Секретарь ЦК (СИ) - Семин Никита

Наконец наступает решающий миг: металл напрягается, конструкция дрожит от перегрузки, и ракета медленно открывается от земли, с каждой секундой разгоняясь и устремляясь ввысь. Громоподобный рев заполняет зал, проникая глубоко внутрь каждого сердца. На лицах делегатов я увидел потрясенный шок от величия происходящего в кадре.

Картинка на экране исчезает, а свет в зале возвращается в норму. Мне достаточно короткой паузы, чтобы окончательно закрепить полученный эффект:

— Вы видели, товарищи, нашу мечту воплощённую в жизнь! Мы можем достичь любых высот, потому что обладаем гениальностью ума и железным характером! Вперед, к новым рубежам!

Первоначальное ошеломление проходит далеко не сразу. Но вскоре раздаются робкие аплодисменты, сливающиеся в единый гул ликования и восторга. Людей проняло настолько, что никто не остался сидеть на своем месте, выражая восхищение увиденным. Уходил с трибуны я полностью удовлетворенным, наблюдая, как зрители долго остаются стоять, захваченные магией демонстрации грандиозного достижения отечественной науки и техники.

На юге Китая тянулись дни неспешного, тягучего противостояния. Повсюду лежала вязкая усталость от нескончаемых стычек, взаимных провокаций и мелких столкновений. Армия Мао Цзэдуна стояла лагерем неподалёку от берега моря, внимательно наблюдая за передвижением кораблей гоминьдана под командованием Чан Кайши. Стороны давно привыкли друг к другу, знали привычки, уловки и манеру поведения противника, словно соседи, привыкшие к постоянной ссоре.

Но в то утро все пошло по-другому. Мирный покой лагеря нарушил необычный свист, который неумолимо приближался сверху. Некоторые солдаты, интуитивно почувствовав опасность, успели метнуться в укрытия, остальные стояли растерянно, глядя в небо. Через секунду чудовищный взрыв сотряс землю, швырнув клубы грязи и обломков в сторону океана.

Распростёртое тело Мао Цзэдуна, посетившего с плановой проверкой свой штаб, оказалось погребенным под грудой камней и кирпичей. Рядом валялся раскрытый планшетик с картой, испачканный кровью и грязью. Лагерь погрузился в хаос и замешательство, солдаты беспорядочно бегали туда-сюда, крича и хватаясь за головы.

Новость о внезапной гибели верховного лидера стремительно разлетелась по миру. Американские газеты и информационные агентства моментально откликнулись сенсационными заголовками:

Washington Post:«Мао убит американским ударом по китайской территории»

Time Magazine:«США наносят сокрушительный удар по китайскому коммунисту»

Los Angeles Times:«Загадка убийства Мао Цзэдуна: чья рука нажала кнопку?»

Мир замер от неожиданности. Запад впервые нанес удар баллистической ракетой, не только уничтожив китайского лидера, но и «бросив перчатку» СССР в праве диктовать условия с помощью ракетного оружия.

Глава 10

Июнь — июль 1940 года

— Вот неймется капиталистам, — процедил я, когда узнал тему нового собрания политбюро.

Естественно, что удар американцев и убийство Мао не могло пройти мимо наших интересов. И в зал Кремля, где обычно заседало политбюро, я шел не как на работу, что было в последний год, а испытывая вполне обоснованное чувство грядущих неприятностей.

Зал собраний политбюро заполнил густой табачный дым, отблески света от ламп причудливо освещали стены и тяжелые столы, создавая атмосферу мрачности и напряженности. Молчаливые члены Политбюро расселись полукругом, прислушиваясь к словам наркома иностранных дел Максима Максимовича Литвинова.

— Товарищи, ситуация складывается весьма неприятная, — низким голосом заговорил он, осторожно выбирая слова. — Недавно случившаяся трагедия в Китае — ликвидация Мао Цзэдуна ударом баллистической ракеты — привела к массовым беспорядкам и нестабильности. Гоминьдановский генерал Чан Кайши воспользовался ситуацией и нанёс контрудар, оттеснив китайскую армию почти на двести километров вглубь континента.

После слов главного дипломата ССС, раздались удивлённые восклицания и гневные замечания. Нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов громко хлопнул ладонью по столу:

— Надо срочно предпринимать меры! Наши позиции в Китае сильно пошатнулись, не ответим — пострадает и наш международной авторитет!

Иосиф Виссарионович задумчиво посмотрел на седоватого Литвинова:

— Ясно, соглашусь с товарищем Ворошиловым, надо усилить присутствие в регионе.

— Но у нас есть ещё одна проблема, товарищ Сталин, — Ворошилов посмотрел на меня, как через прицел. — Товарищ Огнев, почему, скажите, мы были не способны отразить удар по китайцам? Может, стоит пересмотреть приоритеты в ракетных программах?

Напряжение повисло в воздухе. Я почувствовал, как острый взгляд Климента Ефремовича впивается в меня, чуть ли не физически прожигая насквозь. Министр обороны демонстративно поднял руку, указывая на меня:

— Мне доложили, что никакой защиты от американских ракет у нас нет. А когда будет? И вообще, товарищ, курирующий ракетную программу, — с издевкой продолжил он, — расскажите, мы вообще сможем когда-нибудь защититься от повторения подобной акции?

Я откашлялся, стараясь сохранять спокойствие:

— Технически прорыв возможен не ранее следующего года, Климент Ефремович, о чем я уже докладывал товарищу Сталину. Пока успехи в защите от баллистических ракет оставляют желать лучшего…

Ворошилов резко поднялся, покраснев от раздражения:

— Ну, значит, пора решать кардинально! Или сворачивайте вашу глупую космическую программу, или дайте команду бросить все силы на создание противоракетной обороны! Нельзя допустить, чтобы враг беспрепятственно бомбил наши войска и союзников!

Зал загудел одобрением. Голоса членов Политбюро поддержали предложение Ворошилова. Даже осторожный Андрей Андреевич Жданов поддержал идею, отметив, что нельзя терять преимущество в нашем ракетном вооружении.

Не получив контроля над ракетами, Ворошилов удачно воспользовался атакой американцев. После такого аргумента даже товарищ Сталин не может возражать. Да и не хочет, судя по всему. Негромким, но твердым голосом он обратился ко мне:

— Значит, задача ясна. Проследите лично, товарищ Огнев, чтобы работы по противоракетной обороне получили максимальный приоритет. Оцените, насколько можно ускорить реализацию программы и ускорьте разработку атомной бомбы. Иначе потеряем инициативу в мировой борьбе.

Присутствующие зашептались, обсуждая решение. Я вышел из зала, с чувством проигрыша. Как будто я и сам не понимаю, что значит противоракетная система для безопасности нашей страны! Но Ворошилов все повернул так, словно это он — главный радетель о безопасности СССР, а я — так, в игрушки с космосом балуюсь. Но ничего не поделаешь, теперь предстоит тяжелая борьба за выполнение поставленных задач. Однако космос я им не дам полностью «задушить», как это случилось совсем недавно. Иначе это будет иметь непоправимые последствия для нашей страны.

Вечер опускался на московские улицы, окрашивая Кремль мягкими красками заката. Возвращаясь домой с тяжелого заседания Политбюро, я ощущал тяжесть ответственности, нависшую надо мной. Внутри кипели противоречивые чувства: злость на плетущих интриги вокруг ракетного направления Ворошилова с Кагановичем — это ведь очередной их ход, чтобы отнять у меня кураторство отрасли, желание оправдать доверие Сталина и в то же время нежелание приносить в жертву личные планы. И сейчас я говорю не только про космос.

Домой я решил вернуться пешком, чтобы немного проветриться после душного и накуренного зала и тяжелого в эмоциональном плане совещания. Шагая знакомыми переулками, пытался отогнать мысли о работе, но тут же в памяти всплывали недавние разговоры с Людой об отпуске.

Вот и сейчас, она встретила меня у двери, нежно улыбаясь, но первым ее вопросом стал наболевший об отдыхе:

— Привет. Устал? Так может, мы наконец поедем отдыхать в Одессу? Ты обещал нам отдых после Съезда партии, Леша с Ирой каждый день у меня спрашивают — когда поедем, а что мне им отвечать? Уже две недели прошло, а мы всё торчим в Москве!