Олег Ермишин - Афоризмы

Почет ценнее известности, уважение ценнее репутации, честь ценнее славы.

Почти все люди – рабы, и это объясняется той же причиной, какой спартанцы объясняли приниженность персов: они не в силах произнести слово «нет»…

Природа устроила так, что питать иллюзии свойственно не только безумцам, но и мудрецам: в противном случае последние слишком сильно страдали бы от собственной мудрости.

Скажем прямо, счастливо живет в свете только тот, кто полностью умертвил некоторые стороны своей души.

Слабовольные люди – это легкая кавалерия армии дурных людей: они приносят больше вреда, чем сама армия, потому что все разоряют и опустошают.

Слишком большие достоинства подчас делают человека непригодным для общества: на рынок не ходят с золотыми слитками – там нужна разменная монета, в особенности мелочь.

Созерцательная жизнь часто очень безрадостна. Нужно больше действовать, меньше думать и не быть сторонним свидетелем собственной жизни.

Со счастьем дело обстоит, как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится.

Стоит ли исправлять человека, чьи пороки невыносимы для общества? Не проще ли излечить от слабодушия тех, кто его терпит?

Счастье вещь нелегкая: его трудно найти в себе самом и нелегко найти вне себя.

Счастье походит на слишком богатую и расточительную жену, которая разоряет семью, куда приносит богатое приданое.

Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли. Это говорит о доброте природы: способность любить – вот поистине заслуженная награда за благое дело.

Три четверти безумств на поверку оказываются просто глупостями.

Тщеславие – свойство натур слабых и порочных, тогда как разумное самолюбие присуще людям вполне порядочным.

Убеждение – это совесть разума.

Удачен лишь разумный брак, увлекателен лишь безрассудный. Любой другой построен на низменном расчете.

Хороший вкус, такт и воспитанность связаны между собой куда теснее, чем желательно считать. Такт – это хороший вкус в поведении и манере держать себя, а воспитанность – хороший вкус в беседе и речах.

Человек бедный, но независимый состоит на побегушках только у собственной нужды; человек богатый, но зависимый – на побегушках у другого человека, а то и у нескольких сразу.

Человек без твердых правил почти всегда лишен и характера: будь у него характер, он почувствовал бы, как необходимы ему правила.

Человек разумный и в то же время порядочный должен быть не только чист перед своей совестью, но из уважения к себе еще и предусмотрителен, чтобы заранее разгадать и отвратить клевету.

Человек часто остается наедине с самим собой, и тогда он нуждается в добродетели; порою он находится в обществе других людей, и тогда он нуждается в добром имени.

Честолюбие воспламеняет низменные души гораздо легче, нежели возвышенные: омет соломы или хижина загораются быстрее, чем дворец.

Чувство будит в нас мысль – с этим все согласны; но вот с тем, что мысль будит чувство, согласятся далеко не все, а ведь это не менее правильно!

Чтобы жизнь не казалась невыносимой, надо приучить себя к двум вещам: к ранам, которые наносит время, и к несправедливостям, которые чинят люди.

Чтобы управлять людьми, нужна голова: для игры в шахматы мало одного добросердечия.

Шутка призвана карать любые пороки человека и общества; она оберегает нас от постыдных поступков, помогает нам ставить каждого на его место и не поступаться собственным.

Будь мне братом, или я убью тебя. (По поводу революционного лозунга «Братство или смерть!»).

В войне женщин с мужчинами последние обладают немалым перевесом: у них в запасе девки.

В последние годы жизни Фонтенель жалел о том, что не женился; он забыл, что прожил девяносто пять лет, не зная забот.

Во Франции семь миллионов человек живут милостыней, а двенадцать – не в состоянии ее подать.

Глупости и ошибки, на которые министр толкает своего повелителя, лишь укрепляют подчас его положение: он как бы еще теснее связывает себя с монархом узами сообщничества.

Если Господь не насылает на нас второй всемирный потоп, то лишь потому, что первый не принес результатов.

Забавно, что не только у нас, но и у некоторых древних народов, чьи нравы были первобытны и близки к природе, выражение «познать женщину» означало «переспать с ней», словно без этого ее до конца не узнаешь! Если это открытие сделали патриархи, они были людьми куда более искушенными, чем принято считать.

