв, а у нас оно получилось на славу. Теперь дело за малым – показать миру творение и не попасться органам госбезопасности.

Сергей вздохнул и засмеялся вместе с Михаилом, понимая, что эти слова слишком близки к правде. Они покинули монтажную с чувством глубокого удовлетворения, словно совершили подвиг, одновременно абсурдный и прекрасный.

В это же время Алексей катил на стареньких, но тщательно ухоженных «Жигулях» по разбитой просёлочной дороге, ведущей в колхоз с гордым названием «Трудовой подвиг». Автомобиль подпрыгивал на кочках, словно конь, мечтавший сбросить надоевшего седока, а за окном мелькали унылые пейзажи советской деревни с кривыми заборами, полуразвалившимися сараями и задумчивыми курами, неохотно уступавшими дорогу.

Деревня Дедрюхино встретила его безмолвием и запустением, будто погрузившись в глубокие раздумья о тяжёлой судьбе советского сельского хозяйства. Алексей остановил автомобиль возле Дома культуры, унылого двухэтажного здания с выцветшим плакатом «Искусство принадлежит народу». Критически оглядев постройку и убедившись, что снаружи она выглядит ещё хуже, чем он помнил, он направился внутрь.