Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Сирены заголосили в унисон, синие вспышки вырезали дорогу, отделили из потока машин. Колонна выкатила на проспект, вклинилась в плотное движение, и вся остальная река транспорта послушно остановилась, пропуская. По инструкции этап не имел права останавливаться: ни на красный свет, ни на «уступи дорогу». Единственное, что могло сбить этот ритм — непредвиденный шлагбаум железнодорожного переезда или авария.

Лейтенант поёрзал на сиденье, снял фуражку, провёл ладонью по седым усам и хмыкнул:

— Опять начальство с утра мозг вынесло. Мол, журнал не так заполнил… Крючкотворы хреновы.

Старший прапорщик, не отрывая глаз от дороги, усмехнулся:

— Да ты что, Саныч, первый день служишь? Начальство живёт в своём мире. Им важно, чтоб по бумаге сошлось. А что у нас тут руки в мазуте, нервы — в хлам, это их не касается.

— Ну, хоть машину нормальную дали, — продолжил лейтенант. — А то на старом «ГАЗоне» коробка хрустела, сцепление — как гиря. Спина уже отваливалась.

Машина шла по проспекту, синие огни маячков играли в стёклах.

— Я тут на днюху к другану ходил, — травил байку прапорщик, барабаня пальцами по рулю.

— Ну, — кивнул лейтенант, — и что?

— Мужик он, вроде, с головой, но голове у него хозяин — другое место. Думает не той головой, понял?

Лейтенант усмехнулся:

— Ну дык, классика. Без баб куда ж. Все беды от них и без них никак.

— Точно, — согласился прапорщик. — Короче, сидим мы с моей у них на его юбилее в гостях. Звонок ему на мобилу — типа, срочно на работу надо. Он там то ли завхоз на автобазе, то ли начальник склада. В общем, без него якобы всем труба.

— Ну-ну, — лейтенант поправил ус. — Большая шишка, выходит.

— Да какая шишка, — махнул рукой прапорщик. — Я ему говорю: «Слышь, братан, мы у тебя в гостях, а ты сваливаешь?» А он кепку на башку, куртку на плечи и слинял, мол, скоро буду, выпить не успеете. Жена его как завелась — сидит, тарелку вилкой скребёт, аж фарфор трещит. Глаза злые. И заявляет вдруг мне: «Федя, он к бабе ушёл? Скажи мне правду, ты ведь его друг».

— Вот оно как, — ухмыльнулся лейтенант.

— Ага. Я ей: «Ты что, Тамара, он же честный, как стёклышко». А она мне: «Да с Юлькой он, с соседкой нашей, переглядывается. Вот стопудово к ней рванул».

Лейтенант захохотал:

— Женская логика…

— Ага, — прапорщик продолжил. — Я уж и отговаривал её, и заливал: «Какая Юлька? Он же мужик семейный, совесть знает». А она ни в какую: «Пошли проверим и всё тут, мол, мне она, курва такая, не откроет, а ты соседом прикинешься». Ну я что — ладно. Куда было деться? Вышли на площадку. Звоню в дверь. Слышу, шорох за дверью. Открывает эта Юлька, в халате, причём халатик как-то наспех запахнут. Груди руками придерживает, завязочки болтаются. Щёки красные, дыхание сбившееся.

— Ого, — лейтенант усмехнулся, — картина маслом.

— Вот именно. Тамарка сразу в бой: «Где мой муж⁈». Влетела в квартиру, туда-сюда носится, заглядывает в комнаты. А я краем глаза вижу — окно настежь. Двенадцатый этаж, ёпта. И тут она: «Федя, выгляни, посмотри за окошком, я высоты боюсь. Не там ли мой кобелина прячется?».

— Ну и? — лейтенант подтянулся ближе.

— Ну я выглядываю… мать честная! Друган мой в одних трусах прилип к стене, на карнизе вжался, пальцами держится. Морда белая, глаза умоляющие. Сказать ничего не может — боится выдать себя. Ну, ясен пень, я окно закрыл и говорю Тамаре: «Нет никого».

Лейтенант аж прыснул от смеха:

— Ну, спас его?

— Спас, как же, — хохотнул прапорщик. — Ты подожди, это ещё не соль! Только я это сказал, а халатик у Юльки как-то сам по себе распахнулся, оголяя самые интересные места. И она такая, выдохнула: «Как — нет⁈» Брыкс! И в обморок навернулась!

Летёха ржал так, что аж слёзы выступили. Утирал усы, хохотал и сипло выдавил:

— Ну, а что твой друган? Не убился?

