Секретарь ЦК (СИ) - Семин Никита

Заключение доклада сопровождалось бурными аплодисментами со стороны наших союзников и малых стран и едкими комментариями от представителей альянса Великобритании. Решение проблем ракетного оружия требовало глубокого анализа и долгих консультаций, но точка зрения СССР нашла поддержку и понимание среди значительной части мировых лидеров.

Камин в посольском зале Великобритании потрескивал поленьями и раскидывал блики на полу. Мягкий свет свечей отражался на лакированных стенах, подчеркивая классическую красоту интерьера. Сидя в глубоких кожаных креслах, Уинстон Черчилль с Альфредом Синклером обсуждали первый прошедший день конференции.

— Красные опять поступили так, как от них никто не ожидал, — раздраженно заявил Черчилль.

— Да, — согласно кивнул Синклер. — Мы ожидали, что они попытаются под видом этой конференции наложить запрет на наше продавленное решение в Лиге о миротворческих силах в Азии, чтобы спасти свою китайскую марионетку. Или вовсе постараются как-то связать нам руки, а здесь…

— Они обскакали нас, — медленно процедил Черчилль, задумчиво размешивая бренди в бокале. — Это должна была быть наша идея. Ограничение ракетного вооружения сделало бы нас образцом мира и позволило выиграть время и подтянуть наши собственные разработки.

Альфред, скрестив ноги, окинул Уинстона внимательными глазами:

— Вы хотите сказать, что выступление русского господина Огнеффа испортило все наши расчеты?

Черчилль тяжело вздохнул, отпив алкоголь мелкими глоточками:

— Именно так, Альфред. Вместо того, чтобы выглядеть защитниками мира, мы выглядим уязвленными и испуганными. Кажется, русские поняли игру и решили сыграть по нашим правилам.

В ответ премьер-министр хитро усмехнулся:

— А может, это даже неплохо? Пусть коммунисты покажут себя приверженцами идеи контроля над вооружениями. В любом случае, мы сохраним лицо и выиграем время.

Черчилль лишь грустно покачал головой:

— Ах, Альфред, если бы всё было так просто! Если мы согласимся на предложение Огнеффа, СССР будет постоянно знать, на какой стадии идут наши разработки, а главное — мы не сможем никому передать ракеты для локального применения. И даже под чужим флагом их не выпустишь. Договор свяжет нас по рукам и ногам.

— Значит, нужно действовать осторожно, — пожал плечами Синклер, наклоняясь ближе к столику с бренди и беря бокал алкоголя. — Можно согласиться на общие принципы контроля, но избегать детализированных обязательств. Пусть комиссия займется переговорами, а мы продолжим улучшать наши технологии. Заодно мы сами точнее узнаем, на какой стадии находятся разработки красных. К тому же договор свяжет и им руки. На данный момент, для нас это полезно. А там… мы же джентльмены? — тонко улыбнулся мужчина.

Черчилль кивнул, соглашаясь с мнением премьер-министра. Действительно, кто помешает джентльмену забрать свое слово обратно? Он ведь хозяин ему, а не какой-то коммунист. Оба мужчины понимали, что нынешний кризис требует деликатного подхода и нестандартных решений. Договорённости не будут достигнуты без долгих споров и тонких дипломатических маневров, а на этом поле русские в разы слабее британской дипломатической школы.

Первый день конференции был посвящен лишь предложениям сторон. Причем как все заметили, британская сторона была явно растеряна. Как нам позже сказал Лаврентий Павлович, это было связано с тем, что мы «перебили» их предложение своим.

— Сведения о докладе мне легли буквально только что на стол, — чуть виновато говорил он во время обеденного перерыва. — Поэтому заранее и не сообщил.

Товарищ Сталин покосился на меня одобрительно. Ведь это я настоял на том, чтобы вынести на повестку дня предложение об ограничении ракетного вооружения. Тот же Климент Ефремович яро возражал, настаивая на том, что мы сами себе связываем руки. А я напирал на факт, что гонка вооружений не приведет ни к чему хорошему. «Раз в год и палка стреляет, — сказал я на совещании, — а получить атомной „палкой“ по Москве — такое удовольствие никому не пожелаю. Уж лучше сместить фокус нашего противостояния в более мирное русло». Под более мирным руслом я видел освоение космоса.