Известность – удовольствие быть знакомым тем, кто с тобой незнаком.

Человек остается новичком всю свою жизнь.

История народов, угнетенных деспотами, – это всего лишь сборник анекдотов.

К г-ну де Ла Б* я сохраняю чувство, которое испытывает любой порядочный человек, проходя мимо могилы друга.

Как общество рассуждает, так им и управляют. Его право – говорить глупости, право министров – делать глупости.

Лучше уж быть банкротом, чем быть никем.

Любовь – это рискованное предприятие, которое неизменно кончается банкротством; кто им разорен, тот вдобавок еще и опозорен.

Любовь в таком виде, в каком она принята в нашем обществе, – это всего лишь игра двух прихотей и соприкасание двух эпидерм.

Любовь приятнее брака по той же причине, по какой романы занимательнее исторических сочинений.

Любовь, даже самая возвышенная, отдает вас во власть собственным страстишкам, а брак – во власть страстишкам вашей жены: честолюбию, тщеславию и всему прочему.

Люди заполняют свои библиотеки книгами, а М* заполняет книги своей библиотекой.

Между полами нет никаких различий, которые не проистекали бы из воспитания.

Министры уронили престиж королевской власти, попы – престиж религии. Бог и король расплачиваются за глупость своих лакеев.

«Мужчина, который мало имел дела с девками, ничего не понимает в женщинах», – с серьезным видом говорил мне человек, который был без ума от своей неверной жены.

На вопрос, почему женщина выставляет напоказ свои победы над мужчинами, можно дать много ответов, и почти все они оскорбительны для мужчин. Правильный же ответ таков: у нее просто нет другого способа понаслаждаться своей властью над сильным полом.

Найти счастье в себе трудно, а где-либо еще – невозможно.

Некто простодушно признался другу: «Сегодня мы приговорили к смертной казни трех человек. Двое вполне ее заслужили».

Нужно выбирать – либо знать женщин, либо любить их. Середины не существует.

Определение деспотизма: такой порядок вещей, при котором высший низок, а низший унижен.

По тому, как самолюбивы женщины пожилые, которые уже никому не нравятся, можно судить, каково было их самолюбие в молодые годы.

Прежде любовные интриги были увлекательно таинственны, теперь они увлекательно скандальны.

Сперва нужно быть справедливым, а уже потом великодушным; сперва нужно обзавестись рубашками, а уже потом кружевами.

Существует поговорка, что самая красивая женщина не может дать больше, чем имеет. Это кругом неверно: она дает мужчине решительно все, чего он от нее ждет, ибо в отношениях этого рода цену получаемому назначает воображение.

Те, кто составляет сборники стихов или острот, подобны людям, которые угощаются вишнями или устрицами: сперва они выбирают лучшие, потом поглощают все подряд.

У меня есть три сорта друзей: друзья, которые меня любят, друзья, которые обо мне нисколько не заботятся, и друзья, которые меня терпеть не могут.

Увидев, как герцогиня д'Оллон строит глазки собственному супругу, любовник ее воскликнул: «Вот ведь негодница! Только мужа мне еще не хватало», – и тут же ушел.

Я знавал когда-то человека, который перестал волочиться за певичками, потому что, по его словам, они оказались такими же лицемерными, как порядочные женщины.

В природе каждое явление – запутанный клубок, в обществе каждый человек – камешек в мозаичном узоре. И в мире физическом, и в мире духовном все переплетено, нет ничего беспримесного, ничего обособленного.

Успех порождает успех, как деньги идут к деньгам.

Воспитание должно опираться на две основы – нравственность и благоразумие: первая поддерживает добродетель, вторая защищает от чужих пороков. Если опорой окажется только нравственность, вы воспитаете одних простофиль или мучеников; если только благоразумие – одних расчетливых эгоистов.

По-настоящему мы знаем лишь тех, кого хорошо изучили; людей же, достойных изучения, очень мало. Отсюда следует, что человеку подлинно выдающемуся не стоит, в общем, стремиться к тому, чтобы его узнали. Он понимает, что оценить его могут лишь немногие и что у каждого из этих немногих есть свои пристрастия, самолюбие, расчеты, мешающие им уделять его дарованиям столько внимания, сколько они заслуживают.