Джонатан Франзен - Поправки

– Привет! – окликнул их Гари. – Похоже, у вас все тип-топ.

Кэролайн и Кейлеб кивнули, взгляды их так и не вернулись с Марса.

– Придется ставить еще один знак, – вздохнул Гари.

– Нужно его прибить, – посоветовала Кэролайн. – Сними его с палки и прибей гвоздями к дереву.

Обманутые ожидания сдавливали грудь, Гари набрал побольше воздуха, откашлялся.

– Кэролайн, весь смысл в том, чтобы предупреждение было тонким, ненавязчивым! Разумному достаточно. Если мы вынуждены приковать знак к дереву, чтобы его не украли…

– Я сказала: прибить.

– Это все равно что объявить социопатам: «Сдаемся! Приходите, поимейте нас! Поимейте нас!»

– Я не предлагала приковывать. Я сказала: прибить.

Кейлеб дотянулся до пульта, прибавил громкость.

Гари спустился в подвал и достал из плоской картонки шестой и последний знак (они продавались полудюжинами). Учитывая стоимость системы безопасности «Неверест», знаки выглядели на редкость убого. Плоский лист с кое-как намалеванной надписью крепился алюминиевыми заклепками к полой металлической трубке, настолько хлипкой, что нельзя было просто воткнуть ее в землю, приходилось копать яму.

Кэролайн и глаз не подняла, когда Гари возвратился на кухню. Ее панические звонки Гари счел бы галлюцинацией, если б не ощущал с тех пор влажность в трусах и если бы за те тридцать секунд, что он возился в подвале, жена не успела запереть на двери сейфовый замок, накинуть цепочку и заново включить сигнализацию.

И это у него депрессия! А она?!

– Господи Боже! – взвыл Гари, вводя числовой код: дату их бракосочетания.

Оставив дверь нараспашку, он вышел во двор и воткнул в осиротевшую ямку новый знак «Неверест», а минутой позже, когда подошел к дому, дверь вновь оказалась заперта. Он достал ключи, отпер сейфовый замок, приоткрыл дверь настолько, насколько позволяла цепочка, – внутри прозвенел негромкий предупредительный звонок. Гари навалился на дверь, петли заскрипели. Может, толкнуть плечом, сорвать цепочку? С воплем и гримасой боли на лице Кэролайн вскочила, схватилась за спину и заковыляла к двери, чтобы ввести код за тридцать секунд, пока не сработала сирена.

– Гари! Нельзя было постучать?

– Я выходил во двор. Был в пятидесяти футах от двери. С какой стати ты включила сигнализацию?

– Ты не понимаешь, через что я сегодня прошла, – пробормотала она и, хромая, вернулась в открытый космос. – Мне тут довольно-таки одиноко, Гари. Очень одиноко.

– Я ведь дома, не так ли? Я вернулся.

– Да, теперь ты дома.

– Па, а что на обед? – спросил Кейлеб. – Может быть, гриль-ассорти?

– Ага, – съязвил Гари, – сейчас я приготовлю обед, и помою посуду, и заодно подстригу изгородь. Я один тут здоров, да, Кэролайн? Тебя это устраивает?

– Да, конечно, будь добр, приготовь обед, – промурлыкала она, уставившись на экран.

– Хорошо, я приготовлю обед! – Гари хлопнул в ладоши и снова откашлялся. Ему казалось, будто в груди и в голове отваливаются от осей изношенные шестеренки, врезаются в другие части внутреннего механизма, а ведь он требовал от своего тела энергии и легкости, даже бравады, каковых давно уже не имелось в наличии.

Ему бы поспать хорошенько хотя бы часиков шесть. Для этого Гари замыслил выпить два стакана мартини с водкой и завалиться в десять. Он нахально подливал и подливал водку в шейкер со льдом: чего стыдиться важной шишке из «СенТраста», когда охота расслабиться после трудного дня?! Потом разжег в гриле мескитные угли, выпил первую порцию мартини. Описав большую дугу по параболе, словно брошенная монета, вернулся в кухню и сумел нарезать мясо, но мясо еще надо было приготовить. Он налил себе вторую порцию мартини, рассчитывая на прилив энергии и оживления, и, благо Кэролайн и Кейлеб не смотрели в его сторону, когда он наливал предыдущий коктейль, решил официально считать эту дозу первой. От водки глаза слегка остекленели, но, справившись с собой, Гари вышел во двор и положил мясо на решетку гриля. Усталость, полный дефицит благоприятных факторов вновь одолели его. На глазах у своих близких он совершенно открыто смешал третий (официально второй) мартини и выпил до дна. Гриль за окном был объят пламенем.

Схватив тефлоновую кастрюльку с водой, Гари ринулся во двор, расплескав по дороге лишь часть жидкости, остальное донес до цели и вылил в огонь. Поднялось облако пара, дыма, обратившегося в аэрозоль жира. Гари отодрал от решетки куски мяса – нижняя их сторона почернела, обуглилась. Пахло сырым и паленым, как после пожара. В углях осталось слишком мало тепла, и с сырой стороны мясо лишь слегка зарумянилось, хотя Гари продержал его на решетке еще десять минут.

Удивительно тактичный сын Джона тем временем накрыл на стол, достал масло и хлеб. Наименее обгоревшие и наименее сырые куски мяса Гари уступил жене и детям. Неуклюже орудуя ножом и вилкой, набил рот сырой, вывалянной в золе курятиной. Сил разжевать и проглотить ее не было, как не было сил и отойти от стола, выплюнуть эту гадость. Он так и сидел с непрожеванной курицей во рту, пока по подбородку не потекла слюна – право же, не лучший способ демонстрировать душевное здоровье. Тогда он проглотил разом весь ком. Словно теннисный мяч упал в горло. Все семейство таращилось на него.

– Папа, ты хорошо себя чувствуешь? – встревожился Аарон.

Гари утер подбородок.

– Отлично, Аарон, спасибо. Тыпленок немного шесткий. Немного жесткий. – Он закашлялся, пищевод полыхал огнем.

– Ты бы пошел прилег, – словно ребенку, посоветовала Кэролайн.

– Лучше займусь изгородью.

– Вид у тебя усталый, – заметила Кэролайн. – Лучше бы прилег.

– Я не устал, Кэролайн. Просто дым в глаза попал.

– Гари…

– Я знаю, ты всем рассказываешь, будто у меня депрессия, но на самом деле ничего подобного у меня нет!

– Гари!

– Ведь правда, Аарон? Правда? Она говорила вам, что у меня депрессия? Говорила?!

Аарон, застигнутый врасплох, оглянулся на мать. Та медленно, многозначительно покачала головой.

– Ну?! Говорила?! – настаивал Гари.

Аарон уткнулся взглядом в тарелку и покраснел. Судорожный приступ любви к старшему сыну, к этому прелестному, искреннему, кокетливому, краснеющему подростку, тотчас сменился яростью, выбросившей Гари из-за стола, он даже не успел понять, что произошло, не заметил, как выругался в присутствии детей.

– Пошла ты на хрен, Кэролайн! – орал он. – Пошла ты на хрен с твоими перешептываниями. Всё! Иду стричь эту чертову изгородь!

Джона и Кейлеб низко опустили головы, словно под обстрелом. Аарон, похоже, изучал свою биографию и гадал о будущем, всматриваясь в таинственные линии на покрытой жиром тарелке.