И вот — первый результат моего предложения. Британцы уже не могут показать себя защитниками мира, зато их растерянность и отсутствие яркой поддержки советской инициативы лучше любых слов подтверждает наш тезис об «оскале капитализма» и нежелании принимать наши мирные предложения.

— Это хорошо, что они растеряны, — подвел итог разговора Иосиф Виссарионович и посмотрел на меня. — Сергей, подготовь вторую часть своего «доклада», — усмехнулся он.

Следующие три дня конференции прошли без моего непосредственного участия, хотя представители Великобритании, Германии и США очень хотели задать мне дополнительные вопросы. Всем им отвечали, что я подробно, насколько это позволяет секретность, отвечу на них по завершении мероприятия. Я же в это время проверял готовность полигона для показательного подрыва прототипа атомной бомбы. Понятно, что ни в черте города такое не проведешь, ни даже поблизости от Москвы, если мы не хотим получить ядерное пятно на много десятилетий вперед в центре страны. И в то же время полигон должен был быть относительно недалеко от столицы, чтобы можно было в кратчайшие сроки самолетом доставить лидеров других стран туда и вернуть обратно.

Выбор пал на Мурманскую область. Да, тоже вариант не лучший, зато долететь из столицы можно часа за четыре, и плодородных земель там по минимуму. Как и населения.

В мою задачу входило проверить готовность аэродрома полигона принять самолеты международного класса, насколько персонал временного полигона готов обеспечить безопасность гостей — чтобы и не потерялись, и ничего лишнего не увидели. Ну и о самих людях на местах позаботиться — чтобы они оперативно были размещены, а затем вывезены. Координационной работы много, а самая главная проблема — с военными и особистами. Вот уж кто так и норовил отвлечь наших ученых от подготовки показательного подрыва бомбы, чтобы убедиться — не собираются ли они контактировать с гостями, а что они будут говорить, если разговор по каким-то причинам все же состоится, и иные подобные моменты. По мнению Романа Самойлова, полковника НКВД из ведомства Лаврентий Палыча, этого показа и вовсе не должно было быть. Но тут уж дудки — нам надо убедить противника на конкретном примере, насколько разрушительно новое оружие и что победителей после его применения не будет.

Уговорить лидеров стран лететь куда-то на север страны несколько часов оказалось не так и просто. Это я узнал уже сидя в самолете от Литвинова, когда несколько бортов уже стартовали из Москвы в сторону Мурманска.

— Боятся, будто мы их здесь и прикопаем, — смеялся Максим Максимович. — Это они на выражение лица Климента Ефремовича насмотрелись, не иначе.

— И как же вы их все-таки уговорили?

— Любопытство победило, — пожал плечами дипломат. — Ну и их вера в свою исключительность. Страх-страхом, но никто из них не верит, что мы реально решимся их всех вывезти и расстрелять.

В принципе — правильно верят. Мы не маньяки какие-нибудь и не дураки. Еще немного обсудив с Литвиновым, как проходила конференция в мое отсутствие, я устроился в кресле самолета поудобнее и задремал.

Аэродром полигона встретил нас холодным ветром, принесшим свежий морской воздух с Баренцева моря. Небольшой лагерь на территории был оборудован палатками и специальными бронированными модулями наблюдения, защищающими от воздействия ударной волны и механических повреждений.

Дипломаты и лидеры стран разместились на расстоянии трех километров от эпицентра взрыва, установив телескопические линзы и защитные очки. Среди присутствующих видны представители из Франции, Италии, Великобритании, США и даже Австралии и Канады. Среди советских представителей выделяется генеральный секретарь, товарищ Сталин. Возле него стоит Ворошилов, Литвинов и другие члены руководства страны. Мне же приходится выполнять функции «хозяина полигона» — показывать гостям, где лучше разместиться, какие опасности могут быть при подрыве (особо упираю на то, чтобы никто не покидал бронированные модули, иначе могут попасть под удар взрывной волны).