"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

И тут её осенило. Что-то было не так. Запах – не тот. Гоша пользовался одеколоном «Шипр», а от этого мужчины пахло чем-то другим. И тело… более худое, менее мускулистое. И…

– Странно, – пробормотала она, всё ещё не до конца осознавая ситуацию. – Мне казалось, что он у тебя больше.

Слова повисли в воздухе. Николай под ней напрягся, алкогольный туман в его голове начал рассеиваться. Чей больше? О чём она? И почему голос какой-то незнакомый?

Катерина приподнялась на локтях, вглядываясь в темноте в лицо под собой. Рука потянулась к ночнику на тумбочке. Щёлкнул выключатель, и комнату залил мягкий свет.

Два человека уставились друг на друга в полном шоке. Катерина всё ещё сидела верхом на незнакомом мужчине, её обнажённая грудь вздымалась от учащённого дыхания. Николай лежал под ней, его глаза расширились от ужаса осознания.

– Ты кто?! – одновременно вскрикнули они.

Катерина скатилась с него, судорожно натягивая одеяло на себя. Николай попытался прикрыться подушкой, его лицо пылало от смущения и остатков алкогольного опьянения.

– Подожди, ты же Николай! – Катерина прижимала одеяло к груди, её щёки пылали. – Где Гоша?

– Гоша в норме, – ответил Николай.

Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Абсурдность ситуации была настолько очевидна, что оставалось либо плакать, либо смеяться.

– Я… я пойду, – Николай начал шарить по полу в поисках своей одежды.

– Да… да, иди, – Катерина отвернулась, давая ему возможность одеться.

Он торопливо натягивал брюки, путаясь в штанинах. Рубашка оказалась наизнанку, но переодевать уже не было сил. Подхватив ботинки и пиджак, он направился к двери.

На пороге обернулся. Катерина сидела на кровати, закутанная в одеяло, и выглядела такой же потерянной, как чувствовал себя он сам.

– Прости, – пробормотал он. – Я правда не хотел…

– Знаю, – тихо ответила она. – Я тоже… Просто забудем?

– Забудем, – кивнул он и вышел в коридор.

Дверь закрылась, оставив их обоих наедине с воспоминаниями о самой странной ночи в их жизни.

Утро началось с запаха кофе и звяканья посуды. Гоша открыл глаза, пытаясь сообразить, где находится. Рядом никого не было, но подушка хранила вмятину и чужой запах. Память услужливо подкинула обрывки ночных событий.

Он оделся и вышел из комнаты. На кухне обнаружилась семейная идиллия – Катерина в халате жарила яичницу, Александра резала хлеб, а Николай, помятый, но бодрый, разливал кофе по чашкам.

– А вот и Георгий! – радостно воскликнул Николай. – Я тебя на диване устроить хотел, а ты пропал. Где ночевал?

Гоша бросил быстрый взгляд на Александру. Она спокойно продолжала резать хлеб, только уголки губ чуть дрогнули в улыбке.

– В комнате… какой-то, – пробормотал он.

– В комнате для гостей, – невозмутимо подтвердила Катерина, не оборачиваясь от плиты. – Садись завтракать. И давайте забудем вчерашние недоразумения.

Гоша сел, принял чашку кофе из рук Александры. Их пальцы соприкоснулись на мгновение – тайный привет, воспоминание о ночи.

– Я звонила на завод, – продолжала Катерина, раскладывая яичницу по тарелкам. – Сказала, что ты приболел. Можешь сегодня отдохнуть, а завтра посмотришь цеха. Если, конечно, ещё хочешь.

– Хочу, – ответил Гоша, понимая, что говорит не только о заводе.

Они завтракали вчетвером за круглым столом. Обычная советская семья субботним утром – мать, дочь и двое мужчин. Николай травил байки о стройке, Катерина смеялась, Александра подливала кофе. Только Гоша знал, насколько необычна эта семейная сцена.

Под столом нога Александры коснулась его ноги – легко, как бы случайно. Он посмотрел на неё, она подмигнула, прикрываясь чашкой. Катерина что-то рассказывала Николаю, не замечая этого безмолвного диалога.

Солнце светило в окно, освещая кухню золотистым светом. На плите свистел чайник, из репродуктора лилась утренняя передача. Обычное советское утро, в котором скрывалась необычная тайна.

