Татьяна Соломатина - Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Святогорский только пророком оказался. Что было не сложно. После того, как оказалось, что несчастная дура Инна Алексеева вот уже пять лет жуёт только сырые овощи, фрукты и траву. Аркадий Петрович даму разговорил. Ни с кем до него она на контакт не шла. А ему — даже фотографию свою показала. Пятилетней давности. Ещё до того, как познакомилась с Инжиром. С фотографии на Святогорского смотрела жизнерадостная кудрявая девица, весом килограммов под шестьдесят аж! («Смотрите, какая я тут толстая и нездоровая!»). Теперь, когда у неё полетели волосы, ногти, и пятки стали, как наждак — теперь-то — да! Теперь она здорова! Хитрый анестезиолог притащил гамбургер и продолжил беседу, поедая оный. Ссылаясь, разумеется, на недостаток времени на поесть. (Это, собственно, было правдой.) Сглатывая слюну, Инна Алексеева предупредила Аркадия Петровича о том, что он умрёт в страшных муках. А затем, взяв слово ничего не говорить её мужу, рассказала, что ей снились прежде кровавые бифштексы; шипящие булькающие, выпускающие пряный дым котлеты по-киевски. Когда она ещё была нездорова. А вот теперь ей вообще ничего не хочется есть. И не снится ничего. Теперь она здорова. И скоро начнёт питаться только праной. Инжир ей всё объяснил. Теперь ей ничего не хочется, потому что её организм совершенно очистился от зловредных токсинов. И потому теперь больше ничего не хочет.

— У неё туберкулёз, — сказал Святогорский Поцелуевой и Родину. — Мало того, ставлю пузырь: диссеминированный туберкулёз. Первых двоих детей она родила, кое-как держась на запасах нажранного прежде витамина бэ двенадцать. Уж как-то скаредничал организм, распределял. А третий раз — не выдержал. Всё посыпалось. В первую очередь иммунитет и кроветворение.

— Аркадий Петрович! Перекрестись! Диссеминированный туберкулёз — он же… Уж нет его!

— Да щаз! Спорим сразу на ящик, что у Инны Алексеевой, моносыроедки, именно он. Диссеминированный туберкулёз. Сухой плеврит на фоне таких показателей!.. Забыли вы клинику, ребятки. Ой, забыли! Устал твердить, как вы забыли клинику! Ничего без лабораторно-инструментальных исследований не можете.

— Но она же не бомж какой!

— Она хуже. Как бомж — только уже никакой!

ПЦР показало микобактерию. Посев выявил бактериемию. Пока ждали результатов посева — сделали рентген, со всеми предосторожностями вроде свинцового фартука на живот. Под тяжестью которого, — вполне терпимой для здоровой молодой женщины, даже для здорового дитя, — она чуть не рухнула. Рентгенолог, рассматривая снимок, удивился как она вообще забеременела. Как выносила.

Святогорский выиграл свой ящик коньяка. Выигрыш, не приносящий радости. В отличие от самого коньяка, разумеется.

Роды жене инжировой индуцировали. Она, разумеется, влетела в слабость. Кесарить её было преступно — при таком-то состоянии всех органов и систем. Кровотечение на фоне иммунодефицитного состояния и анемии — фатально. По-хорошему, её бы стоило перевести в специализированный родильный дом. Чтобы снять ответственность. Но Родин взбрыкнул — и взял на себя. Рисковал? Да. Но, на то ты и большое начальство.

Обошлись выходными щипцами. Новорождённый при сроке беременности тридцать пять недель — пока суд да дело, — родился очень маловесным. Один килограмм сорок граммов. На двадцать восемь максимум недель. На целый сорок один грамм переплюнул детей с экстремально низкой массой тела — до девятьсот девяносто девяти граммов. Да, сейчас и таких выхаживают. Но вот риски и прогнозы…

Ельский выходил. Сколько время в ОРИТ позволяло. Затем перевёл в детскую больницу. Такой крохе прямо сейчас нельзя было вводить изониазид-резистентную форму БЦЖ и назначать курс изониазида для профилактики инфицирования от матери. Маточно-плацентарный барьер как-то справился — хвала огромным запасам прочности, заложенным в нас организмам и хорошим питанием в детстве и юности. Но печень слабенького новорождённого сейчас бы этого просто не выдержала. Сперва надо было выходить, строго изолировав от матери. Строго изолировать его от матери было необходимо. Иначе немедленное заражение — и смерть. Инну Алексееву, как только позволило состояние её репродуктивной системы, перевели в туберкулёзный диспансер на стационарное лечение.

И всё это на фоне бесконечных скандалов с Инжиром. Который сначала обвинял свою жену в том, что она тайно ночью сало грызла — отсюда и болезни. Потом пытался сразиться с детской реанимацией за право вскармливать новорождённого сына соевым молоком — где успешно обломался об Ельского.

— Знаешь, что самое ужасное в этой истории? — Святогорский сидел в кабинете у Поцелуевой.

Оксана посмотрела на него:

— Водка в холодильнике. Я — не буду. Беременная.

— От Серёги хоть?.. Да тихо ты, тихо! — Рассмеялся Аркадий Петрович. — Пошутил я. Оставляете?.. Самое ужасное в этой истории, что как только бабу инжирову подлатают в «тубзике» — она выпадет оттуда прямо в объятия любящего супруга. Туда же выпадет и младенчик их из детской больнички. И всё начнётся по новой. Но надолго их уже не хватит. Это пока у неё запасы были… В диспансере её, конечно, котлетами напичкают. А малому — кранты сразу. Уж по всему миру процессов, читала?!. В Австралии родителей-веганов осудили, как убийц. Уморили своё дитя голодом… М-да… Очень много стало вершков, Оксана Анатольевна. Корешки не справляются. А тут ещё мы им мешаем. Спасаем, кого ни попадя. А слишком большая крона — она вредна и опасна для дерева. Пока листики вроде всех этих инжиров и примкнувших опадают — ещё ничего. Но мы же с каждым этим листиком возимся. Латаем. Верёвочками к веточкам привязываем…

— Ты что, социал-дарвинист? — прервала монолог Поцелуева.

— Почему — социал? Просто: дарвинист… Так что там с вашей с Серёгой беременностью?

— Аркадий Петрович, я боюсь, что не справлюсь. Не справлюсь и с заведованием, и с вынашиванием, а затем и… В сутках всего двадцать четыре часа. Я — заведующая. Отец — начмед.

— Мать и отец — не няньки. Не забывай, Оксана Анатольевна.

— А что там у Тыдыбыра с её престарелым патанатомом? Ещё не переспали?

— Фу! А ещё — леди!

— Да какая я, к чертям, леди! И ты всегда всё знаешь!

— Да. Я всё знаю! Но если информация конфиденциальна — она конфиденциальна.

В этот момент в двери постучали. Но никто не влетел не дожидаясь разрешения, как было принято.

— Да! — Раздражённо гаркнула Поцелуева.

Вошла Мальцева Татьяна Георгиевна. Собственной персоной. Оксана тут же подскочила.

— Заходите, Татьяна Георгиевна! Это же ваш кабинет!

— Ну что ты, Оксана! Это — твой кабинет.