Колин Маккалоу - Горькая радость

Преподобный Латимер пошел к двери.

— Политика может разъединять людей не меньше религии, — сказал он, берясь за дверную ручку. — В твоей непримиримости, мой дорогой зять, много показного, и мне она неприятна. Всего доброго.

Чувствуя, что потерпел поражение, но отказываясь это признать, Чарлз мрачно вернулся к своим занятиям.

В это же самое время Китти в своих лиловых апартаментах поила чаем Тафтс и Грейс, не подозревая, что во владения Чарлза вторгся ее отец.

Увидев вошедшую Тафтс, Китти просто ахнула. Та всегда выглядела прилично, но не слишком впечатляюще, однако сейчас ее миниатюрная фигурка дышала солидностью и значительностью: прекрасно сшитое твидовое платье, волнистые волосы, собранные в строгий пучок, неторопливые уверенные движения. Нежные губы, прежде напоминавшие розовый бутон, приобрели четкие очертания распустившегося цветка, а янтарные глаза смотрели твердо и непреклонно. Китти чуть не заплакала от гордости за свою столь преуспевшую сестру.

Вдова Ольсен в самодельной круглой шляпе и единственных искусно заштопанных шелковых чулках выглядела как истинная королева Трелони. Свое вдовство она превратила в профессию, и ее прежняя глуповатость чудесным образом преобразилась в благородство. Она необычайно похорошела. Черные волосы, в которых уже сверкали серебряные нити, свободно падали на плечи, густые ресницы были подчеркнуты тушью, что придавало ее серым глазам особую выразительность, на красивых губах рдела ярко-красная помада. Косметикой ее снабдила Эдда, и этот дар отвергнут не был. Изящная фигура имела все необходимые округлости, а собственноручно сшитое платье удачно подчеркивало эту особенность. Ничего удивительного, что Джек Терлоу не оставлял попыток починить курятник или выкопать картошку!

— Лиловый интерьер идет к твоим глазам, Китс, — заметила Тафтс, усаживаясь в кресло.

— И почему это снобы называют лиловый цвет сиреневым? — проговорила Грейс, как истинная представительница рабочих слоев. — Лиловый — это цвет простых людей, а сиреневый предпочитает светская публика.

— Да плевать на это! — оборвала ее Тафтс, лишний раз продемонстрировав свою авторитарность. — Китс, ты лучше скажи, как там Чарли? Пошел на попятную?

— Не знаю. Вообще-то мне все равно.

— Он ревнив до посинения, — заявила Грейс, уминая булочку с клубничным джемом и взбитыми сливками. — Как же вкусно!

— Ешь, не стесняйся, девочка моя. Да, боюсь, что Чарли — страшный ревнивец.

— Ты его любишь? — спросила Тафтс.

— И да, и нет.

— Я знаю, в чем тут дело, — сказала Грейс, приступая к новой булочке.

— В чем? — хором пропели сестры.

— Ты забрала себе в голову, что у Чарли не может быть здоровых детей.

Последовало молчание. Тафтс налила себе еще чаю — это был ее любимый китайский «рокингэм».

— Да, я и вправду так думаю, — наконец со вздохом призналась Китти.

— А что говорит Нед Мэсон? — поинтересовалась Тафтс.

— Все та же старая песня. Нет никаких физических причин.

— Ты все еще злишься на Чарли? — спросила Грейс. — Он выглядит ужасно, даже не считая подбитого глаза.

— Он в курсе, что я предпочитаю ему сиротский приют.

— Похоже, ты не слишком расстроена.

— Не знаю, что со мной происходит, но жить с таким оголтелым собственником очень тяжело. Как можно ревновать к сестрам? Но он это делает, и я начинаю ненавидеть его за это, — с изрядной долей беспокойства заявила Китти. — Замужние женщины говорят, что это просто черная полоса и что в браке такое случается постоянно. Если бы не выкидыши, я бы, возможно, тоже так думала. Но я не могу этого объяснить.

— Конечно, она не может объяснить, — сказала Грейс, когда они с Тафтс спускались на машине с Католического холма. — А вот я могу.

Тафтс, сидевшая за рулем больничного «форда», бросила быстрый взгляд на сестру.

— Я убежденная старая дева, Грейс, и в подобных вещах разбираюсь плохо. Так что объясни мне все подоступнее.

— Все очень просто, — начала делиться семейным опытом Грейс. — Чарлз опротивел Китти.

— Опротивел?

— Точно. Такое случается. Нечасто, но бывает. Интимные отношения — вещь довольно сложная, — со знающим видом заявила Грейс. — И никто не может предсказать, как обернется дело, когда мужчина и женщина начнут жить вместе. Я имею в виду привычки и всякие там интимности — будет ли муж мочиться в присутствии жены, разрешит ли жена сосать ее грудь? Захотят ли они раздеваться на глазах друг у друга? Если у мужа геморрой, скажет ли он об этом жене? Продолжать можно до бесконечности. И это только то, что касается тела. А если ты оставишь на виду запачканную кровью прокладку? А еще политика. И религия. А если муж прикладывается к бутылке? Мужчины ненавидят, когда жены набрасываются на них в присутствии собутыльников. Интимные отношения — область очень щекотливая. Порой случается, что один из супругов вдруг начинает испытывать к другому отвращение. И со стороны никогда не поймешь почему. Я, конечно, не знаю, с чего это Китти вдруг так ополчилась на Чарли. Но именно в этом все дело. — Грейс заговорщицки перешла на шепот: — Одно могу сказать точно: Китти и сама не знает почему. И все эти разговоры про неспособность Чарли делать нормальных детей — полная чушь. Она взъелась на него вовсе не поэтому.

— Вот так черт! Ты меня удивила, Грейс! А мы можем чем-то помочь?

— Разве что быть под рукой, чтобы подбирать осколки.

Федеральные выборы, намеченные на 19 декабря 1931 года, не слишком волновали Чарлза, поскольку он не планировал выставлять свою кандидатуру. Если бы он и рискнул, то только в качестве независимого кандидата, чтобы иметь возможность голосовать, как ему заблагорассудится. Но Китти была далека от образа идеальной жены политика, а он так нуждался в знающем, политически подкованном помощнике!

19 декабря, в сердцах обозвав себя ослом, он отправился в среднюю школу Восточной Корунды, где находился избирательный участок.

— Доктор Бердам?

Остановившись у входа, Чарлз увидел перед собой длинное лошадиное лицо с выступающей верхней челюстью и торчащими вперед зубами. В бесцветных глазах читалась мертвая хватка. Тощее тело, облаченное в потрясающе безвкусный наряд, просительно изогнулось. Образ дополняли блокнот и карандаш.

— Да, мое имя Чарлз Бердам, — ответил он с улыбкой киногероя.

— Меня зовут Доркас Чендлер, я корреспондент «Корунда пост». Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? — спросила женщина приятным мелодичным голосом, который совсем не вязался с ее внешностью.