Олег Ермишин - Афоризмы

В Англии мы имеем замечательную поэзию, потому что публика ее не читает, а следовательно, никак на нее не влияет.

В Англии, если человек не может по крайней мере два раза в неделю разглагольствовать о нравственности перед обширной и вполне безнравственной аудиторией, политическое поприще для него закрыто. В смысле профессии ему остается только ботаника или церковь.

В жизни нет ничего сложного. Это мы сложны. Жизнь – простая штука, и в ней что проще, тем правильнее.

В искусстве, как и в политике, деды всегда не правы.

В истины веры верят не потому, что они разумны, а потому, что их часто повторяют.

В книжках общедоступных серий принято излагать общедоступные взгляды, и дешевая критика извинительна в дешевых изданиях.

В Лондоне слишком много женщин, которые верят своим мужьям. Их сразу можно узнать – у них такой несчастный вид.

В наш век газеты пытаются заставить публику судить о скульпторе не по его скульптурам, а по тому, как он относится к жене; о художнике – по размеру его доходов, и о поэте – по цвету его галстука.

В наш век люди слишком много читают, чтобы быть мудрыми, и слишком много думают, чтобы быть красивыми.

В наш век миром правят личности, а не идеи.

В наше время быть понятым значит попасть впросак.

В наше время ничто не производит такого благоприятного впечатления на слушателей, как хорошее, совершенно затертое общее место. Все вдруг ощущают некое родство душ.

В нашей жизни возможны только две трагедии. Одна – это когда не получаешь того, что хочешь, другая – когда получаешь. Вторая хуже, это поистине трагедия!

В нашем обществе единственный класс помышляет о деньгах более, чем богатые: это бедняки. Бедные ни о чем, кроме денег, думать не могут.

В наши дни мужу опасно оказывать жене какое-либо внимание на людях. Это заставляет всех думать, что он бьет ее наедине. Так подозрительны нынче ко всему, что похоже на счастливый брак.

В основе каждой сплетни лежит хорошо проверенная безнравственность.

В прежнее время книги писали писатели, а читали читатели. Теперь книги пишут читатели и не читает никто.

В разговоре следует касаться всего, не сосредоточиваясь ни на чем.

В России нет ничего невозможного, кроме реформ.

В свое оправдание журналистика может сослаться на великий дарвиновский закон выживания зауряднейшего.

В храме все должны быть серьезны, кроме того, кому поклоняются.

В чем разница между журналистикой и литературой? Журналистику не стоит читать, а литературу не читают.

Великая страсть – единственное, на что способны нетрудящиеся классы.

Великодушие не заразно.

Величайшие события в мире – это те, которые происходят в мозгу у человека.

Вера не становится истиной только потому, что кто-то за нее умирает.

Верить можно только тем портретам, на которых почти не видно модели, зато очень хорошо виден художник.

Верность! Когда-нибудь я займусь анализом этого чувства. В нем – жадность собственника. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой это подберет.

Весь мир – театр, но труппа никуда не годится.

Вещь, существующая в природе, становится гораздо красивее, если она напоминает предмет искусства, но предмет искусства не становится по-настоящему прекрасным от сходства с вещью, существующей в природе.

Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого.

Во всем Лондоне есть только пять женщин, с которыми стоит поговорить, да и то двум из этих пяти не место в приличном обществе.

Во всех пустяковых делах важен стиль, а не искренность. Во всех серьезных делах – тоже.

Во фраке и белом галстуке каждый, даже биржевой маклер, может сойти за культурного человека.

Возможно более точное описание того, что никогда не случилось, – неотъемлемая привилегия и специальность историка.

Воображение дано человеку, чтобы утешить его в том, чего у него нет, а чувство юмора – чтобы утешить тем, что у него есть.

Врагов у него нет – не такой уж он выдающийся человек.

Время – потеря денег.

Все американские девушки обладают исключительным шармом, секрет которого в их неспособности говорить серьезно с кем-либо, кроме своего парикмахера, и думать серьезно о чем-либо, кроме развлечений.

Все великие личности рано или поздно обречены оказаться на уровне их биографов.

Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия.

Все можно пережить, кроме смерти; все можно перенести, кроме хорошей репутации.

Все мужчины – чудовища. Женщинам остается одно – кормить их получше.

Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас глядят на звезды.

Все мы готовы верить в других по той простой причине, что боимся за себя. В основе оптимизма лежит чистейший страх.

Все называют опытом собственные ошибки.

Все обаятельные люди испорчены. В этом и кроется секрет их привлекательности.

Все хорошие шляпы создаются из ничего – как и все хорошие репутации.

Всегда надо играть честно, если все козыри у тебя на руках.

Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.

Вся прелесть прошлого в том, что оно – прошлое. А женщины никогда не замечают, что занавес опустился. Им непременно подавай шестой акт!

Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным – значит быть очевидным, а быть очевидным – значит быть нехудожественным.

Всякие правила насчет того, что следует и чего не следует читать, просто нелепы. Современная культура более чем наполовину зиждется на том, чего не следует читать.

Всякий портрет, написанный с любовью, – это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник.

Всякий, кому довелось пожить среди бедных, подтвердит, что братство людское не пустая выдумка поэтов, а самая гнетущая и гнусная реальность; и ежели писатель обязательно стремится познать нравы высшего общества, он мог бы с тем же успехом постичь их, изобразив торговок спичками или разносчиков фруктов.

Всякое влияние вредно, но благотворное влияние хуже всего на свете.

Всякое преступление вульгарно, точно так же как всякая вульгарность – преступление.

Вульгарность – это просто-напросто поведение других людей. Другие – вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество – это ты сам.

Вчера на ней румян было очень много, а платья очень мало. В женщине это всегда признак отчаяния.

Вы в самом деле думаете, что только слабые люди поддаются соблазну? Уверяю вас, есть такие страшные соблазны, что для того, чтобы им поддаться, нужна сила, сила и мужество.

«Вы всегда понимаете то, что говорите?» – «Да, если внимательно слушаю».

Вы его знаете? Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.

Главное назначение природы, видимо, в том, чтобы иллюстрировать строки поэтов.

Главный вред брака в том, что он вытравливает из человека эгоизм. А люди неэгоистичные бесцветны, они утрачивают свою индивидуальность.

Главный недостаток американских девушек – их матери.

Говорят, в Америке экспорт свинины самое прибыльное дело. Выгоднее его только политика.

Господь, создавая человека, несколько переоценил свои силы.

Давать советы – всегда ошибка, но хорошего совета тебе не простят никогда.

Даже с самыми дурными привычками трудно бывает расстаться. Пожалуй, труднее всего именно с дурными. Они – такая существенная часть нашего "я".

Даже самые благородные мужчины до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было бы невозможно читать.

Двадцать лет любви делают из женщины развалину; двадцать лет брака придают ей сходство с общественным зданием.

Девятнадцатый век, каким мы его знаем, изобретен Бальзаком. Мы просто выполняем, с примечаниями и ненужными добавлениями, каприз или фантазию творческого ума великого романиста.

Действительно беспристрастное мнение мы высказываем лишь о том, что не представляет для нас никакого интереса, и именно поэтому беспристрастное мнение в свою очередь не представляет решительно никакой ценности.

Действуя, человек уподобляется марионетке. Описывая, он становится поэтом.