Джудит Леннокс - Зимний дом

В ту ночь к ней пришел Вернон. Его посещения были случайными и происходили во сне. Он стоял на коленях в изножье кровати и смеялся над ней. Майя долго гадала, чему он смеется, и в конце концов поняла: она стала такой же, как Вернон. Научилась его беспощадности и равнодушию к окружающим. Она кричала: «Мне хотелось всего лишь достатка!» Но он продолжал смеяться.

Элен дождалась, когда отец уйдет, а затем быстро поднялась наверх. Бетти была на кухне; выглянув в окно, Элен увидела, что Айви вешает на веревку белье. Девушка шла по извилистым коридорам дома священника, пока не добралась до лестницы на чердак. Поднявшись по ступенькам, она открыла люк и очутилась в мрачных, затянутых паутиной комнатах под крышей.

За последний год эти пыльные предметы стали ее знакомыми. Подставка для зонтов в виде слоновьей ноги, граммофон, детская коляска, шляпная картонка… Больше чем знакомыми. Когда Элен толчком открыла дверь маленькой комнаты в дальнем конце чердака, ее охватило возбуждение.

Это была ее комната. Она относилась к этой клетушке совсем не так, как к собственной спальне. Эту комнату не убирала прислуга; отец не мог войти в нее без стука, когда Элен причесывалась или застегивала ботинки. Она не стирала пыль с маленького окошка, боясь, что кто-то заметит ее в этот момент. Кроме того, Элен нравилась серая пелена, отделявшая ее от остального мира. Ей нравилось чувствовать себя отшельницей.

Она приступила к исследованиям. На первых порах Элен побаивалась отодвигать коробки и рыться в сундуках — шум могли услышать внизу. Пыль и пауки только подливали масла в огонь; однажды она увидела мышь, забравшуюся на крышку высокого комода; ее маленькие черные глазки сверкали, и Элен прижала руки ко рту, чтобы не вскрикнуть. Но несколько дней назад она нашла под стрехой сундук. Элен открыла его, сломав висячий замок с ловкостью и силой, удивившими ее, встала на колени, поставила свечу на угол сундука и начала рыться в лентах и засохших бутоньерках, сама не зная, что же она ищет. Вдруг ее осенило. «Флоренс Стивенс», — подсказала старая бальная книжечка. Девичья фамилия ее матери. Под кружевными перчатками, корсетами с пластинками из китового уса и побитыми молью меховыми боа лежали письма и фотографии. Казалось, кто-то побросал туда вещи впопыхах, захлопнул крышку и сунул сундук под стреху, не собираясь больше открывать.

Элен сидела на полу под окном и пыталась развязать нитку, которой были связаны письма. Узел не поддавался; в конце концов она перекусила нитку. Ломкие желтоватые листы выскользнули из ее руки и рассыпались по полу. Она поднесла свечу к одному из листов и начала разбирать незнакомый круглый почерк. «Шнурки для ботинок… три пары лайковых перчаток… сказать бакалейщику насчет изюма». Список покупок. Элен отложила его в сторону и подняла конверт. Посмотрев на него, девушка узнала почерк. Густо покраснев, она вынула из конверта письмо, написанное отцом много лет назад.

Но ее вновь ждало разочарование.

«Моя дорогая мисс Стивенс, — писал Джулиус Фергюсон, — хочу письменно поблагодарить вас за вечер, который вы столь любезно позволили мне провести с вами. Ваше присутствие позволяло мне не ощущать неловкости от занятия, мало совместимого с моим званием. Надеюсь, что танцы не слишком вас утомили». Далее следовало что-то о погоде, наилучшие пожелания опекуну Флоренс, и заканчивалось письмо фразой: «С уважением, ваш Джулиус Фергюсон».

Элен положила письмо на подоконник и разложила на полу фотографии. Маленькая Флоренс с родителями, напрягшаяся и серьезная; Флоренс в форме девочки-скаута и шляпе с широкими полями, бросавшими тень на тонкое большеглазое лицо. Флоренс на качелях в саду дома священника; Флоренс, стоящая под каштаном на газоне перед домом. Дюжина фотографий Флоренс, сделанных в здешнем саду. На каждом снимке она в светлом платье с оборками, ботинках на пуговицах и перчатках до запястья. Хотя в ту пору Флоренс уже была замужем, распущенные волосы ручейками стекали ей на плечи. И все же семейная жизнь изменила ее, подумала Элен, снова посмотрев на старые фотографии. Изменился ее взгляд, ставший скрытным и уклончивым, а улыбка перестала быть робкой и застенчивой.

На следующей неделе отец простудился; Элен напоила его горячим чаем с лимоном и медом, укутала пледом, посадила в гостиной у растопленного камина, села у его ног и начала вслух читать письма, написанные ею в адрес общественной организации «Призыв приходов». В декабре дожди зарядили с новой силой, порывы ветра завывали в многочисленных каминных трубах, сбрасывали с крыши черепицу, и она падала на веранду. Деревенская улица превратилась в месиво; когда Элен шла к почтовому ящику, грязь заливала ей галоши. Адам Хейхоу, помогавший собирать тростник для крыши одного из самых ветхих домишек, увидел ее и бросил на самую глубокую лужу свой непромокаемый плащ. Поблагодарив плотника, Элен приняла его руку в лучших традициях елизаветинских времен и перебралась через топь на относительно сухое место.

Как-то в субботу приехала Майя.

— Я решила, что заслужила выходной, — весело объяснила она, прежде чем умчать Элен в своем автомобиле.

Они приехали в Эли и стали бродить по мощенным булыжником улицам, прикрываясь зонтиком Элен. Налетел ветер, вывернул зонтик наизнанку, и им пришлось забежать в ближайший магазин. Там торговали готовым платьем, товара было столько, что ломились вешалки. Майя пощупала ткань и сказала:

— Экономят на покрое.

Но у Элен от восторга перехватило дыхание.

— У меня никогда… Я всегда шила сама… — пробормотала она.

Дешевые платья с позолоченными пуговицами и воротниками из искусственного шелка внезапно показались Элен ужасно заманчивыми.

— Примерь это. Какой у тебя размер? Попробуй еще вот это… И это.

Оказавшись в примерочной с тремя платьями и высокомерной продавщицей, Элен растерялась. Девушка не знала, сколько денег у нее в кошельке, но была уверена, что на платье их не хватит. Однако деваться было некуда: она позволила продавщице застегнуть пуговицы на спине, а сама одернула на бедрах дешевую, липнувшую к коже ткань.

Элен примерила все три: бордовое, темно-синее и черное. Отражение в зеркале напугало ее — она едва узнала себя. Майя прищурилась и заставила ее повертеться в разные стороны, как манекенщица.

— Черное сейчас не носят. А вот синее в самый раз.

— Мне очень понравилось красное…

Тут Элен вспомнила, что не может позволить себе ничего, и посмотрела Майе в глаза. Та улыбнулась и прошептала ей на ухо: