Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Хотя в последнее время он был вовсе не таким, как раньше. Сильно изменился. И мне было приятно осознавать, что эти метаморфозы происходили с моей подачи, при моём непосредственном участии. Я не переворачивал мир, не рушил империй, но видел, как меняются люди рядом. Пусть это капля в море, но и она чего-то стоила. Может, в этом и заключался смысл моего перерождения: менять не всё, но ближайшее окружение. И вот так я избавил этот город от Валета и теперь вёл охоту на некоего Инженера.

С такими мыслями я расплатился с водителем, открыл дверцу и уже хотел подняться по ступенькам клуба, как вдруг уловил неладное. Из дверей «Короны» выскочили три девицы. Перепуганные, с размазанной косметикой, что-то визжат. Две метались у машины, безуспешно пытаясь её завести. Третья, не выдержав, со слезами помчалась прямо во дворы. Завидев моё такси, оставшиеся кинулись ко мне, замахали руками. Не успел я как следует выйти, как они ввалились внутрь салона, тянули водителя за рукав, между истеричными всхлипами умоляли их увезти.

Странно. Холодком повеяло внутри. Я бросился в сторону клуба.

Сбежал по ступенькам, распахнул тяжёлую дверь — и сразу в нос ударил запах крови. Для обычного человека кровь ничем особо не пахнет, но я почувствовал. И увидел…

В зале царил полумрак. Под жёлтым светом латунных ламп лежали тела. Один был пронзён кованой каминной решёткой, и вокруг него расползалась чёрная лужа. У второго голова была вывернута под немыслимым углом — словно свернули куриную шею. Третий распростёрся на спине, рубашка на груди пропиталась бурым.

И на этом фоне гремел панк-рок — из колонок доносился хриплый голос.

'Трупы оживали, землю разрывали,

Всюду выползали, дико бушевали.'

Рев электрогитары с мрачным торжеством ложился на картину смерти. Я выхватил из-под куртки пистолет, щёлкнул предохранителем и стал искать живых.

— Шульгин! — позвал я. — Твою дивизию, почему здесь так темно? Эй! А ну, не двигаться!

Я заметил шевеление.

— Не стреляйте! — послышалось из угла.

В углу, за декоративной портьерой, в темноте, стоял какой-то стул. Оттуда, дрожа, поднялся чёрный, лысоватый мужчина кавказской наружности и в фартуке. Бармен. Он судорожно вытер ладонью пот со лба, глаза с надеждой смотрели на меня.

— Я… я хозяин заведения, — пробормотал он. — Пожалуйста, вызовите полицию! Я уже звонил… они смеялись, думали, что я пьяный. Сказали — проверят, дежурного участкового пришлют. Когда он ещё освободится. Ради бога, позвоните ещё раз!

Я опустил пистолет, глядя на него.

— Я и есть полиция, — сказал я глухо. — Теперь говори, что здесь произошло.

Глубокая ночь, но ни грамма сонливости ни у кого не было. Мы с Коброй сидели в кабинете Мордюкова, а на экране монитора снова и снова прокручивалась одна и та же запись из бильярдного клуба «Корона Империи».

Зал, полумрак, лампы над зелёным сукном, и вдруг появляется он — высокий, в чёрном плаще, словно сама смерть решила зайти на огонёк. Голыми руками троих укладывает за секунды. Хруст костей, тела валятся, один еще корчится на последнем издыхании. И Коля… Коля бросается на него, не задумываясь, но — тычок в шею, короткий, едва заметный, и он плывёт.

— Он ему что-то вколол, — дрожащим от волнения голосом пробормотала Оксана, почти прижимаясь к экрану лбом в попытке разглядеть все детали. — Смотрите, Семён Алексеевич, отмотайте назад. Вот же, видите? Здесь что-то мелькает, похоже на шприц.

Я тоже щурился, вглядывался, но картинка рябила от помех, запись некачественная, толку было мало.

— Ничего там не видно, — проворчал Мордюков, щёлкая мышкой.

— Да есть, есть, — упрямо настаивала Кобра. — Он его взял живым. Коля не мог умереть. Он нужен им. Вы же помните? Как тогда Мехельсон заманивал в пивной, подсыпал что-то, выбирал левшей. Здесь всё то же самое. Дирижёр ошибся, подумал, что Шульгин — левша, вот и забрал его.

— Дирижёр, значит, — пробурчал шеф, подняв брови. — Ну а где доказательства? Криминалисты что говорят?

— Ничего, — ответил я. — Ни пальчиков, ни следов.

