Дина Рубина - Синдикат

Затем он принялся рассказывать — что приготовил вчера на обед, на который пригласил главу УЕБа Биньямина Оболенски, с женой и племянником. Минут тридцать перечислял блюда с подробными объяснениями… Я громко ахала и закатывала глаза, зная, что это доставляет ему удовольствие. Баба Нюта встревала, поправляя его, препираясь — когда следует добавлять лаврушку в марак-кубэ… от чего Клава на мгновение сатанел, потом принимался перечислять дальше…

— У меня много кулинарный книга, — сказал он мне хвастливо, переходя на русский. — Когда ты идешь читаешь Пушкин, я читаю кулинарный книга… И я не держу в тайна своя рецепты, зачем? Все волшебство — в пальцах, в носе, в любви… Пожалуйста, могу рассказать, как делаю жаркое из оленины… Беру нежная корейка оленины, обжариваю, добавляю базилик…

…Наконец привезли группу американских контролеров. С ними же явился Ефим Кашгарский, русский журналист из Израиля, направленный из Центра для выступления. Тамошние мудрецы полагали, что тот сможет адекватно отразить сегодняшнюю политическую ситуацию в Стране и диаспоре и поддержать в глазах американцев авторитет московской коллегии Синдиката… Но все мы — едва увидели эту харю — засомневались в успехе предприятия.

Накануне у него вынули два передних зуба (учитывая семейные синдикатовские беды, это могло бы показаться оскорбительным намеком), и в моменты речевого возбуждения слюна прыскала изо рта сквозь зияющую дыру, как из небольшой клизмы. Шестиконечная золотая звезда запуталась лучами в жестких кустах на груди; несвежая майка, залитая позавчера на брюхе кетчупом в популярной московской забегаловке «Печки-лавочки», спускалась чуть не до колен. Он явился в чем приехал из Израиля: в шортах и кибуцных сандалиях на босу ногу. И в пальто, которое ему одолжили сердобольные знакомые, поскольку в Москве начинались ранние заморозки.

Наши интуитивные опасения подтвердились, как только он открыл рот. Без особых предисловий, он начал с необходимости трансфера палестинцев и с проклятий американским псевдолибералам.

Яша, обязанный переводить его дословно, делал глаза, наступал ему на кибуцный сандалий, тянул за шорты, дергал за майку, цедил:

— Ефим, вы понимаете, что я должен переводить вас как есть?

Тот отвечал злорадно:

— Вот-вот, переводите! Я сейчас скажу им все, что думаю!

Американцы застыли, и только один из них хватался за голову, надрывно повторяя тезисы Кашгарского:

— Трансфер?! О, май га-а-д!! Убийство Арафата?! О, май га-а-ад!

Все было напрасно. Тот закусил удила, кричал, что высылать надо не только палестинцев из Израиля, но и американцев отовсюду, а то обнаглели, сволочи, решили, что могут миром командовать, кричал, что надо их мордой, мордой в их же собственное дерьмо! И отлично, что полетели их башенки! — наконец они поймут, как чувствуют себя израильтяне на улицах своих обескровленных городов!!!..

Яша переводил что-то вроде: руководству Соединенных Штатов следовало бы пересмотреть свою позицию по вопросу борьбы с… — и так далее. Но и это было слишком дерзко для американцев. Американцы околевали от ужаса.

Клава тоже околевал от ужаса, так как знал русский и понимал, что Яша спасает Синдикат, висящий над пропастью. Словно каскадер, держит его за шкирку зубами, также изнемогая от ужаса. Да и все мы, вытаращив глаза на террориста Кашгарского, боялись шелохнуться.

Вполне ощутимые облачка этого, выдыхаемого всеми, едкого ужаса носились под потолком, сбивались в тучи и грозили просыпаться побивающим градом, да простится мне это высокопарное сравнение.

Закончив свою обличительную речь нового пророка, Кашгарский обтер шею грязным носовым платком и сказал:

— Уф! Ну вот, высказал — и полегчало…

— Ах ты, сука, — тихо сказал ему Яша, улыбаясь американцам.

А я подумала — не эта ли тошнотворная рожа вот уже два года шлет мне обличительные письма под библейским псевдонимом?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение номер №6.249:

Старческий тенорок:

— Алле, дорогие? Меня слышно?.. Я насчет корабля по Волге… Алле! Слышно меня, уважаемые господа? Нет? Дорогие, уважаемые, слышно меня?.. (себе, вполголоса )… Ни черта не слышно… Нет никого… Все брешут! Аферисты… бездельники…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

«…сегодня вспоминала об одном нашем родственнике, в сороковые годы отсидевшем на полную катушку в лагерях и тюрьмах. В лагерях ему, разумеется, было чем заняться. Он уверял, что самыми тяжелыми были не лагеря, а два года в тюрьме. Чтобы не спятить, каждый вечер он порол свою рубашку. А с утра сшивал ее вновь. А вечером порол опять половинкой лезвия бритвы, которое ему как-то удалось пронести через все проверки. Вечером порол, каждое утро опять сшивал. Это помогало организовать мысли, говорил он.

Я просыпаюсь в три часа ночи и до утра принимаюсь перебирать все, что необходимо сделать за день. Мысленно называю это «постирушкой».

Порой мне кажется, что в моей жизни не было ничего и никого, кроме Синдиката, — обращений, Галины Шмак с газетой «Курьер Синдиката», Ной Рувимыча, семинаров, концертов, приемов, конгрессов, комиссий и бесконечной вереницы персонажей, каждый из которых мог бы стать героем повести или романа, и многие из которых уже всучили мне рукописи своих воспоминаний, или как говорят они обычно, — «пробу пера»…

Чего стоит одна только христианская «Твердыня Веры», с твердолобым упрямством разыскивающая евреев повсюду, куда ступала и не ступала нога человека. На днях в Синдикат явился Павлик и ликующим голосом сообщил, что в Ненецком автономном округе обнаружен северный еврей. Он ездит на собаках, воспитывает одиннадцать детей от двух жен, ест сырое мясо… Надо срочно помочь ему взойти, призывал Павлик, вместе с женами, оленями, собаками и санями…

— А чего ему на Севере не сидится? — поинтересовалась я, — если уж он так пророс в их гостеприимный грунт?

— …антисемитизм давит! — воскликнул Павлик. — Много еще антисемитизма, слепой ненависти. А ведь в Писании сказано: за полу одного еврея уцепятся десять неевреев. И спасутся!

Иногда я серьезно опасаюсь за свой рассудок. И есть чего бояться: в истории Синдиката было немало случаев помешательства синдиков. Куда уж дальше ходить: на днях срочно эвакуировали из Самары Кузю Кавалерчика — бедняга допился до белой горячки. Вообще оказался слишком тонким и нервным. Под впечатлением инструкций Шаи и при постоянных возлияниях в одиночестве над Волжской ширью (я вспоминаю красивейшую пойму ) — он спятил.