Карлос Сафон - Узник Неба

Профессор Альбукерке подумал и кивнул.

— Логично, — подытожил он.

— Следовательно, вы считаете задачу выполнимой, профессор?

— Пожалуй, это донкихотская миссия, каких мало, — дал оценку профессор. — Как наделить зачахшего дона Фермина Ламанчского родословной и комплектом фальсифицированных бумаг для бракосочетания с его возлюбленной Бернардой Тобосской, которые выглядели бы законными в глазах Господа и Гражданского регистра?

— Я размышлял на эту тему и почитал юридические справочники, — признался я. — Первоначальным удостоверением личности человека в нашей стране служит свидетельство о рождении, которое, если разобраться, представляет собой довольно простой документ.

Профессор поднял брови:

— Вы намекаете на весьма деликатные материи. Не говоря уж о том, что это преступление, причем нешуточное.

— Вернее, беспрецедентное, по крайней мере в анналах судебной практики оно не зафиксировано. Я проверял.

— Пожалуйста, продолжайте, вы меня заинтриговали.

— Предположим, что некто имеет доступ в помещения Гражданского регистра и в состоянии, скажем, спрятать свидетельство о рождении в архивах… Не станет ли оно достаточным основанием для установления личности любой персоны?

Профессор тряхнул головой.

— Для новорожденного — вполне возможно. Но если в теореме речь идет о взрослом человеке, потребуется полный перечень документов, подтверждающих подлинность биографии. Допустим, у вас гипотетически есть доступ в архивы. Откуда вы возьмете все необходимые документы?

— Положим, есть способ создать ряд правдоподобных факсимильных копий. Как вы считаете, план осуществим?

Профессор тщательно проанализировал условия задачи.

— Основной риск заключается в том, что кто-то способен обнаружить подлог и пожелает предать его гласности. Но в данном случае, учитывая кончину враждебной стороны, которая могла бы забить в набат по поводу несостоятельности документов, проблема сводится к двум пунктам. Во-первых, как пробраться в архив и пристроить в хранилище фальшивое, но основательное и безупречное досье. И во-вторых, как создать полный комплект документов, необходимых для легализации личности. Я имею в виду бумаги всех видов, от приходской метрики и свидетельства о крещении до удостоверений и сертификатов…

— Относительно пункта первого: насколько я понял, вы в настоящий момент пишете цикл очерков о прелестях законодательной системы в Испании по поручению Депутации, дабы увековечить сей институт. Я провел небольшое исследование и выяснил, что во время войны некоторые архивы Гражданского регистра пострадали от бомбардировок. И это значит, что сотни и тысячи личных дел пришлось восстанавливать в грубой спешке. Я не специалист, но осмелюсь предположить, что это приоткрывает небольшую лазейку, которой вполне может воспользоваться человек, обладающий информацией, связями и четким планом действий…

Профессор искоса посмотрел на меня.

— Вижу, вы проделали кропотливую исследовательскую работу, Даниель.

— Простите за дерзость, профессор, но ради счастья Фермина я готов пойти гораздо дальше.

— И это делает вам честь. Но вы также не должны пренебрегать судьбой того, кто попытается проделать этот трюк, ибо, если его поймают за руку, ему грозит суровое наказание.

— Вот почему я и подумал, что тому, у кого гипотетически есть ход в архивы, следует взять с собой помощника, который выполнит самую рискованную часть операции, если можно так выразиться.

— В таком случае гипотетический помощник должен обладать полномочиями, чтобы гарантировать благодетелю пожизненную скидку в двадцать процентов на любую книгу, приобретенную в букинистическом магазине «Семпере и сыновья». И приглашение на свадьбу новорожденного.

— Считайте, дело в шляпе. И скидка вырастает до двадцати пяти процентов. Но в глубине души я знаю, что существует некто, гипотетически, кто согласился бы помочь pro bono,[41] ничего не получая взамен, хотя бы из удовольствия забить гол коррумпированной и прогнившей системе.

— Я ученый, Даниель. Сыграть на моих чувствах не получится.

— Тогда ради Фермина.

— Это другой разговор. Обсудим технические детали.

Я вынул и показал ему сотенную банкноту, которую дал мне Сальгадо.

— Вот мой бюджет на оплату издержек предприятия, — пояснил я.

— Вижу, вы готовы стрелять, не жалея пороха, но лучше употребите деньги на другие расходы, которых потребует сей ратный подвиг, поскольку мои услуги ничего вам стоить не будут, — ответил профессор. — Наибольшее беспокойство, уважаемый помощник, у меня вызывает крамола с документами. Новые центурионы власти, помимо водоемов и требников, удвоили громоздкость и без того чудовищной бюрократической системы, достойной худших кошмаров нашего верного друга Франсиско Кафки. Как я уже говорил, необходимо с предельной тщательностью подойти к созданию всевозможных судебных постановлений, распоряжений, ходатайств и прочих бумаг. Они обязаны выглядеть подлинными и должны в точности соответствовать содержанию, стилю и духу старых, истертых и пропитанных пылью досье и не подлежать сомнению.

— С этой стороны мы надежно защищены, — сказал я.

— Мне необходимо знать список соучастников данного заговора, чтобы убедиться, что вы не бравируете.

Я растолковал профессору вторую часть плана.

— Может, и получится, — сделал он утешительный вывод.

Как только нам подали основное блюдо, мы свернули тему, и беседа приняла другое направление. Во время обеда я изо всех сил крепился, но, когда настал черед кофе, не выдержал и, притворившись, что вопрос не представляет для меня особого интереса, обронил:

— Кстати, профессор, недавно мы разговаривали о том о сем с одним из клиентов магазина, и случайно всплыло имя Маурисио Вальса, бывшего министра культуры и прочее. Что вам о нем известно?

Профессор приподнял бровь.

— О Вальсе? То же, что и всем, полагаю.

— Уверен, что вы знаете намного больше других, профессор. Намного больше.

— Видите ли, если честно, я уже давно о нем ничего не слышал, хотя раньше Маурисио Вальс являлся весьма заметной фигурой. Как вы правильно отметили, в свое время он был министром культуры, знаменитым и непревзойденным, а также возглавлял массу организаций и учреждений. Человек, обласканный нынешним режимом, имевший большой вес в своей области, покровитель многих, любимое дитя культурных колонок испанской прессы… Как я и сказал, яркая личность.

Я слегка улыбнулся, как будто мне было приятно все это выслушать.