Жоржи Амаду - Дона Флор и ее два мужа

Оставив весы, аптекарь насыпал в пробирку растертые в порошок минералы, добавил туда двадцать капель бесцветной жидкости, и вдруг вся комната окуталась красноватым зловещим дымом.

Дона Норма, все еще не теряющая надежды, сладко проговорила:

— Обрати внимание, дорогая Флор, как доктор Теодоро похож на волшебника… Даже страшно!

Услышав имя доны Флор, доктор вздрогнул, поднял глаза, увидел среди лекарств свою богиню и почувствовал, что земля уходит из-под его ног. Ошеломленный, он хотел встать, но уронил на пол пробирку, разбившуюся вдребезги, и почти готовое лекарство (для смягчения хронического кашля доны Зезе Педрейра, старушки с улицы Форка) разлилось темным пятном на полу.

— Боже мой!.. — воскликнула дона Флор.

Больше ничего не было сказано, потому что ничего особенного не случилось. Только дона Норма рассмеялась, платя за вату: уж очень комично выглядела фигура аптекаря, который привстал со стула и оцепенел, подняв вверх руку, словно в ней все еще была пробирка. Очки его сползли на нос.

Вконец смутившись, дона Флор вышла из аптеки, а дона Норма взглядом подбодрила взволнованного фармацевта. Доктор Теодоро попытался что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова.

Дона Норма догнала дону Флор уже на углу. Теперь дона Флор, наверное, убедилась в том, что аптекарь интересуется ею. Или она собирается, хотя это было бы нелепо для женщины в ее положении, и дальше искать жениха познатнее и покрасивее? Лучшей партии не найти: дипломированный доктор с настоящим аметистовым кольцом, владелец аптеки, богатый, видный, крепкий, с безукоризненными манерами, порядочный, интересный. Что еще надо?

Видный сорокалетний мужчина! Подруги доны Флор и кумушки тотчас узнали в докторе Теодоро того, кого увидела дона Динора в хрустальном шаре, о ком сказали засаленные карты. Состояние, ученый титул, фигура, гордая осанка, благородные манеры — все совпадало. Но как случилось, что, рыская по улицам и площадям, женщины даже не подумали о фармацевте? Ведь он был совсем рядом. Так что же это? Слепота, неточность доны Диноры в описаниях или роковое заблуждение? Пожалуй, все же своего рода затмение, которое помешало заметить его в укромном уголке аптеки, где он сидел, согнувшись над ядами, которые превращал в лекарства и продавал по умеренным ценам.

Летописец, повествующий о замужестве доны Флор, о ее радостях и печалях, был совершенно прав, не включив доктора Теодоро в список претендентов, которых наперебой предлагали кумушки, ибо ни одна из них не вспомнила об аптекаре и даже не упомянула его имени во время приятных бесед о вдовстве доны Флор и о том, как ее развлечь. Впрочем, аптекарь мало что потерял от такой забывчивости, иначе бы он тоже приснился доне Флор в хороводе претендентов на ее руку и сердце, а значит, потерял бы уважение вдовы, показавшись в столь смешном виде.

Но как все-таки получилось, что о нем забыли? Ведь каждый то и дело видел его в аптеке у разноцветных склянок, у него все лечились, почему же его не заметили?

Да потому, что считали закоренелым холостяком, а значит, приравнивали к мужчинам женатым и даже имеющим детей. Дона Норма, которая искала жениха для анемичной Марии, своей соседки и приемной дочери, и та ни разу о нем не вспомнила. Доктор Теодоро? Этот закоренелый холостяк никогда не женится, так что не стоит о нем говорить и попусту терять время. Даже если бы он и захотел создать домашний очаг, это было бы ему не под силу. Жаль беднягу!

Слава, укрепившаяся за аптекарем, казалась настолько прочной, что никому и в голову не пришло подшучивать над ним, как над другими холостяками. В том числе и доне Диноре, которая почти ежедневно заглядывала в аптеку, и два раза в неделю обнажала перед аптекарем свою дряблую ягодицу. Так проходит слава мирская! Когда-то эти высохшие ягодицы воспевались в стихах юным романтиком Робато, вдохновение которого оплачивали богатые коммерсанты. Итак, фармацевт регулярно делал доне Диноре болезненную антиревматическую инъекцию, а ее взгляд! способный проникать в будущее, не увидел в этом смуглом господине интересного сорокалетнего мужчину из ее же гаданий. Она знала, и лучше чем кто бы то ни было, что он никогда не женится.

И не потому, что страдал каким-нибудь пороком или был женоненавистником. Упаси боже, такого подозрения ни у кого не возникало, ибо тихий, вежливый и скромный доктор Теодоро всегда был готов предоставить основательные доказательства своей мужественности, наградив пощечинами мерзавца, которому бы пришло в голову поставить под сомнение его мужские достоинства.

Просто он был благороден, как и подобает настоящему мужчине. А кто в этом все же усомнится и потребует доказательств, пусть найдет в переулке Сапоти крепкую и опрятную мулатку Отавиану дас Дорес, или Тавинью Манемоленсию. За несколько монет она охотно оставит свою скрытность, без которой нельзя обойтись, когда имеешь таких почтенных клиентов: двоих судей, троих коммерсантов из Нижнего города, престарелого падре, профессора медицины и нашего фармацевта.

Опрятная, скромная и тихая мулатка скорее напоминала хозяйку гостеприимного дома, и именно это ее качество заставило доктора Теодора остановить на ней свой выбор.

Каждый четверг ровно в восемь вечера доктор Теодоро переступал порог ее дома и всегда встречал там уважение и учтивость. Усевшись в кресле-качалке напротив Отавианы, вяжущей туфельки для младенца, и отхлебывая фруктовый ликер из монастыря Лапа, доктор Теодоро и мулатка вели задушевную беседу, обсуждая всевозможные события и газетные новости. Общаясь с образованными господами, Тавинья приобрела определенный лоск, умела поддержать приятный разговор, а потому считалась интеллигентной женщиной: в переулке Сапоти с нею советовались по самым разным вопросам. К тому же она любила покритиковать современные нравы, отсутствие порядка и развращенную, неверующую молодежь.

Фармацевт выслушивал назидательные суждения мулатки и всегда соглашался с ними, а потом они шли в спальню, благоухающую ароматными травами, и доктор Теодоро забавлялся с Отавианой на белоснежных накрахмаленных простынях. И надо сказать, у Отавианы не было никаких оснований усомниться в его мужских достоинствах.

Доктор Теодоро оставался у нее до полуночи, иногда всхрапнув на пузатом матраце, мягком и теплом, рядом с любезной Отавианой, охраняющей его сон. Перед уходом она угощала его мунгунсой,[33] сладким рисом, канжикой, а также рюмкой ликеру «для восстановления сил», как, кокетливо улыбаясь, шептала смуглянка.