– Ещё яичницы? – спросила Катерина, и в её голосе слышалась материнская забота.

– Спасибо, наелся, – ответил Гоша, понимая, что голод его совсем иного рода.

Но за семейным столом, в солнечном свете утра, все страсти казались далёкими и неважными. Была только эта минута – кофе, яичница и странная семья, которая приняла его как своего.

Последний съёмочный день в павильоне отмечали с шумом и радостной ностальгией, которая возникает лишь тогда, когда вместе пережито нечто особенное и совершенно абсурдное одновременно. Стол накрыли прямо среди декораций, не обращая внимания на условности и этикет. Бутерброды с сыром соседствовали с дорогим коньяком, селёдка была разложена в хрустальной вазочке, предназначенной, судя по всему, для варенья, а пирожные непостижимым образом оказались на блюде с надписью «Лучшему ударнику труда».

Алексей, уже слегка навеселе, произнёс долгий тост в честь «настоящего искусства, преодолевающего любые табу и партийные указания». Катя рассмеялась и попыталась остановить его, заметив, что после таких слов им всем пора подаваться в диссиденты, но Алексей лишь гордо вскинул подбородок и категорично заявил, что готов пойти на любые жертвы ради свободы творчества. Елена с притворным ужасом предложила отправить его в ссылку на овощебазу, где, по её мнению, свободы всегда было более чем достаточно, особенно в отделе с морковкой.

Сильвия слушала их, не скрывая улыбки и любопытства. Казалось, она вбирала в себя этот хаос русской души с искренним удовольствием и лёгким недоумением, которое всегда испытывают иностранцы, оказавшиеся в кругу русских людей. Михаил не сводил с неё глаз, словно старался навсегда запомнить эту улыбку и взгляд, в которых так много читалось восторга и искреннего интереса.

– Друзья, – подняла бокал Сильвия, – я много снималась, но никогда ещё мне не было так весело и так комфортно. Вы все удивительные люди, и я навсегда запомню эту съёмочную площадку.

– Это мы-то удивительные? – Алексей театрально вздохнул. – Вы ещё с настоящими советскими бюрократами не общались. Вот там истинные таланты абсурда.

– Тем не менее, – продолжила Сильвия, смеясь, – я хочу отдельно отметить мужскую часть нашей группы. Господа, вы бесподобны не только как актёры, но и как любовники. Алексей, ваш эпизод в телецентре была великолепна. Михаил, сцена в электричке вообще достойна отдельного фильма, а Николай… – тут она хитро подмигнула, – ну, он вообще вышел за все рамки сценария, превзошёл себя, можно сказать. Дмитрий, ты был неподражаем.

Катя прыснула в кулак, покосившись на Елену, та ехидно прищурилась и подняла бокал:

– За Колю, нашего внештатного специалиста по ночным ошибкам! И за Тюрина – мастера попаданий не в те двери!

Все дружно рассмеялись, а Дмитрий Тюрин покраснел до кончиков ушей, пробормотав что-то нечленораздельное и махнув рукой в знак капитуляции.

– Но, – продолжила Сильвия, взглянув на Ольгу, – больше всего я завидую вам, Оля. Если бы не вы, я бы, пожалуй, увезла Михаила с собой в Париж.

Михаил подавился коньяком, Катя, не сдержавшись, громко засмеялась, а Алексей с преувеличенным ужасом воскликнул:

– Ого! Михаил, я бы на твоём месте уже искал дипломатический паспорт и чемодан побольше!

Ольга спокойно и внимательно посмотрела на Сильвию. Её глаза блестели тем особым огоньком, который появляется только у женщины, когда она собирается сказать что-то острое, но при этом абсолютно невинное. Все замерли в ожидании её ответа, а Михаил даже перестал кашлять, с тревогой глядя на неё поверх бокала.

– Ох, Сильвия, – с лёгким вздохом начала Ольга, и в её голосе послышалась та самая мягкая язвительность, за которую Михаил и опасался больше всего, – увезли бы вы его, говорите? Ну-ну. Только учтите, он там у вас за три дня без гречки, «Тройного» и очередей по спискам впадёт в депрессию. Михаил питается не багетами, а ощущением социального абсурда. А ещё – он очень любит, когда его мучают. А с этим, поверьте, у меня как-то лучше получается, чем у любой француженки.