— Да что ему сделается, коту мартовскому, — отмахнулся прапорщик. — Запустил я его обратно через окошко. Ну, скандал, крики… И что думаешь — так и живёт с женой, как и жил. Крепкая у них семья. Никакая Юлька её не разобьёт, — он сам нервно хохотнул, будто завидовал.

— Глянь, — лейтенант кивнул на дорогу, глаза его тут же прищурились.

«ГАЗон» шел по пустой трассе. Впереди виднелось что-то тёмное, громоздкое, и вверх поднимался дым.

— Бляха-муха… — пробормотал водитель, сбавляя скорость. — Авария, что ли?

Он снял рацию с витым проводом, нажал кнопку:

— Парни, что там у вас?

«Форд», шедший впереди колонны, оторвался метров на пятьдесят и уже притормаживал у препятствия. Из динамика хрипнул голос:

— Машина перевернулась. Дымится.

— Вот блин… — процедил сквозь усы лейтенант. Он крепче сжал в руках автомат.

«Газон» подъехал ближе и остановился. Впереди приткнулся «Форд». Поперёк дороги лежал, как теперь было видно, микроавтобус. Кузов перекошен, одно колесо спущено в ноль.

— Не объехать, — сказал прапорщик.

Внезапно из-за микроавтобуса выскочила женщина. На руках она держала грудного ребёнка, укутанного в одеяло.

— Помогите! — закричала она. — Помогите! Там мой муж! Там дети! Что же вы сидите⁈

Из машины сопровождения выскочили двое, бросились к микроавтобусу. В этот момент сзади к «ГАЗону» вплотную подкатил потасканный красный внедорожник.

— Выходим? — вопросительно посмотрел прапорщик на старшего конвоя.

— Не положено, — пробурчал лейтенант.

— Да какое, на хер, не положено? — рявкнул прапор. — Смотри, сейчас заживо сгорят!

— Уйди, дура! — крикнул лейтенант женщине. — Уйди от машины, рвануть же может!

Она на миг застыла. Лицо, полное горя, вдруг изменилось — скорбь сползла, а в глазах появился ледяной блеск. Женщина преобразилась. Одеяло развернулось, и вместо младенца в её руках оказался лёгкий автомат, блестящий и современный.

— Лежать! — крикнула она и полоснула очередью по колёсам «Газона», а потом перевела ствол на сотрудников.

Двое из сопровождения, что уже выскочили, по её команде плюхнулись лицом в асфальт.

— Газуй назад! — заорал лейтенант.

Водитель дёрнул рычаг, но «ГАЗон» упёрся в красный внедорожник, вставший впритык.

— В клещи взяли, суки… — прошипел лейтенант.

Из внедорожника выпрыгнули трое. У двоих автоматы, третий тащил канистру. Он рванул к автозаку и стал обливать бензином металлический борт. В кабину ударил тяжёлый запах.

— Нападение на автозак! — заорал лейтенант в рацию, передёргивая затвор автомата. — Мы на тридцатом километре трассы!

— Тарань их на хер! — скомандовал он водителю, бросив рацию.

Но никто ещё не успел даже осознать, что происходит. Женщина выдернула сигнальную шашку, чиркнула — и в её руках вспыхнуло оранжевое пламя.

— Выходим! — заорала она. — Машина сейчас взлетит к чёртовой матери!

— Твою мать! — прапорщик ткнул пальцем в боковое стекло. — Они нам что-то под днище прилепили!

— Взрывчатка… — голос лейтенанта стал глухим. — Вот дерьмо…

Рация в кабине захрипела:

— Семнадцатый! Семнадцатый! Ответьте! Что у вас там происходит⁈

— Слышь, Саныч, — пролепетал прапорщик, оборачиваясь к лейтенанту, — давай что-то решать. Я жить хочу. Ну его на хер…

— Инструкции… — буркнул лейтенант, но голос уже дрогнул.

Прапорщик мотнул головой:

— Мы точно не сможем протаранить. Микрик здоровый, дорогу перекрыл, да ещё наш «Форд» сбоку встал. Может, и прорвёмся, но вместе с нами на воздух всё и улетит. Чуешь, как бензином воняет? Еще и под днище что-то прилепили.

Несколько секунд они молчали.

— Всё, выходим! — наконец, крикнул лейтенант, решившись.

Он снял автомат с плеча, положил его на пол у сиденья, поднял руки и разблокировал дверь. Выпрыгнул вниз первым. За ним — водитель, такой же растерянный и послушный.

Женщина вышла из-за дымящегося микроавтобуса. Джинсы, простая кофточка, волосы собраны. Ничего примечательного на вид, но в каждом её движении чувствовалась уверенность. Голос необычайно твёрдый, с легкой хрипотцой: