IV. Техническая терминология 
Лучше всего обращаться с технической терминологией возможно небрежнее, вставляя ее в роман походя, как будто читателю давно известны все эти премудрые наименования. Читатель будет очень польщен такой верой в его научную эрудицию. Пример: Кедров включил Преобразователь Саммлина. По тусклому экрану забегали проворные парастульчаковые молнии.
— Эффект Каздалевского! — пожал плечами Марк Александрович. — Явление хорошо известное еще со времен старика Дронта с его примитивным крумолеостографом.
Упражнение: как превратить сухую науку в художественную литературу 
1. Берется строгий физический закон. Например: всякое тело, погруженное в воду или другую жидкость, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость.
2. Закон этот мгновенно превращается в художественную литературу следующим способом:
«…освещенный зеленоватым лучом инфрапрефастора Сичкина, трепетно струившимся из двухрамкримированного реле синфорного ногтескопа Брехта, Громов наклонился над неподвижно лежащим Муртазовым, который со вздохом открыл глаза. «Всякое тело…» — прошептал Сабир и, слабо улыбнувшись, потерял сознание. «Погруженное в воду…» — задумчиво прошептала стоящая рядом Глэдис и, посмотрев на стрелку контрольных мураделевых весов, вдруг отчаянно вскрикнула: «Теряет в своем весе!» — «Столько, сколько весит», — спокойно отреагировал Громов. Медленными, сплегионально мерцающими струйками по полу растекалась вытесненная им жидкость…»
* * *
Итак, начинающий фантаст, за работу! Остается только в стабильный сюжет вставить новые названия и имена — и издание обеспечено! Правда, если останется бумага от очередного переиздания аналогичных книг более оперативных авторов.
  Владимир Лифшиц 
 (1913–1978)
    Евгений ВИНОКУРОВ
 Мои друзья 
  Мои друзья — загадка для меня:
 Ровесники мы с ними, почему же
 Я лучше становлюсь день ото дня,
 А вот друзья — день ото дня все хуже?
    Тот оплешивел, этот окривел.
 Тот с зонтиком,
 Тот хлюпает калошей.
 Собачки, дачки, карты — их удел.
 Мои друзья — плохие. Я — хороший.
      Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
 Гипотенуза 
  Я — Петр Первый,
 я — сын Расей,
 Любитель пергал [25]
 и лососей!
 Я — город Веймар!
 Я — вернисаж!
 Я — веткой вербы
 к вам за корсаж!
 Язык резонов,
 оревуар!
 Я — Лактионов,
 я — Ренуар!
 В Париж!
 В Тулузу!
 На ринг!
 На трек!
 Шаром в ту лузу,
 Тулуз-Лотрек!
 Есть сто речушек —
 один порог.
 Есть сто ватрушек —
 один пирог.
 Мне ветер сушит
 разрез ноздрей.
 Есть сто Андрюшек —
 один Андрей!
 Я — воз не сенский,
 не сена воз, —
 Я — Вознесенский,
  возник из звезд!
 И, словно плетью
 меня хлеща.
 Сплетеньем сплетен,
 сплеча, сплеча!..
 Я — искра, искра,
 контакт искрит!
 Я вокруг смысла,
 что в строчках скрыт.
 Оригинальности
 пущей для —
 Даю
 гигантского
 кругаля!
      Станислав КУНЯЕВ
 Добро 
  Добро должно быть с кулаками,
 Но если результата нет,
 Добру годится также камень,
 Годится палка и кастет.
    Хоть вывод мой и необычен.
 Но если после зуботычин
 Твой лучший друг на землю — бряк!
 То это значит — ты добряк.
      Самуил МАРШАК
 Баллада о простом пиджаке 
  Девочка
 Берегом речки бежала.
 Вдруг оступилась
 И в воду упала.
    Смотрит народ
 От зари до зари,
 Как поднимаются
 Вверх пузыри.
    Тут бы, конечно.
 Той девочке крышка,
 Если б не ехал
 В трамвае парнишка.
    Этот парнишка
 В простом пиджаке
 Лихо подпрыгнул
 И скрылся в реке.
    Уйма собралась
 У речки народу.
 Смотрит народ
 На бурлящую воду.
    Смотрит народ,
 Как парнишка простой
 Станет спасителем
 Девочки той.
    В этот же день
 В половине шестого
 Ищут повсюду
 Парнишку простого.
    Ищут парнишку
 И этак и так.
 Ищет его
 И писатель Маршак.
    Средь человечьего
 Шумного роя
 Долго искал —
 Не нашел он героя.
    Трудно!
 Единственный признак —
 Пиджак…
    Так был наказан
 Писатель Маршак.
      Александр МЕЖИРОВ
 Переформировка 
  Почти вот так же ландыши цвели.
 Когда, минуя Невскую Дубровку,
 Меня комбаты хмурые вели
 В глубокий тыл на переформировку.
    Там зампотехи встретили меня,
 Когда я шел вдоль Невского проспекта,
 И решена была к исходу дня
 Проблема моего боекомплекта.
    Потом в теплушке, сидя на полу,
 Я по стене размазывал варенье.
  Кончалось детство.
 Ротный спал в углу,
 Не зная про мое стихотворенье.