Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Склифе

— Нет.

— Тогда объясните, пожалуйста, в чем мне виниться?

— Я – это я, а Ромашов – это Ромашов! — рассердился Марк Карлович. — Завтра сами почувствуете разницу. Я вам советую, как себя вести, а вы лезете в бутылку! На рожон вы лезете! В общем, нарываетесь на крупные неприятности вместо средних! Если вы начнете так же вести себя с Ромашовым, то вам точно придется уйти из Склифа, и не по собственному желанию!

«Надо было снять диагноз отравления суррогатами и отказать этому сукиному сыну в приеме, — подумал Данилов. — Тогда ничего бы не было или если бы даже и было, то не в таком масштабе».

Спокойно сидеть и слушать Марка Карловича было очень трудно. Хотелось встать, послать всех к такой-то матери и уйти. Но это было бы не очень разумно. Зачем раньше времени сжигать за собой мосты? Мосты стоит жечь только тогда, когда убедишься, что другого выхода нет. Да и куда податься свежеиспеченному токсикологу с подмоченной репутацией? Токсикология – очень маленький, замкнутый мирок, это вам не терапия.

— Я же не призываю вас каяться в том, чего вы не делали! — продолжал Марк Карлович. — Просто будьте благоразумны, скажите, что сделали выводы и впредь будете относиться к пациентам более внимательно… Впрочем, это ваше дело, а не мое… Идите работать.

Работалось плохо – мешала головная боль и злость. А как тут не злиться? Возвращаешь женщине деньги, которые она пыталась «забыть» на твоем столе, и навлекаешь на себя подозрения в вымогательстве. Госпитализируешь пьяного придурка для динамического наблюдения, а он обвиняет тебя в воровстве. Здорово!

Сутки тянулись до бесконечности, несмотря на то, что под завязку были заполнены работой – пациенты перли косяком, только успевай осматривать да укладывать. Обычно при подобной загрузке время летит незаметно, но сегодня оно словно остановилось. Данилов пытался подбодрить себя при помощи самовнушения – не получилось.

Утром после пятиминутки он переоделся, выпил натощак для бодрости крепчайшего чаю и, для того чтобы собраться с мыслями, с четверть часа погулял по двору. Чай с прогулкой сделали свое дело – в голове немного прояснилось, правда, раздражение не улеглось. Поняв, что лучше ему не станет, Данилов сменил медленный прогулочный шаг на быстрый и спустя пять минут уже сидел в приемной заместителя директора по лечебной части.

Скучать не пришлось – смазливая секретарша закончила телефонный разговор, спросила: «Вы по какому вопросу?», заглянула в кабинет и тут же вынырнула обратно.

— Проходите!

Тон ее голоса был сух, а взгляд строг. «Молодец, хорошо улавливаешь настроение руководства», — про себя похвалил девицу Данилов и вошел в кабинет.

Максим Лаврентьевич встретил его неласково, можно даже сказать – откровенно недружелюбно. На приветствие не ответил и сесть не предложил. Ничего страшного – Данилов сам выбрал один из стульев и сел на него. В ногах правды нет.

— Что вы скажете по поводу жалобы? — Максиму Лаврентьевичу явно не понравилось даниловское самоуправство, но не сгонять же человека со стула. Пусть сидит, раз уж сел.

— Все эта жалоба – чистейшая ложь, от начала и до конца!

— Прямо так вот от начала и до конца? — усомнился Максим Лаврентьевич. — Ни одного слова правды?

— Правда только в том, что жалобщик действительно провел несколько часов у нас в приемном отделении…

— Заведующий его, кажется, смотрел?

— Да. Был совместный осмотр.

— И вы им занимались как положено?

— Да.

— И никаких денег не брали?

— Не брал.

— А он вас взял и оболгал? Так получается?

— Так.

— Почему?

— Откуда мне знать?

— Но согласитесь, что жалобы на пустом месте не возникают, не так ли?

— Мне трудно судить, как и почему возникают жалобы. Я могу сказать только одно…

— Только не оправдывайтесь! — Максим Лаврентьевич предостерегающе поднял вверх обе руки.

Ладони у него были красноватые. «Печень не в порядке», — машинально диагностировал Данилов.

— Я уже читал вашу объяснительную! И не намерен выслушивать то же самое!

— Тогда зачем вы меня вызвали? — Данилов просто не мог не задать этого вопроса, хотя и сознавал, что он только обостряет ситуацию.

— Уже и сам не знаю! — признался Максим Лаврентьевич. — Наверное, просто хотелось посмотреть вам в глаза.

Пересаживаться ближе Данилов не стал, но глаза раскрыл пошире – смотрите, раз хочется, разве мне жалко.

— У нас работает три тысячи человек, но мало на ком сходится столько негатива, как на вас, уважаемый доктор.

«Как величать его в ответ? — подумал Данилов. — Уважаемый заместитель директора? Как-то чересчур. Впрочем, можно попробовать…»

Мужик решил – мужик сделал.

— Как мне понимать ваши слова, уважаемый заместитель директора по лечебной части? — елейным голосом спросил Данилов, с удовлетворением наблюдая за тем, как меняется в лице Ромашов. — Что означает «сходится много негатива»?

— То самое и означает! — рявкнул «уважаемый заместитель директора по лечебной части». — Доцент Холодков сразу сказал, что вы неприятный и конфликтный субъект…

«Ай да Холодец-молодец! — восхитился Данилов. — Вот падаль!»

— …а Тишакова, пообщавшись с вами, чуть ли не рыдала здесь, в моем кабинете!..

«Бедная Нина Дмитриевна. — Данилов почти искренне посочувствовал заведующей гинекологией. — Как же я так сумел ее допечь?»

— …Я собственными глазами видел, как вы пытались брать на дежурстве деньги!..

«По умению делать правильные выводы на основе личных наблюдений ты, уважаемый заместитель, превзошел такого клинического идиота, как доктор Ватсон. Респект и уважуха!» – говорил Данилов сам себе.

— …Калинин жаловался на то, что какой-то ваш протеже пытался украсть из ординаторской свою историю болезни!..

«Сказать, что это был не мой так называемый «протеже», а его безмозглая подружка? И что я не имею к этому никакого отношения? Зачем? Этот перец все равно мне не поверит», — подумал Данилов и не стал оправдываться.

— …А теперь еще и эта жалоба в департамент! — Максим Лаврентьевич победно посмотрел на Данилова. — Что вы скажете?

Данилов ничего не ответил.

— Почему вы молчите?! — Максим Лаврентьевич еще больше повысил голос. — Вам нечего сказать!

Данилову было что сказать. Еще как было! Только позволь себе начать, так не остановишься… Только вот почти все слова, вертевшиеся у него на языке, были матерными. Вряд ли стоило их озвучивать.

— Ну скажите хоть что-нибудь! — настаивал «уважаемый заместитель».

Данилов понимал, что от него ждут покаяния и униженных просьб «дать шанс» и «позволить исправить положение». А вот вам хрен вместо покаяния, малоуважаемый заместитель директора!