Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему

– Правильно, – вклинился кто-то в разговор, – потому что его в этом плане Гурджиев на путь истинный наставлял, тот самый, который книжку написал с веселеньким названием «Беседы Вельзевула со своим внуком», а уж он-то хорошо знал, простите за банальность, какой от чертей вред людям.

– Сталина сейчас повторить не получится, – многозначительно произнес председатель, – не то время. В изоляцию попадем, а нам этого не пережить. Россию и так никто не любит за то, что слишком большие и можем, если что, и по уху дать, да и народу в стране осталось маловато. У американцев земли поменьше нашего, а население триста с лишним миллионов, а у нас что? Сто сорок, из которых десять процентов больны алкоголизмом. А тут еще и нечистая сила против нас.

Игорь вдруг расхохотался, потому что вспомнил все эти бесчисленные, как он их называл, «театрализованные представления» с вызовом духов и прочую чушь. Он смеялся так, что не мог остановиться, и генерал Петя, который сидел рядом, участливо похлопал его по спине:

– Сынок, ты перебрал, что ли? Все-таки ты армянин – они пить не умеют, сразу начинают с ума сходить.

– Да нет, – Игорь перевел дух, – не в этом дело. Просто подумал, сколько уродов паразитируют на старом добром сатане, не имея в силу собственного ничтожества никакого отношения даже к нему.

Он чуть было не проговорился, сказав: «Я их столько видел, что вы себе и представить не можете», но вовремя прикусил язык…

…Шло время, происшедшие за время которого события пересказывать не имеет смысла, заметив лишь, что все они в той или иной степени были связаны с подготовкой «хранителей» к переходу на легальное положение. Игорь, помимо все улучшавшейся способности предвидения будущего, многие из своих предсказаний, писанные скромным рабом божьим Авелем, черпал из той самой тетради. Со временем он превратился в фигуру настолько влиятельную, что это стало беспокоить окружавших его членов совета. Однажды кто-то из них высказался в духе: «Он ведь у любого может в мозгах копаться, дай только волю. Как бы не было потом всем нам худо. Страшный ведь человек!»

И Игоря решено было «отселить».

– Когда будешь нужен, мы или за тобой пошлем, или сами к тебе приедем, – прокомментировал Игорю решение совета генерал. – Желай, что хочешь. Как говорится, все, что в наших силах.

И Игорь «пожелал». Так он очутился в Затихе, и здесь ему так понравилось, что выезжать куда-либо без особенной на то надобности он не хотел, а так как оставался нужен «и нашим, и вашим», то приходилось тому самому военному аэродрому, что находился в двадцати с лишним километрах от деревеньки, частенько принимать вертолеты с гостями из Москвы. Затем неподалеку от самой деревни залили вертолетную площадку. В том самом, выстроенном по его эскизам, храме Игорь принимал Сушко, Салиму, Грабового, попов-расстриг и прочую изумительную в своей мерзости нечисть людскую. Он устраивал для них ритуальные черные мессы и успокаивал, говоря, что все будет прекрасно и даже еще лучше прежнего. Вместе они рисовали на карте России каббалистические символы, гадая, кому отойдет та или иная часть страны после ее полного краха, и Игорь, посмеиваясь про себя, принимал в таких географических занятиях самое деятельное участие, не забывая один-два раза в течение беседы замолвить словечко за скромного и незаметного преемника Володю.

Наконец тот самый час пробил…

И вот в декабре девяносто девятого, когда Игорь покинул свой уютный деревенский угол и лично навестил первое лицо государства, через несколько часов после их разговора Старика хватил инсульт, и он вновь отправился работать с документами в больничную палату. Генерал Петя лично подменил ему ядерный чемоданчик на бутафорский реквизит, а по телевизору передали отлично смонтированное отречение Старика от многострадального и видевшего всякое русского престола. «Идеальный менеджер» тихо и скромно, без особенной помпы, начал то, что теперь по праву можно назвать эпохой его имени. Хоть слова эти и отдают жутким подхалимажем, но уж что есть, то есть. Иногда Историю лучше толковать однобоко, она женщина с давно испорченной репутацией, и ничто уже не в состоянии ей повредить.

После того как стало понятно, что попытка покушения на нее была организована русской разведкой, Пэм потеряла возможность открытого въезда на территорию России. На карьере в ЦРУ был поставлен крест, и Пэм с повышением перешла в совет национальной безопасности на скучную административную работу, связанную по большей части с анализом ситуации в Восточной Европе и, разумеется, в России. Некоторое время она скучала по насыщенной событиями и приключениями шпионской жизни, но потом, по ее собственному выражению, «забила на личную жизнь» и с головой ушла в карьеру. На конференции славянских эмигрантских общин в канадском Ванкувере, где Пэм присутствовала в качестве «независимого наблюдателя правозащитной организации», она во время небольшого перерыва на чашку кофе разговорилась с чернокожей американкой, которую ей доводилось несколько раз видеть в коридорах своего бывшего ведомства. После двух-трех брошенных слов обе женщины поняли, что между ними есть то самое общее, что объединяет всех масонов во всех частях земного шара, и, как это не часто, но иногда бывает у женщин, общий интерес вызвал глубокую взаимную симпатию. Пэм сразу почувствовала, как ее негритянская кровь возобладала над австралийской, а еще и ее новая знакомая подлила елею: рассказала, что ее мать в студенческие годы работала в дешевой придорожной закусочной. Таким образом, нашлось множество причин для того, чтобы обе женщины подружились.

Новую подругу Пэм, более старшую и более опытную в вопросах придворных интриг, звали Кондолиза. В то время она преподавала политологию в Стэнфордском университете и была самым востребованным специалистом по Восточной Европе во всех Соединенных Штатах. Оставаясь номинально «ученым», она консультировала Пентагон, ЦРУ, АНБ, Конгресс и множество прочих институтов, чьи интересы были напрямую связаны с Россией. Здесь Пэм попала в родную для нее среду: о России они разговаривали часами, и Кондолиза многое узнала от Пэм, а та в свою очередь смогла окончательно расположить к себе влиятельную интриганку. Спустя четыре года, во время торжеств в мемориальном храме Джорджа Вашингтона в Александрии, о котором в этой книге уже было сказано несколько слов, Кондолиза представила Пэм человеку с внешностью упрямца и значком партии республиканцев на лацкане пиджака:

– Джордж, это Пэм, моя лучшая подруга и великолепный специалист по России. Вела эту тему в ЦРУ. Пэм, это будущий президент Соединенных Штатов Америки.