— Но по видео видно, как он открывает двери, вот — держит ручку. С ручек-то сняли? — Мордюков задумчиво почесал затылок.

— Да там каша, — покачала головой Оксана. — Следов море, посетители, бармен, кто угодно. Такие вещи, как следы рук, жаль, не работают, как в кино.

— Ладно, черт с ними, с отпечатками, — махнул рукой Мордюков. — Мы и так знаем, кто это. Вопрос другой: зачем ему левши?

— Всё ведёт к Инженеру, — сказал я. — Это от него ниточка. И все эти исчезновения — его работа.

— Мы же до сих пор Столярова не нашли, — напомнила Кобра.

— При чем тут Столяров? Он же просто пропавший без вести, — нахмурился шеф.

— Семён Алексеевич, вы же и сами понимаете, если и найдём инкассатора, то уже не живым. И ему подмешал в пиво что-то Мехельсон. Все сходится. Все связано.

Голос был какой-то не мой — одновременно глухой и железный. Так что даже начальственная Морда промолчала.

— Ну да… — кивнул шеф, потер лысину.

На видео Дирижёр легко подхватывает Колю одной рукой, будто ребёнка, закидывает его на плечо и уходит. Дальше запись обрывается — снаружи камер не оказалось.

— Почему, блин, снаружи камер нет? — хлопнул по столу Мордюков. — На крыльце камеры всегда должны быть, «Безопасный город» же, мать его.

— Там рухлядь старая, сами видели, — вздохнул я, стискивая зубы от злости.

— Ну и что нам это даёт? — буркнул шеф. — У нас свидетель есть. Хозяин бара, Ашот. Говорит, тот, кто всё это устроил, сел в машину одного из убитых и уехал.

— Мы ищем машину, — процедила Кобра. — Ориентировки по всему городу. Подняли весь уголовный розыск.

— Мало! — рявкнул Мордюков. — Отзывать отпускников, с больничных всех! Пусть хоть на костылях, но в строю.

— У нас отдел небольшой, — проговорила Оксана. — Тут и УВД подключать надо, и соседние районы.

— Уже, — поморщился шеф. — Виданное ли дело: тройное убийство и похищение сотрудника полиции. До такого даже в девяностых не доходило. Хотя… — он замолчал, нахмурился, будто вспоминая. — Нет, было. Моего наставника тогда расстреляли.

Мы сделали вид, что не услышали — шефа в такие минуты лучше было не трогать.

И тут в дверь кабинета раздался такой стук, что все вздрогнули. Казалось, она сейчас с петель слетит. Мордюков даже не успел сказать своё привычное «войдите». Он просто опешил, замер с приоткрытым ртом.

Дверь кабинета распахнулась так резко, что ударилась о стену. Влетел генерал Шульгин. На нём были домашние трико, футболка, поверх — куртка нараспашку. Лицо красное, глаза налиты кровью.

— Где мой сын⁈ — выкрикнул он с порога. — Что, чёрт возьми, произошло с моим сыном⁈

— Николай Александрович, прошу вас успокойтесь, — будто это могло успокоить генерала, поднял ладони Мордюков. — Коля для нас не просто коллега, он наш боевой товарищ. Мы сделаем всё возможное, чтобы…

— Так делайте! — рявкнул генерал, сотрясая кабинет. — Это что за чертовщина происходит? Сотрудника полиции похищают!

— Объявлен сбор всего личного состава, — поспешил доложить Мордюков, тут же вытирая потный лоб платком. — Выезды из города перекрыты. Подняты все силы, работают все отделы города и УВД.

— Это я всё знаю! — перекрыл его голосом генерал. — Только где мой сын⁈

Он рухнул на стул, тяжело выдохнул и тоже вытер рукавом куртки пот со лба. В этом жесте они вдруг стали совсем одинаковыми с Мордюковым. Голос генерала, когда он заговорил снова, дрогнул, стал почти беспомощным:

— Прошу вас… найдите Колю. Он у меня единственный ребёнок. Он всё, что у меня есть… Чёрт, зачем я вообще его отправил в органы? Он ведь не хотел.

— Мы найдём, — твёрдо сказал я, встретившись с ним взглядом. — Я вам обещаю, Николай Александрович.

Мордюков молча достал из шкафчика бутылку, плеснул в стакан — лихо, почти до краёв. Протянул генералу. Тот залпом выпил. Даже не поморщился, будто это был квас, а не сорокаградусный коньяк. Стукнул стаканом о стол.