Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория

Утром, когда впервые выглянула в окно, никакой плазмы уже не надо.

Солнце отражалось во льду, покрывавшем гигантское озеро. А совсем вдали разноцветно маячили маленькие пятнышки. Поняла, что это такое, только когда взяла у Ефима Аркадьевича монокуляр – половинку бинокля. Там, по сверкающей, абсолютно ровной поверхности, влекомые ветром, гоняли буера. Вот их паруса – целиком алый, желто-синий и бело-красный – я и увидела, когда первый раз выглянула из номера.

В первый день на радости общения с природой времени выделено не было.

Мы собрались в маленьком конференц-зале, человек десять-двенадцать. Кроме приехавших с Береславским, тут были три господина, которых я не знаю, и супружеская пара, с которой мы познакомились во время нашей поездки к Муравьиному Папке, как именует вороватого губернатора Ефим Аркадьевич. Тогда они были с больной девочкой. Сегодня приехали вдвоем.

Начал наш предводитель. Объяснил, что дело не в том, кто выиграет тендер, а в том, что получит после тендера город.

Врет, конечно. Влез бы он в этот гадюшник, если б на кону не стояли такие деньги? Хотя слова складывает красиво. И нас учит хорошо – не зря я не пропустила ни одной его лекции.

Игорек разобрал свою аппаратуру – он и оператор профессиональный, – после чего сразу начал снимать.

Фабула мне уже давно была ясна.

Однако я еще больше зауважала своего препода, когда поняла, кто будет играть в этом фильме на нашей стороне. Немолодой дядька с усами и сильными руками, он и мне руку безжалостно пожал, оказался начальником департамента здравоохранения области. Мужчина здорово нервничал, но, видно, решение принял твердо.

Из обрывочных бесед – мама с Ефимом Аркадьевичем при мне сразу умолкали – я кое-что знала о фундаменте этого решения. Кроме нежелания старого хирурга ввозить старье в диагностические кабинеты и операционные, были еще гарантированные деньги, которые Шевелев получал, даже если тендер будет проигран. Плюс физическая защита в случае необходимости, последнее – от неких могущественных друзей Береславского. Вообще профессор удивлял меня все больше и больше: для такого количества и, главное, качества его связей «ягуарчик» у него все же был староват.

Что касается молодого – то он заправлял всеми пиар-делами областного правительства. Павел Александрович, так его звали, сразу передал Игорьку кучу оцифрованных видеоматериалов на обсуждаемую тему. В перерыве мы с ним кое-что комфортно просмотрели, на плазме в его номере имелся USB-вход – из этого уже можно было сделать убойный фильм: и картинка, и цифры, и персоны – имелось все.

Игумнов вполне профессионально исследовал подарок, отмечая, что и как пойдет в дело по рождавшемуся в его голове сценарию.

Попутно он попытался исследовать мое тело, по крайней мере, коленки и верхнюю половину. Я деликатно уклонилась: во-первых, не забыта была еще вчерашняя обида, и во-вторых, когда заходила к Игумнову в номер, мне вслед смотрел Бориска. И этим взглядом испортил все флиртовое настроение. А так я бы тоже не прочь чуть-чуть продвинуть вперед наши с Игорьком отношения. Без лишней спешки, конечно.

После обеда – гораздо менее вкусного, чем в незабвенной «Столовой № 1», – обсуждение продолжилось.

Игорь заснял рассказ Лены, мамы больной девочки. Она в конце заплакала. У меня, если честно, тоже глаза были на мокром месте.

Когда у ребенка начались боли, какие только диагнозы ей не ставили местные педиатры. В итоге, исследовав Маргаритку на современном оборудовании в Москве, в историю болезни сразу вписали четвертую, почти смертельную стадию.

Если бы нужная техника была в области, рак не успел бы зайти так далеко. Да и сейчас на обследования они мотаются в Москву, хотя девочке крайне противопоказаны и лишние нагрузки, и лишнее общение.

Закончив съемки, мужчины и моя мама продолжали разговаривать уже не для камеры.

Я застала только конец разговора.

– Да надоело бояться! – резко бросил пожилой. – Убивать нас вряд ли будут. А выгонят – жить станет непросто, но с голоду не умрем.

– Затраты на компенсацию ваших рисков изначально заложены в проект. – Это уже моя мама сказала.

– Спасибо, конечно, – поблагодарил дядька, но видно было, что поверил не до конца. Тем ценнее его готовность к жертвам. Это не Ефим Аркадьевич, который тоже, видать, человек рисковый, но – за вполне определенные суммы.

Хотя зря я гоню на Береславского. Если б не его страсть к деньгам, маме моей пришлось бы туго.

И тут меня осенило: а может, кроме страсти к деньгам, у препода есть еще и немножко страсти к моей маме?

Я стала раздумывать на эту тему, и пазл сложился: совсем недавно, приехав на нашу дачу, я застала Надежду Владимировну, как бы это сказать помягче, слегка возбужденной. И глазки даже посверкивали, чего давно за ней не замечаю.

А по дороге мне показалось, что видела зеленый «Ягуар» Береславского и даже его лысо-хищный очкастый профиль. А «Ягуары» возле нашей непрестижной дачи мелькают нечасто.

Короче, теперь я просто уверена, что профессор обольстил мою несчастную маму. Или она его.

Ну и отлично, она же на сто процентов женщина, а запирает себя в своем рабочем кабинете, как в сексуальном гробу.

Но тогда почему рядом с ней явно влюбленный Ванечка Борщев? И почему Надежда Владимировна смотрит на него – Ванечка действительно классный мужик – с большим одобрением? Номера у них разные, но тоже постоянно сидят друг у друга в гостях.

Да и Ефим Аркадьевич приехал с женой, вполне, кстати, достойной дамой.

Черт, пазл распался.

Ну его на фиг.

Пусть мамочка делает что хочет: с Борщевым, с Береславским, с обоими вместе, прости меня господи, лишь бы ей было хорошо.

Потом областные заговорщики уехали, а мы еще на денек остались. Мама с Береславским и двумя ноутбуками осмысливали ситуацию в холле, остальные тратили время в соответствии со своими пристрастиями.

Мы, например, с Игорьком сразу навострили лыжи. В прямом смысле слова.

Бориска тоже захотел с нами. Я внутренне была против, но отказать не смогла. Хотя и брать с собой – немногим лучше.

Игорек катался мастерски. Он и был мастером спорта по беговым лыжам.

Я мастером спорта не была, но мамочка поставила меня и на лыжи, и на коньки, по-моему, в первую же зиму моей жизни.

А Бориска ездил, как… В общем, если поросенка поставить на лыжи, он будет ездить как Бориска.

Он падал, спускаясь с любой горки, а гаденыш Игорек, прокладывавший маршрут, выбирал самые крутые в окрестности. Это было неспортивно, и наконец жалость к побежденному пересилила. Я в очередной раз помогла Бориске подняться со снега и собрать его раскиданные шмотки, после чего развернула лыжи к дому.